Осенний Лис - Дмитрий Скирюк

— Глубоко не копай, — буркнул Жуга.

— Угу.

Работа продвигалась споро. Земля здесь оказалась мягкая, податливая, да и Жуга, к тому же, вовсе и не собирался раскапывать всю эту глыбу целиком. Он просто хотел убедиться. Да Реслав и сам уже все понял — прямые ровные углы, груботесанные грани каменного куба со следами давней обработки ясно давали понять, что здесь находится.

— Алтарь… — произнес Реслав, внутренне холодея. — Жертвенник… — Он повернулся к травнику. — Тебя что, угораздило разбиться об этот камень?

Жуга кивнул и отложил лопату. Постепенно темнело.

— Разведи костер, — сказал он.

И отвернулся.

«Что теперь?»— хотел спросить его Реслав и промолчал. Также молча он смотрел потом, как травник снял с руки браслет, одним коротким движением оборвал последнюю подвеску, и положил его на каменную плиту, в самую ее середину. Отступил назад. Разжал кулак.

— Времени почти не осталось, — сказал он. Взглянул на Реслава. — К осени я должен был уйти.

— Уйти? — нахмурился Реслав. — А… в смысле… умереть?

— Нет, — покачал тот головой. Зеленоватого металла крохотный кораблик на его ладони распадался на глазах. — Я — лис. Осенний Лис. Такой же, как она, — он кивнул на край поляны. Реслав украдкой посмотрел туда, и еле различил во тьме неясный силуэт сидевшей на земле лисицы. — Она пришла за мной… Пришла, чтобы меня остановить. Я оборвал почти все, и теперь, по осени, должен был уйти к ним… навсегда.

Жуга стряхнул с ладони кучку серой пыли и поплотней закутался в мохнатую овчину кожуха. Помолчал. Лиса придвинулась поближе, вступила в колеблющееся пространство светового круга и уселась, словно бы тоже желая послушать. Было тихо. Горел костер. Мерцал браслет на алтаре.

— Почему?

— Так надо, — помолчав, ответил травник. — Так заведено. Она пришла, чтоб увести меня с собой. Она была когда-то девушкой, и у нее тоже не было родных… — Он посмотрел Реславу в глаза, и снова тот вздрогнул от непонятной и нечеловеческой тоски, блестевшей в темной глубине зрачков. — Мы нелюди, Реслав, — сказал Жуга, — хоть и рождаемся людьми. В нас смешано четыре крови. Заранее неясно, кто есть кто. У нее, — он кивнул на лису, — тоже был подобный браслет. Хотя, вру — не браслет. Ожерелье. Также обрывалась бусина за бусиной, а потом она поняла, что должна уйти. И ушла с охотой. В осень.

— А ты…

— А я не знаю. Не хочу.

— Она счастлива теперь? — спросил Реслав.

Жуга пожал плечами.

— Для чего мы здесь?

— Что-то пошло не так. Тот, в башне, помнишь? — Реслав кивнул. — Он меня предупреждал, чтоб я был осторожен, но это… Это… Я… — Жуга умолк, и некоторое время просто сидел, нервно расплетая и сплетая пальцы. — Простого превращения не будет. Реслав, я перестану быть собой, — сказал он наконец. — Там, внутри что-то… Не могу объяснить. В общем, я решил, что лучше самому пойти навстречу этому.

— А стоит ли?

Лиса отрывисто тявкнула. Жуга усмехнулся.

— Вот и она тоже говорит, что не стоит.

Тем временем стемнело совсем. Костер прогорел, рассыпался на угли. Приятели не сразу заметили, как перестал мерцать камень на браслете. И лишь когда лиса, ощерившись и прижимая уши, припала к земле и попятилась назад, оба вскинулись и повернулись к алтарю. Реслав нащупал в темноте ладонь Жуги и судорожно сжал.

— Слышишь?

— Да. — Травник осторожно, но решительно высвободил свою руку и встал. — Это оно.

