Тавриз туманный - Мамед Ордубади

На этом беседа наша прервалась. Машина, обогнув Дарадиз, помчалась в северном направлении. Холодный ветер предвещал близость Джульфы. Разговаривать было невозможно. Сильными порывами ветра относило наши слова.

Крыши домов издали казались не больше спичечных коробок, разбросанных на песке. Показав на север, я сказал:

- Доехали! Видите сверкающую среди песков ленту? Это Аракс. Можно считать, что мы уже в Джульфе.

* * *

Вечерело. Холодный джульфинский ветер неистовствовал. Он срывался с горы Кемтал на юго-востоке и Алиджи - на севере, кружась, взметал вверх песок, засыпая крыши домов. Я ожидал, пока опустятся сумерки, чтобы пойти разузнать об Ага-Мамед-Гусейне Гаджиеве и Алекпере. Стряхнув с себя пыль, я переоделся и через несколько часов вошел в зал ресторана.

Джульфу окутал сумрак. В ресторане при гостинице "Франция" жизнь шла своим чередом. Пассажиры, приехавшие из Ирана, а также отправляющиеся туда, были в сборе.

Я послал официанта просить русскую девушку разделить со мной трапезу. Она ответила согласием. Наш ужин затянулся до десяти часов вечера.

- Не собираетесь ли вы отдохнуть? - спросила она, когда мы встали из-за стола.

- О нет! Но если вы хотите отдохнуть, я не буду вам мешать.

- Нет, я хотела бы встретить поезд из Тифлиса, который приходит в одиннадцать.

- А у меня тут есть знакомые, с которыми мне необходимо повидаться. Мы с вами встретимся здесь примерно в двенадцать часов.

Условившись с девушкой, мы разошлись. Она села в фаэтон и уехала на вокзал, а я с Григор-агой вышел из гостиницы "Франция". Беседуя, мы направились с ним на площадь Кредитного банка. Раскинувшиеся по берегу Аракса солдатские шатры напоминали пирамиды на берегу Нила в Египте, а купол церкви напротив Кредитного банка был похож на сфинкс.

Ветер выл, как голодный шакал, но был бессилен заглушить голоса царских солдат, поющих "Боже, царя храни!".

Грохот больших пушек, проходивших через джульфинский мост, наводил ужас. Казалось, земля приходит в сотрясение.

- Джульфа не та, что вы видели в 1909 году, - сказал Григор-ага. Теперь это не тыл, а скорее, прифронтовой город.

И действительно, по улицам Джульфы проходили войсковые отряды, везли пушки, походные кухни. Даже в отеле "Франция" было много офицеров.

Григор-ага пожаловался мне на свою судьбу.

- Отвратительные настали времена, - сказал он. - Люди, использующие иранский вопрос в корыстных целях, преследующие только свои, узкие интересы, которые они выдают за общественные, всякие мракобесы, черносотенцы, головорезы - все рыщут тут, как волки в туман. Если кто вздумает взорвать мою гостиницу, то в ее руинах найдут себе могилу десятки шпионов и изменников родины.

Продолжая беседу, мы с Григор-агой зашли за гостиницу "Европа" и, стараясь не быть замеченными, двигались по маленьким нелюдным улицам к дому Мамед-Гусейна Гаджиева. Немного дальше из гостиницы Нико вышел коренастый, полный человек и направился к нам.

- Вернитесь в гостиницу, - сказал он подойдя. - Нам необходимо поговорить.

Это был жандармский десятник Хромцов. Разными дорогами мы вернулись в гостиницу. Войдя в квартиру Григор-аги, Хромцов пристально посмотрел на меня и, видимо, узнал.

- Мы были с вами знакомы еще в девятом году, - сказал он и любезно пожал мне руку. Вынув из портсигара папиросу, Хромцов закурил и обратился к Григор-аге. - Сегодняшнюю новость и за десять рублей не отдам.

- Не заламывай цену, не жадничай, - сказал Григор-ага.

- И я кое-что добавлю, - вмешался я в разговор и сунул ему в руку двадцатипятирублевую ассигнацию.

При виде этой суммы у Хромцова разгорелись глаза. Его удивило большое вознаграждение и, повертев ассигнацию, он внимательно осмотрел ее и спросил:

- Не фальшивка ли?

- Нехорошо так думать. Я не могу быть бесчестным в отношении господина Хромцова, это было бы неуважение к его особе.

Жандармский десятник положил деньги в карман.

- Вчера вечером Молла Гасан Махмудов, собачий сын, на вокзале подсунул мне десять рублей, а утром гляжу, фальшивые, - сказал он.

- Ну, ладно, выкладывай, что у тебя? - не вытерпел Григор-ага.

- Дай десятку, потом поговорим, - спокойно возразил Хромцов и сел.

Григор-ага достал десятирублевку и отдал ему.

