Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

Только она избавилась от угрозы превратиться в инвалида, как новый недуг дал знать о себе. Подчиняясь какому-то внутреннему позыву, он наполнил пиалу «Витабиксом», посыпал сахарным песком, налил в кружку молока и пошел наверх. Он постучал в дверь тетушки Наоми и вошел. При виде «Витабикса» она будто оживилась.

Перед приходом Эндрю она опять смотрела в окно на пустынный океан, а теперь взглянула на него задумчивым взглядом и сказала:

– Не волнуйся, все будет хорошо. – Сначала он подумал, что она говорит о собственных проблемах, но оказалось, что это не так. Говорила она о нем и Розе. – Вскоре она прозреет, – сказала тетушка Наоми, зачерпывая ложкой «Витабикс». – А ты делай, что должно.

Эндрю спустился в кафе, чувствуя, что настроение у него немного улучшилось. На последней ступеньке он остановился погладить кота, а на служебном крыльце поболтал с жабой пипой, спросил ее о здоровье, но пипа просто стояла, широко расставив пальцы и ничего больше не делала. Эндрю неожиданно понял, что почти ждал ее ответа. Ты спятил, сказал он сам себе. Но потом вспомнил попугаев и пожал плечами.

Поворачивая к кафе, он увидел, что Роза сняла кирпич с крышки аквариума пипы. Он снова остановился, подумал немного. Если бы это сделал он, то получил бы от Розы нагоняй. Она по-прежнему не питала никакой симпатии к этому существу, и ее передергивало при мысли о том, что пипа покидает свой аквариум и бродит по дому. И вот, пожалуйста, – сама же и предоставляет пипе этот шанс. Что ж, он будет великодушен и не станет указывать ей на противоречия в ее поведении, не станет и напоминать ей о лекции, которую она ему прочитала. А если она еще и позабудет вернуть пипу на ее место и та выберется на улицу… Эндрю пожал плечами. Что же, тем самым она сама даст ему преимущество, разве нет?..

Он вдруг почувствовал себя олухом. Он тратит столько сил на то, чтобы почувствовать жалость к себе – вот чем он занят. Если бы он смог выдумать оплошности, совершенные Розой, то возникло бы ощущение, что они квиты. И вот он вынашивает в голове мысль, как обернуть историю с этим жалким кирпичом против нее только для того, чтобы отвоевать немного утраченной почвы под ногами. Только ничего он не отвоюет, лишь навлечет на себя презрение, и он это прекрасно знал.

Он поймал себя на этом и теперь в корне пресек эту саможалость. Он не позволил себе совершить ошибку и устроить свару на пустом месте только ради того, чтобы внушить ей чувство вины. Настроение у него улучшилось. Он увидел Розу в заднем дворе – она шла по направлению к открытой двери, несла коврик из библиотеки, который выколачивала во дворе. Он стоял, улыбался ей. Он упомянет кирпич – вот что он сделает, скажет что-нибудь легкомысленное, чтобы показать, что он осознает возможные неприятные последствия удаления кирпича с крышки пипиного аквариума, но он слишком доверяет Розе, чтобы напоминать ей, что кирпич нужно вернуть на место.

Но тут настроение его после неожиданного резкого скачка вверх снова рухнуло. Его переполняла гордыня, и он знал это. Он дивился переменам в добродетелях и эмоциях. Человек всегда старался оттереть другого в сторону или утопить в болоте. Между ними нужно непрерывно выдерживать равновесие, а когда ты уже решил, что всех их сбалансировал, всех раскрутил как надо, они все попадали в кучу-малу, что в очередной раз напоминало тебе, что ты и был самый большой глупец, когда распускал тут хвост павлином. Да, иногда такое напоминание бывало полезным, потому что отражало истину: никем другим, как дураком, ты и не был. А когда ты поздравлял себя во все горло с успехами, тогда-то тебя и ждали самые крупные неприятности, а падение было наиболее болезненным.

Эндрю рассмеялся в первый раз за этот день. В иронии такого положения вещей был своеобразный юмор, в путанице успехов и неудач, желаний и радости, которые сводили людей, словно они сидели в машине, построенной сумасшедшим, пытались повернуть баранку, но рулевое колесо рассыпалось у них в руках, а колеса имели квадратную форму. Но все же каким-то образом, несмотря на все это, он был уверен, что доберется туда, куда ему нужно – где бы оно ни находилось, – несмотря на туман, несмотря на дурацкую конструкцию машины и кривой и закольцованный маршрут.

Он утвердился в решении ничего не говорить Розе про делишки Пеннимана. Он достаточно взрослый, чтобы самому справиться с этим. Он знал, что с радостью отказался бы в ее пользу от части ответственности, выпавшей на его плечи, чтобы уменьшить свое бремя на манер того, как он оставлял кавардак в кухне кафе в надежде, что Роза, или миссис Гаммидж, или эльфы, или коты, или кто-нибудь уберет там за него. И теперь у него был шанс изменить такое положение дел, шанс пройти весь путь до конца.

Когда сражение будет выиграно или проиграно, когда закончится его дежурство в Легионе монет, Розе можно будет рассказать о том, что тут происходило. Все выйдет на свет божий. Ему нужно только терпение. Терпение и ясная голова, потому что он нутром своим чувствовал, что здесь сегодня вечером будет жарко.

А пока все свелось к дуэли между ним и Пенниманом, чуть ли не мелочному состязанию воль, которое началось в тот вечер на передней веранде и превратилось чуть ли не в смертельную схватку. Пенниман начнет действовать, и очень скоро. Вот почему он пришел сегодня домой накрахмаленный, наглаженный и веселый. Внутри себя он пестовал комок ненависти, тогда как на лице носил маску. Но вечером Эндрю сорвет ее. Можно не сомневаться.

* * *

Неприятности начали сыпаться рано. В шесть КНЕКС еще не появлялся. Нервные звонки Эндрю на кабельный канал не приносили никаких плодов. Бригада была в поле. Позвонить им нельзя. Отменить их приезд невозможно, если съемка вообще будет проводиться, то только сегодня. За этим последовали щелчок и гудок. Все следующие звонки упирались в сигнал «занято», но наконец ему удалось установить соединение, вот только на другом конце не было ничего, кроме молчания, а потом далекие голоса, похожие на голоса гуманоидных насекомых. Эндрю стало одолевать подозрение, что телефонные неполадки носят рукотворный характер, и ему показалось, что он слышит приглушенный смех, после чего соединение прервалось.

У кафе собралось слишком много людей. И ему стало казаться, что он приготовил недостаточно гумбо, и если он хочет сделать еще, то ему следует поторопиться. Даже если