Тавриз туманный - Мамед Ордубади
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кровь бросилась в лицо девушке.
- Скажи, о какой работе ты говоришь?
- Разве твоя работа во славу германского империализма и связь с командующим германо-турецкими силами - не шпионаж?
- Вы не имеете никаких документов или доказательств! Я думаю, что никто не сумеет доказать мне это!
Я заглянул ей в глаза. Они были полны гнева. Даже теперь она глубоко прятала от меня свою душу.
Я достал из кармана письмо. Девушка сидела в стороне.
- Встань и подойди сюда! - сказал я и развернул письмо.
Она не знала еще, что это за письмо, поднялась и подошла ко мне.
- Посмотри, разве не ты писала это немецкому полковнику фон-Пахену? сказал я.
Мисс Ганна растерялась. Она задрожала всем телом.
- Я, - подтвердила она сдавленным голосом. - Я погибла. Как попало к тебе это письмо?
- Весьма сожалею, что я потратил много драгоценного времени на знакомство с германским агентом, - сказал я спокойным тоном. - Германская же шпионка, не будучи достаточно искусной, не поняла, кем является любимый ею человек.
Ганна страшно побледнела. На ее лице и губах не было ни кровинки.
- Меня, вероятно, арестуют! - только и могла сказать она.
- Да, твой пособник задержан. Сообщено в Тегеран. Если последует согласие американского посла, этой же ночью или самое позднее завтра, ты будешь арестована!
Голова девушки упала на стол. Она громко зарыдала. Я не мог оставаться здесь дольше. С минуты на минуту могли явиться казаки, окружить дом и арестовать ее.
- Плакать незачем! - сказал я. - Возьми себя в руки. Девушка, взявшая на себя такую смелость, должна обладать крепким сердцем.
- Ах, я погибла! - воскликнула она. - Я потеряла все. Отца, мать, родину и любовь, что была мне дороже всего на свете - тебя я потеряла. Как я страшусь попасть в руки русских офицеров, а попасть к ним, как шпионке, еще страшней, еще ужасней. Я верю тебе и умоляю, если возможно, постарайся спасти меня! Даю слово, что больше я не пойду по этому гнусному пути!
- Я не стану говорить о том, вернешься ты или нет на верный путь. Отречение и клятвы перед лицом опасности вполне естественны, - сказал я. Лишь в память дружеских и приятных минут, проведенных с тобой, лишь для того, чтобы не видеть тебя в руках царских солдат, я решил в последний раз спасти тебя из этой беды.
Когда девушка, стремительно нагнувшись, хотела поцеловать мне руку, я отдернул ее. Мисс Ганна снова склонила голову мне на плечо. Я поднялся.
- Встань, - сказал я. - Медлить нельзя. Автомобиль ждет тебя на улице.
- Куда я должна направиться?
- Отсюда до линии фронта два часа езды. Шофер знакомый. Там есть человек, который проводит тебя. Но ты должна забрать с собой и служанку. Если она останется здесь, она может в результате малейшей угрозы раскрыть все тайны. Захвати ценности, запечатай двери, возможно, ты опять вернешься.
- Мои ценности бери ты, я же возьму только одежду. Если я вернусь в Тавриз, ты отдашь мне их.
Девушка встала, позвала служанку и вкратце сообщила ей, в чем дело. Меньше чем через полчаса она была готова. Запирая двери и выходя из дома, она расплакалась.
- Клянусь, что буду верна нашей любви!
И я поклялся, что буду верен ей и, пожав ей руку, усадил в машину.
Автомобиль тронулся. Пока свет его фонарей исчезал в густом тумане тавризской ночи, я закрыл последние страницы трех лет жизни, потраченных на знакомство с немецкой шпионкой.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
ТАВРИЗ В 1914 ГОДУ
Начало Первой мировой войны пагубно отразилось на политической жизни Южного Азербайджана. Тавриз - столица страны - превратился в очаг реакции, центр политических интриг. В то же время он стал ближайшим тылом царской армии, действовавшей тогда против Оттоманской империи.
Военные ведомства установили за городом неусыпный надзор. Помещение английского консульства стало, фактически, штабом контрразведки.
Местные реакционеры сплотились вокруг царской и английской разведок, направляя свои усилия на то, чтобы переловить всех членов азербайджанской демократической партии и пересажать их в тюрьмы. Участники революционного движения Саттар-хана вынуждены были удалиться в подполье.
