Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

дыхание его, словно двигатель, набирало обороты, носки его туфель подергивались на асфальте.

Эндрю был поражен, а Пиккетт, судя по выражению его лица, почти ослеп от отвращения – не от мерзкого запаха разложения и гниения, который распространялся вокруг них, а от безумной страсти Пеннимана, уже почти израсходовавшей себя, о чем говорили его подергивающиеся ноги и затихающее хриплое дыхание.

Эндрю вдруг встал и шарахнул открытой ладонью по боковине мусорного бачка, звук удара чем-то напомнил барабанный бой. Поле его зрения сузилось до узкой щели, он словно смотрел сквозь трубку. Он не мог говорить. Но в голове его, как закольцованная пленка, прокручивалось отвратительное знание того, как это чудовище, пришедшее теперь в экстаз от вони, грязи и разложения, целовало руку Розы, проявляло галантность, демонстрировало…

Он попытался ударить Пеннимана в лицо, выбросив руку над бачком, чем застал старика врасплох. Но Пенниман все же успел отпрянуть, и Эндрю не хватило двух-трех дюймов, чтобы дотянуться до него. Пенниман стоял, его челюсти двигались. Он поднял свою трость и ударил ею по воздуху, словно вдруг ослеп. Эндрю метнулся к нему, огибая бачок, подобрал по пути пустую бутылку и изо всех сил швырнул в Пеннимана. Она пролетела над плечом старика и попала прямо в окно подвала, с которого Эндрю сорвал сетку. Стекло разбилось, коробки сложились. Пенниман закричал, и тут же раздался топот бегущих ног, сопровождаемый звуками странных осиплых голосов, доносящихся чуть ли не с небес.

Пиккетт толкнул Эндрю в бок, подальше от Пеннимана, который стоял с поднятой тростью, выпучив глаза на Пиккетта.

– Давай уже! – вскричал Пиккетт, пытаясь тащить Эндрю за собой. – Оставь его! Бежим!

Эндрю бросился было за Пиккеттом, но тут же повернулся назад. Оставь! Нет уж! Сейчас он этого так не оставит. Он прикончит Пеннимана, и к черту последствия, он изобьет его до смерти собственной пеннимановской тростью, бог свидетель. Он…

Из-за угла появились два любителя пончиков, в руке одного из них он увидел маленькую биту. Пиккетт бросился на них сзади, шарахнул одного из них упаковочным ящиком, ветхое дерево разлетелось на куски от удара об голову пышкоеда. Он споткнулся, правда, в основном от удивления, но через мгновение снова был в боевой готовности.

Воздух наполнился многоголосием звуков: проклятиями Пеннимана, громкими угрозами Эндрю, быстрым стуком подошв по асфальту, поднебесными воплями неизвестно откуда взявшихся попугаев. Эндрю повернулся лицом к двум новым атакующим, а Пиккетт в это время со спины набросился на того из них, кто споткнулся. Но из задней двери появились еще двое людей – два официанта в белых передниках из ресторана – и, хотя Эндрю нанес неслабый удар в плечо своему противнику, отчего тот закрутился на месте, как юла, двое официантов из подкрепления прижали Эндрю к оштукатуренной стене, обездвижили его руки. Пиккетт лежал на парковке, человек с бейсбольной битой вырубил его и теперь стоял над ним, занеся биту для удара.

– Стой! – скомандовал Пенниман, и человек опустил биту, поднял Пиккетта на ноги. Пенниман улыбнулся, поднес левую руку ко рту и облизнул палец. – Этими займусь я, – сказал он. – Держите их.

Эндрю отдавал себе отчет в том, что тяжело дышит, но он был относительно спокоен с учетом того, что их ожидало. Он поклялся держать себя в руках, не вести себя так, как в тот час, когда у них в доме появился Кен-или-Эд. Такой хаос пошел на пользу только Пенниману.

– У вас волосы растрепались, – деловым тоном сообщил Эндрю и неодобрительно прищурился. – Я бы одолжил вам мою расческу, но не…

Трость со свистом разрезала воздух, и ее кончик остановился в полудюйме от носа Эндрю. Пенниман ухмыльнулся, когда Эндрю дернулся и охнул, потом старик достал из кармана расческу и дрожащей рукой провел ею по волосам. Но Эндрю не желал сдаваться. Он был распален и быстро думал. Утро набирало силу. Машин становилось все больше. У него были все основания тянуть резину, чтобы еще несколько минут оставаться на парковке и иметь возможность привлечь внимание соседей или кого-то из проезжающих машин.

– Почему именно эти пять книг? – спросил Эндрю.

Пенниман смерил его пронзительным взглядом.

– Что?

– Те пять книг, которые вы украли. Почему именно эти пять? Они ничего не стоят по большому счету. Я не понимаю. Такие пять книг мог бы украсть я.

Пенниман не сделал ни малейшей попытки напустить удивленное выражение на лицо, притвориться. Он пожал плечами.

– Это не имеет значения.

Пенниман любил поговорить. Он считал себя философом.

Эндрю знал это – разговор про утробу у гроба остался у него в памяти.

– Не могу понять, в особенности с Пого.

Пенниман широко раскрыл глаза, словно предлагая Эндрю продолжить и обещая свое внимание.

– Месяц назад, – продолжил Эндрю, – я бы сказал, что любой друг Пого есть и мой друг. Любой человек, читающий Уолта Келли, непременно должен иметь правильные наклонности. Недоумки и притворщики этого не поняли бы. