Люби меня - Елена Тодорова

51

Полная остановка моего сердца…

© Соня Богданова

Их много. Человек семь… Или даже десять.

Мне трудно сфокусировать взгляд, но, похоже, мы находимся на каком-то складе. Я до сих пор не могу заставить себя шевелиться. Что-то вкололи еще в минивэне, в который меня втащили на парковке, едва я вышла из ТРЦ. Тело сразу же налилось тяжестью и перестало слушаться. Мозг продолжал функционировать. Однако и его работа казалась заторможенной.

Я не могу сказать, что чувствую страх. Возможно, беспокойство. Но не ужас, который стоило бы испытывать, когда тебя окружает толпа хладнокровных, словно наемные убийцы, мужиков.

– Мы на месте, – сообщает один из них по телефону. – Какие будут указания дальше? – после этого вопроса затягивается пауза. Он слушает, что говорит человек на том конце провода. И спокойно подбивает: – Понял.

Завершив разговор, мужчина смотрит на меня. Абсолютно бесчувственно. И вот тогда из задворок моих приглушенных чувств медленно сочится, словно гной, ужас. Потому как этот мужик либо был опаснейшим социопатом, либо просто не видел во мне человека. И то, и другое страшно.

Сердце, вырываясь из оков воздействия психотропного препарата, начинает оглушающе громко тарабанить. Но даже несмотря на ту контузию, что оно оказывает, я слышу свой сорванный вздох и ощущаю физическое положение своего тела.

Я лежу. На огромной, стерильно чистой, еще пахнущей новой клеенке. Со связанными сзади руками и заклеенным ртом.

– Что сказали? – рядом с «бесчувственным» возникает более живой персонаж. Глядя на меня, он даже посмеивается. – Во что сегодня играем? Белоснежку? Русалочку? Или, может, все-таки разделаем ее, как свинью? Я хочу крови. После траха, конечно.

– Никакой крови. Владимир Всеволодович сказал, чтоб чисто все было. Иди, приготовь яхту, – так же безэмоционально отдает распоряжение первый. – Мы выходим в море.

– Сука…

Дальше я не слышу. Как себя ни торможу, паника одолевает. За мгновение меня накрывает истерикой. Чтобы хоть как-то справиться с ужасом, я принимаюсь бессмысленно орать.

Не знаю, слышит меня кто-то небезразличный… Практически мгновенно рядом с моим и без того слабо подвижным телом опускается на колени мужчина. Легкий укол в локтевую зону, и по венам начинает бежать леденящая жидкость.

Темнота обрушивается скоропостижно, как смерть. Но я успеваю проститься со всеми своими сбывшимися и несбывшимися мечтами. В такие моменты это, оказывается, происходит за секунды.

Только вот… Спустя какое-то время меня будят голоса.

– Что тут происходит? – доносится смутно знакомый женский голос. Пытаюсь поднять веки, чтобы увидеть ее. Не понимаю, зачем мне это нужно. Вероятно, инстинктивно. Анализировать, как и открыть глаза, не получается. – Кто отдал приказ? – звучит еще жестче, еще более знакомо.

Но идентификация не происходит.

– Владимир Всеволодович.

– Отмена, – высекает женщина безапелляционно.

– Но Владимир Всеволодович…

– Ты меня не слышишь? Устроили тут! – в то время как во мне просыпается новая лавина ужаса, она разговаривает с ними, будто воспитатель с непослушными детьми. – Все ваши задницы страхую я. И Владимира Всеволодовича, в том числе.

Кто-то прочищает горло. Несколько человек. Эти звуки заполняют напряженную паузу и вызывают в моем теле дрожь. Боюсь, они поймут, что я пришла в себя, но сдержать эту волну не в силах.

– В таком случае… Что прикажете с девчонкой делать, Людмила Владимировна?

Людмила Владимировна…

Она… Она… Она!!!

Злая сука!!!

Если бы я могла встать, я бы подорвалась и дала ей такую затрещину, чтобы аж в мозгах зазвенело.

– Для начала перестать накачивать всякой дрянью. Сейчас стемнеет, перевезете по следующему адресу. Откапать, чтобы огурцом встала. И, не дай Бог, пальцем тронете! Мне она нужна без повреждений. Оставите в квартире и уедете. Дальше я сама. У меня там все готово.

Все готово? Что это значит? Что?!

Слабею, как ни сражаюсь с собой. И снова отрубаюсь.

А в следующий раз прихожу в себя уже в квартире. Голова тяжелая. Во рту дико сухо. Но я могу двигаться. И соображаю полноценно. Последнее воспринимается одобрительно только первые несколько секунд. Потому как с ясным сознанием меня охватывает такой страх, что кажется, за миг с катушек съеду.

По своей силе это чувство совершенно мне незнакомое…

Животное. Яростное. Сумасшедшее.

Возможно, с выводом препаратов все, что было заглушено, хлынуло. А тут еще новая реальность… Чужая спальня, и я под простынями голая. На мне даже трусов нет.

Что со мной делали? Что?!

А что меня ждет впереди?

– Потому что ты, мать твою, рехнулся, если думаешь, что я это покрывать буду! – резкий голос Людмилы Владимировны доносится из соседней комнаты. Очевидно, она говорит по телефону, потому как в образовавшейся следом за этим тишине других голосов не раздается, а она будто бы отражает: – Игнатий ничего не решает! – кажется, что в следующей паузе она готова разразиться натуральной бранью. – Я сама устраню проблему. И я тебе это говорила! Ты чем слушал? Мое слово уже ничего не значит? – все больше расходится в возмущениях. – Ты сейчас меня пугаешь? Приди в себя, Володя! Или мне напомнить, кто твои яйца в кулаке держит? В этом городе главная я. Не заставляй меня сомневаться в привлекательности родства с твоей семьей, – отбривает так жестко, что меня дрожь сотрясает. – Я не нервничаю! Я раздосадована и разочарована. Тот момент, что вы с Игнатием полезли в это дело за моей спиной, еще обсудим. Уже сейчас могу сказать, что условия нашего сотрудничества будут пересмотрены. Все. До связи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