От каменной громады потянуло холодом. Плита пошла трещинами. Бурая накипь лишайников рассыпалась в пыль, и пыль эта заклубилась, серебрясь в непонятно откуда идущем прерывистом мерцании. Тьма сгущалась, постепенно обрисовывая силуэт высокой фигуры. Засветились зеленым два глаза.

— Корабль должен кого-то возить, — не глядя на Реслава, медленно говорил Жуга. — А ковчег заключает в себе частицу бога… Я так и думал. Так и думал…

«Ах-хх-х… — долгим выдохом раздалось в темноте. — Долго же я ждал».

— Господи Исусе… — выдохнул Реслав.

Это был лис. Огромный черный лис.

Зверь потянулся, словно разминая затекшие после долгой спячки мускулы, и одним большим прыжком покрыл расстояние между камнями и двумя странниками. Приземлился, разметав костер, и замер, гибкий, черный. Головни вспыхнули, язычки пламени заплясали возле ног. Когти рвали мох. Пушистый хвост мел белый пепел. Реслав заопасался (вспомнился вдруг холод алтаря), что лис сейчас растрескается, в точности, как камень до него, но похоже, зверю было все равно. Он глянул на Реслава, на Жугу, и осклабился в усмешке.

«Ну что ж, — сказал он. — Хорошо. Я в тебе не ошибся».

Голос шел как будто ниоткуда, гулко, резко отдаваясь в голове.

— Кто ты такой, что строишь на меня свои планы? — спросил Жуга. Реслав предпочел промолчать.

«У меня множество имен, — вновь ухмыльнулся черный Зверь. — Не вижу большой беды, если я и назову тебе парочку-другую. Хочешь знать? Пожалуйста. Земиал. Верверей. Локи…»

— Дьявол! — выкрикнул, не выдержав, Реслав.

«Можешь звать и так, я не обижусь,»— ответил тот.

— Локи? — Жуга всмотрелся в морду зверя. — Вот как…

«Да. Хотя это не важно. Теперь, благодаря тебе, я смогу говорить, что некогда меня звали — Жуга. Ты доволен?»

Воцарилась тишина. Жуга молчал. В неровном красноватом мареве сверкающих углей лицо его казалось слепленным из гипса — бледное, с глубокими темными впадинами глазниц. Внезапно он поднял голову и усмехнулся.

«Я вижу, ты согласен?»

— Даже не надейся, — был ответ. — Я не предам себя в твои руки.

«Ты смеешь спорить с богом?!»

— Смею! — рявкнул травник и шагнул вперед, к самому носу чудовища. Остановился, глядя глаза в глаза. — Да. Ты ждал меня. Подталкивал. Умело. Всю дорогу. Это у тебя неплохо получалось! И если б ты дождался осени…

«К чему весь этот спор? Я — это ты, а ты всегда был мной. Мой меч признал тебя по праву. Осталось сделать только один шаг. Хочешь, чтобы я взял тебя силой?»

— Не выйдет, — криво усмехнулся травник. — Знаешь, почему? Подвеска действует на нас обоих, и ты в моей власти настолько же, насколько я — в твоей. Я опередил тебя, хитрец, явился раньше срока. Ты не готов. А что до остальных…

«Я убью тебя!»

«Ты не посмеешь», — донеслось у травника из-за спины.

Реслав оглянулся и беззвучно ахнул.

В спор двоих вмешался третий. И какой третий!

Темнота расступилась, и к костру из чащи леса, высоко неся увенчанную тонким рогом голову, вышел единорог. Он шел уверенно и гордо, невысокий, стройный, ясноглазый, совершенно не похожий ни на лошадей, ни на неуклюжих тупомордых пони. Тому, кто хоть раз в своей жизни видел единорога, становится потом невыносимо больно даже смотреть на лошадей. То был шаг хищника, бесшумный, мягкий — на ногах единорога не было копыт, лишь пальцы с грубыми, похожими на роговые полумесяцы ногтями. Длинная стройная шея, искрящийся витым изгибом рог и никакой роскошной гривы, которую так любят изображать на своих картинах художники, только густая щетка белых волос, и все. И надо было быть последней сволочью, чтобы обозвать мордой этот светлый лик.