Горбун - Поль Феваль

– Вы не забыли, что завтра семейный совет, ваше высочество?

Гонзаго, чуть повернув к нему лицо, мрачно бросил:

– Поступай, как знаешь!

Тот только этого и ждал. Ни секунды не колеблясь, он взял букет из вазы, стоявшей на полу у часов. При этом он как-то чудно отворачивал лицо; рука его была в черной перчатке.

Охваченная тревожным предчувствием донья Круц прошептала Авроре:

– Что ты хотела мне рассказать о цветах?

– Сударыня, – заговорил в этот момент Пейроль, – вы свободны. У всех присутствующих дам уже есть цветы. Примите и вы букет.

Фактотум произнес эту фразу настолько неуклюже, что даже ребенок догадался бы, что за его словами кроется какая-то мерзость. Однако Аврора протянула руку, чтобы принять подарок.

– Пресвятая сила! – пробормотал Кокардас, отирая лоб. – Разрази меня гром, если тут не скрывается какая-то дьявольщина!

Внезапно донья Круц рванулась к цветам. Повинуясь чутью, она хотела помешать Авроре их взять. Но гитану опередил горбун. Стремглав подскочив к Пейролю, он рукой, облаченной в лайковую перчатку, вырвал у него цветы, а другой оттолкнул управляющего с такой силой, что тот, отлетев на несколько шагов, ударился о стену. При этом он задел за часы, отчего в них раздался неурочный звон. Горбун бросил букет на паркет, наступил на него и, с остервенением растоптав, брезгливо отшвырнул ногой куда-то за опустевшую напольную вазу.

Мужчины за исключением Гонзаго и Пейроля облегченно вздохнули.

– Что это значит? – вскричал Пейроль, выхватив шпагу.

Гонзаго настороженно посмотрел на горбуна.

– Никаких цветов! – дрожа от возмущения, отрезал тот. – Отныне только я имею право преподносить моей невесте подарки!

Горбун осторожно сдернул со своей руки перчатку и, швырнув ее в опустевшую вазу подле часов, продолжал:

– Что это вы все застыли, будто вас молния шарахнула, или столбняк прошил? Ничего особенного не случилось. Подумаешь событие, упали какие-то полузавявшие бутоны! Вы только посмотрите, этот даже шпагу вытащил! Ты что, приятель, собрался отомстить мне клинком за растоптанные веники? Ваше высочество, прикажите этому мрачному рыцарю упрятать оружие в ножны и не портить нам веселье. Право же, негоже одной рукой одаривать, а другой отнимать. Сейчас я, говорю не о цветах, а о моей невесте. Я просто удивляюсь вам, ваша светлость, так скоро опустить руки! Без видимой причины вы нарушаете наш договор. Зачем с самого начала вынуждать меня отказаться от счастливых притязаний? Я еще толком и предложения то не сделал!

– Он прав!

– Он прав! – раздались голоса.

Каждый стремился использовать любую возможность избежать беды. Да. Похоже, в эту ночь в увеселительном особняке Гонзаго веселью было не место.

Гонзаго, конечно, не верил в то, что горбуну удастся полюбовно достичь у невесты успеха. Тем не менее, выходка горбуна с цветами дала принцу некоторое дополнительное время для размышлений, – а это было весьма важно.

– Разве я не прав, черт подери? – продолжал Эзоп II. – Я обещал вам преподать урок амурного поединка, не так ли? А вы пытаетесь действовать без меня и даже не даете мне слова сказать! Эта девушка мне нравится. Я хочу, чтобы она стала моей, и она моей будет!

– Бог в помощь! – поддержал Навай. – Ну-ка, приятель, блесни красноречием!

– Посмотрим, – прибавил кругленький Ориоль, изящно округляя фразу, – посмотрим, настолько ли ты силен в любовном поединке, насколько в искусстве пить вино.

– Мы будем беспристрастными судьями, – заключил Носе, – что ж приятель, в добрый час! Приступай! Мы смотрим и ждем!

Горбун поглядел на Аврору потом на столпившихся зрителей и зрительниц. Аврора, обессилившая после пережитого потрясения, стояла, прижавшись к донье Круц. Кокардас подставил ей кресло, и девушка в него опустилась.

– Похоже на сей раз Эзопу II не повезет! – пробормотал Носе.

Поскольку Гонзаго не улыбнулся, то и остальные хранили наводящий тоску серьез. Женщины смотрели на Аврору. Все, кроме Нивель, т. к. внимание той было поглощено горбуном.

– Я уверена, – шепнула она Сидализе, – что этот малютка настоящий Крез.

– Ваше сиятельство! – сказал горбун. – Позвольте к вам обратиться с просьбой. Я даже мысли не допускаю, что вам пришло на ум надо мной поглумиться, ибо разница между моим положением в свете и вашим слишком для этого велика. Если уж сказали: «Беги!», то не связывайте мне ноги. Первое условие успеха в таком деликатном деле, как любовь, это – уединенность. Какая девушка сможет поддаться обольщению, если на нее взирает тысяча любопытных глаз, в особенности женских? Согласитесь, – такое невозможно!

– Он прав! – опять поддержало горбуна большинство голосов.

– Толпа наблюдателей пугает не только невесту, – разъяснял Эзоп II, но отчасти и меня, потому, что между нежностью, интимным увещанием, чувственным магнетизмом, с одной стороны, и способной погубить плоды многих усилий насмешкой, с другой, – всего один шаг. Я холодею от ужаса в предчувствии того, что в самый важный момент, когда успех вот-вот уж должен быть достигнут, кто-нибудь из соглядатаев неосторожным замечанием все пустит насмарку.

Говоря о своих страхах, горбун, однако, держался отнюдь неробко, одна рука на бедре, вторая поправляет жабо, нос вызывающе задран к потолку. Если бы не угрюмая атмосфера, превалировавшая в эту ночь в малом особняке Гонзаго, то самоуверенная роль бахвала горбуна наверняка бы всех рассмешила. Впрочем, несколько бледных улыбок на лицах все же промелькнуло.

– Почему бы не исполнить его просьбу? – поинтересовался у принца Навай.

– Ориоль чем он, собственно просит? – в свой черед рассеянно осведомился погруженный в раздумья Гонзаго.

– Чтобы нас оставили ненадолго наедине, – мою невесту и меня, – пояснил горбун. – Мне понадобится пять минут, всего пять минут, чтобы сломить упорство этого очаровательного ребенка.

– Пять минут!

– Совсем ничего! – раздались восклицания.

– Не отказывайте ему в таком пустяке, ваша светлость!

Гонзаго молчал.

Горбун подошел к нему вплотную и очень тихо прошептал на ухо.

– Кроме ваших людей, монсиньор, здесь еще и дамы. Они на вас смотрят. Нерешительность вас выдает. Вы, не задумываясь, предали бы смерти любого, кто посмел бы вас выдать так, как сейчас выдаете себя сами.

– Благодарю, друг, – отозвался принц, изменившись в лице. – Ты опять прав. Нам с тобой придется посчитаться, причем по большому счету. Обещаю, что ты станешь важным синьором, прежде, чем умрешь. – И обращаясь к остальным: – Господа я сейчас думал обо всех вас. Этой ночью мы одержали очень важную победу. Скорее всего, завтра наши тревоги останутся позади. Однако сейчас нужно постараться не сесть на мель перед самой гаванью. Простите мою рассеянность, и пойдемте со мной.