Однако реакционеры не ограничивались преследованием членов демократической партии. При содействии чиновников иранского правительства они заключали в тюрьмы всех сочувствующих Саттар-хану.
В Тавризе активно действовали не только реакционные организации, сколоченные царским и английским консульствами. От них не отставали контрразведки Турции и Германии, протянувшие свои щупальца во все уголки Южного Азербайджана. Борясь с ними, царские и английские военные учреждения все крепче сжимали кулак, применяя законы военного времени.
Предатели, такие, как Мирза-ага Биллури и Гусейн Шихлинский, при Саттар-хане эмигрировавшие в Стамбул, теперь, продавшись органам турецкой и немецкой контрразведок, действовали против царя и английского правительства. Они установили переписку со своими единомышленниками в Тавризе и вербовали себе сторонников не только из реакционеров, но и среди неустойчивых членов демократической партии.
Создавая панику в тылу царской армии, они старались облегчить тяжелое положение на турецком фронте под Карсом и Сарыкамышем.
В последние дни в Тавризе усиленно распространялись слухи, будто для поддержки наступления на Сарыкамыш Энвер-паша двинул на фронт дополнительную армию под командованием Аль-Эхсана-паши, а турецкий отряд в сопровождении Мирза-аги Биллури и Гусейна Фишенкчи готовится к походу на Тавриз. Эти сведения до предела накалили атмосферу.
В то же время агенты турецкой и немецкой контрразведок пичкали население лозунгами о борьбе за торжество ислама и поздравляли правоверных с предстоящим объединением всех мусульманских правительств.
Действовать в столь сложной ситуации было очень трудно. Все же азербайджанской демократической партии нередко удавалось путать карты царской и английской контрразведок и разоблачать сущность турецко-немецких интриг.
В Тавризе возмущались предательскими действиями Мирза-аги Биллури. Многие открыто высказывались в пользу царской колониальной политики, предпочитая ее турецкому феодализму. Дальновидные люди, ориентировавшиеся на русских, советовали народу не поддаваться агитации в пользу Турции, призывали приобщаться к русской культуре, считая этот путь единственно приемлемым.
Напряженная обстановка вынудила азербайджанскую демократическую партию для сохранения монолитности и целостности своих рядов перейти на нелегальное положение. Но, и удалившись в подполье, партия по-прежнему стремилась поддерживать в народе революционный дух и бодрость и, оставаясь верной заветам Саттар-хана, внушала массам мысль, что свободу можно завоевать только собственными силами и потому рассчитывать на помощь извне было бы роковой ошибкой.
Англичане наседали на тавризского губернатора Гаджи-Самед-хана Шуджауддовле и его помощника Сардар-Рашида, категорически требуя любыми средствами выявить азербайджанских демократов и представить их список в консульство. А они наспех фабриковали списки, включая в них ни в чем неповинных людей, и передавали их в английское и царское консульства, лишь бы выслужиться перед своими патронами.
Положение комитетов демократической партии во всех городах Южного Азербайджана с каждым часом становилось опасней. Связь с ними ухудшалась. В безвыходном положении оказалась партия и в городах, находившихся в непосредственной близости от турецкой границы, так как в них учреждались английские консульства, превратившиеся в гнезда контрразведки.
В это смутное время тревожные слухи приходили в Тавриз со всех сторон, особенно из Мараги и Ардебиля. В окрестностях Мараги приспешники Гаджи-Самед-хана грабили сельчан, опустошали деревни, а вокруг Ардебиля бесчинствовали холуи Сардар-Рашида, отнимая урожай и угоняя скот.
Демократическая партия, доселе боровшаяся с нищетой, больше не в состоянии была оказывать какую-либо помощь населению, у которого хлеб отбирался якобы для нужд армии. У крестьян не хватало продуктов питания, а вслед за голодом пришли эпидемии.
Но несмотря на оголтелый произвол, лишения и неимоверные трудности, надежда на свободу и независимость у азербайджанского народа не поколебалась, вера его в светлое будущее не иссякла. Население Южного Азербайджана продолжало внушать страх иранским губернаторам, а также англичанам и царскому правительству, несмотря на то, что у них были вооруженные силы.
Англичане, проводя политику физического истребления руководителей азербайджанской демократической партии, прежде всего стремились к отчуждению от них масс. Они старались притупить политическое сознание народа и с этой целью поощряли суеверие и религиозный фанатизм, значительно ослабевшие в Южном Азербайджане в результате революционного движения, связанного с именем Саттар-хана.