100 рассказов о стыковке - Владимир Сыромятников

В целом операция завершилась успешно, но не совсем. Один из 17 разъемов, которые Виноградову уже в надутом скафандре пришлось с большим трудом запихивать внутрь «кастрюли», оказался несостыкованным. Ему не хватало тех самых кабельных переходников, а я ругал себя, что не смог тогда настоять на своем. В результате приводы СБ не ориентировали панели на Солнце.

Выход в настоящий открытый космос состоялся через несколько дней. Космонавты безуспешно искали место пробоя. Зато удалось развернуть и вручную подправить ориентацию СБ так, чтобы они немного освещались. Полностью восстановить работоспособность этой важнейшей системы удалось лишь через несколько месяцев. Через год один из разъемов внутри нашей «кастрюли» самопроизвольно расстыковался. Это была ошибка не космонавтов, но им пришлось ее исправлять еще раз.

Еще до начала всех этих выходов В. Циблиев и А. Лазуткин вернулись на Землю. Я решил съездить в Звездный и встретиться со злополучным экипажем, на долю которого выпало так много, о котором так много говорили и писали. Я не стал задавать им самых острых стыковочных вопросов, которые сыпались на них со всех сторон. Меня интересовало, как им удалось быстро справиться с самой критической ситуацией на орбите после потери герметичности, когда требовалось спасаться самим или спасать станцию.

По поводу действия этого экипажа было много профессиональных разбирательств и любительских, эмоциональных разговоров. Кто виноват — был главный вопрос. Каждое ведомство, все епархии защищали близких и отстаивали свои интересы. Серебров старался помочь своим прямо из Кремля. Однако вопрос был поставлен не совсем корректно. Виноват в чем? Перед командиром поставили задачу, которую было трудно выполнить даже при более тщательной подготовке. Так что обвинять Циблиева в том, что он не смог состыковаться, неправильно. Однако, не вдаваясь в детали, можно сказать, что, попав в сложную неподготовленную ситуацию, по ряду особенностей характера, предыстории и текущих обстоятельств командир экипажа грубо нарушил правила безопасности. Он один управлял кораблем и нес ответственность за столкновение. Человек проявляется в трудную минуту, в других условиях он мог слетать нормально, как другие герои.

Надо отдать должное американцам, в космосе и на Земле. Астронавт М. Фоэл не растерялся, не спаниковал во время аварии. Он, можно сказать, проявил личное мужество и героизм и вполне заслужил звание Героя «Союза» и всего «Мира».

Тем не менее столкновение на орбите высекло на Земле искры, которые разожгли пожар. В НАСА начали широкое расследование, сразу припомнив, как часто бывает, все старые и новые грехи. Никогда за все годы сотрудничества противоречия между партнерами, обусловленные разницей интересов, не проявлялись так наглядно, как в этот период. Не обошлось, конечно, без Конгресса, и даже их Белого дома. Сенатор Сенсенбреннер, у нас печально известный и даже прозванный за агрессивность Сенбернаром, нападал на «этих русских» по делу и без дела. Работало несколько специальных комиссий, не обошлось, конечно, без «нашего» Стаффорда. В конце концов, подавляющее большинство высказалось за продолжение полетов.

В конце сентября состоялась миссия Шаттла STS-86, на которой на «Мир» прибыл Д. Вулф. Этот астронавт с почти криминальным прошлым оказался, похоже, единственным, который согласился на «исправительные работы» в российской орбитальной зоне. Если говорить серьезно, то астронавт–холостяк, любивший погулять (кстати, не изменивший своим привычкам и в Москве в период подготовки), неоднократно попадал в переделки, получавшие, к тому же, огласку. Примечательно, что, почувствовав слабину, его пыталось спровоцировать ФБР, соблазняя подкупом. Мне это напомнило приемы, которые использовали некоторые сотрудники КГБ против нас в годы ЭПАСа. Похоже, действия тайной полиции слабо зависят от того, какому строю она служит.

По рассказам, свободолюбивый американский волк научился подчиняться настоящему русскому командиру Соловьеву. В целом они отлетали нормально, без особых приключений и конфликтов.

Могло показаться странным, что после почти катастрофического 1997 года количество отказов и происшествий резко уменьшилось. Стали говорить и даже писать об академике Хангри и его волшебных камнях, доставленных на борт «Мира». Все может быть в этом мире, даже чудеса, особенно, если человек не опускает руки и сам старается себе помочь, а не надеется только на удачу. Трудности мобилизуют и учат. Было очень много сделано на Земле и в космосе. Так или иначе, следующий 1998 год оказался на удивление спокойным, если это слово годится для нашей, такой неспокойной земной и космической жизни.

В конце февраля 1999 года начался 14–й год полета в космосе орбитальной станции «Мир». Когда 13 лет назад РН «Протон» с первым модулем будущей станции, прочертив яркую полосу по небосклону Байконура, ушла вверх, растворившись в темном небе, тогда никто из нас не думал о том, во что выльется эта очередная пилотируемая программа, начатая после всех предыдущих семи «Салютов». Все те старые станции вместе взятые уложились в 15 лет, причем с перерывами, иногда — продолжительными. Мало кто из космических архитекторов верил, что этот модуль, названный базовым, постепенно, в течение 10 лет будет обрастать другими модулями, и станет центральным ядром сложного космического сооружения, который мы стали называть орбитальным комплексом (ОК). И уж, конечно, никто не мог тогда предсказать, что наш орбитальный «Мир» переживет мир социалистический, и к нему будут пристыковываться американские Шаттлы, и долгие месяцы на нем будут летать американские астронавты. Этот «Мир» заполнил нашу жизнь на вторую половину 80–х и на все 90–е годы, до самого конца XX века.

В рассказах 3–й и 4–й глав написано немало об орбитальном «Мире», о нем можно писать не одну книгу, целую сагу. Эта космическая эпопея достойна этого, она дала богатейший, можно сказать, уникальный материал. Здесь, в этом рассказе, год 1997 выбран не случайно, он занял особое место в «мировой» космической эпопее. Этот год оказался насыщенным событиями, драматическими происшествиями, которые граничили с катастрофой. Стали говорить, что наш «Мир» загибается, он постарел, физически износился, что его «собачий» возраст достиг предела. Однако постарела не только техника, но и люди огромного наземного персонала, те, кто строил и готовил корабли и кто управлял орбитальным комплексом с Земли. С одной стороны, специалисты не только не утратили свою квалификацию, но и приобрели дополнительный уникальный опыт. С другой стороны, все эти люди тоже постарели вместе с техникой, которую они создали, запустили и поддерживали в космосе не одно десятилетие. Несмотря на то, что ряды их здорово поредели, а у оставшихся не осталось прежнего энтузиазма, люди продолжали нести свой крест до конца. Постепенно надвигавшийся кадровый кризис был предопределен тем, что процесс обновления был в корне подорван. При самых благоприятных обстоятельствах, которые смогли бы обеспечить постоянный приток новых сил, молодых инженеров, этот процесс не развивался бы так стремительно.