Хромцов вынул из кармана приказ и начал читать. В нем было предписано немедленно арестовать Ага-Мамеда Гаджиева и Алекпера Гусейнова, скрывавшихся в гостинице Сафарова.

Положив приказ обратно в карман, Хромцов сказал:

- Ночью вы должны сделать все, что нужно, а утром я доложу жандармскому полковнику Штраубе, что этих людей в Джульфе нет. Поняли? Пока! - Хромцов ушел.

Мы с Григор-агой переглянулись.

- Пошли скорее за Арсеном, - сказал я.

Я волновался и не находил себе места: товарищи были в опасности. "Как хорошо, что я не опоздал, - говорил я себе: - задержись я на один день, случилось бы большое несчастье". Рассуждая так, я быстро ходил по комнате, нервы мои были напряжены до предела.

Пришел Арсен, мы обнялись и расцеловались. Без всяких предисловий я рассказал ему, в чем дело. Арсен поднялся с места и решительно заявил:

- Сию же минуту я позову аробщика Аветиса-агу. - Он стремительно вышел.

Прошел еще час. В двенадцать ночи Аветис-ага явился. Мы обсудили с ним подробности переброски Алекпера и Ага-Мамеда Гаджиева в Иран, и он отправился.

Больше часа провел я в напряженном ожидании. Наконец, вернулся Аветис-ага и сообщил, что Ага-Мамед, завернутый в мех, и Алекпер на месте аробщика благополучно перешли через Джульфинский мост и вступили на иранскую территорию. Мы успокоились. Теперь Ага-Мамед на фаэтоне начальника иранской почтово-телеграфной конторы должен был доехать до Алемдара. Алекпер же, пользуясь привезенным мной пропуском на имя Тутунчи-оглы, направлялся в Тавриз.

Когда мы закончили наши дела, посыльный принес письмо от русской девушки. В нем было написано:

"Люди, которых я ожидала, не приехали. Когда освободитесь, пошлите за мной. Ксения".

Мы решили поужинать в малом зале ресторана. Стол был уже накрыт. Ксения выглядела расстроенной. Во-первых, она устала, после долгой утомительной дороги, а во-вторых, как она писала, ожидаемые ею люди не приехали. Несмотря на все это, девушка была изящно одета, аккуратно причесана и надушена. Некоторое время она молчала, думая о чем-то своем, потом сказала с досадой:

- Зря прокатилась я сюда. А как ваши дела? Все уладили?

- С некоторыми нужными людьми мне удалось встретиться.

- Не думаете завтра выехать обратно?

- Нет. К сожалению, денька на два-три придется задержаться.

Ксения Павловна не смогла скрыть радости.

- Очень хорошо! Может быть, за это время и наши приедут.

Откровенно говоря, я почему-то не сомневался в благонадежности этой культурной и искренней девушки. Мне не верилось, что она следит за мной, что она может оказаться наемным агентом. Из разговоров с ней я убедился, что ее отношение к людям, взгляды на жизнь, манеры и поведение - словом, все свидетельствовало о том, что эта девушка чиста в своих помыслах. На вид ей было года двадцать два, но, казалось, она прожила уже долгую жизнь. Заметив, что я задумался, Ксения взглянула мне в лицо испытующим взглядом и улыбнулась.

- Вы имеете право не делиться со мною своими заботами, к тому же я не обладаю даром наделять удачей неудачников. Очень многие, кого постигает горе, кто попадает в затруднительное положение, воображают, что, кроме них, все остальные счастливы и довольны жизнью, но я не отношусь к таким людям. Я чувствую, что и вас что-то угнетает.

Я решил рассеять ее сомнения:

- У меня нет никакого горя. Если милая девушка на моем лице читает озабоченность, то я просил бы отнести это за счет утомления от долгой и трудной дороги.

Она усмехнулась.

- Усталость, вызванная тяжелыми мыслями и переживаниями, куда тяжелее усталости после трудной дороги. Ничто так не изнуряет человека, как мрачные думы.

Она неохотно ковыряла вилкой в тарелке, а мне хотелось, чтобы она хоть немного поела, и потому я решил не поддерживать более беседу.

Приход Григор-аги с супругой, присоединившихся к нам, помешал мне узнать, что скрывалось в тайниках сердца этой милой девушки. В малом зале, кроме нашей компании, были семейные пары, царские офицеры и служащие джульфинской таможни. Словом, публика собралась солидная. В четыре часа утра я спросил Ксению:

- Не хотите ли отдохнуть?

- Я бы не возражала, - ответила она.

Мы поднялись и вышли из зала. Я проводил девушку до ее номера. Прощаясь, она сказала:

- Я хотела бы утром позавтракать вместе с вами.

- В котором часу?

- К одиннадцати часам сможете подняться?

- Конечно, - согласился я.

Она пожала мне руку и, задержав ее в своей, сказала:

- Мы еще обстоятельно поговорим. Мне кажется, что в Тавризе нет людей, которые смогли бы развеять ваше горе. Я бы хотела быть вашим другом.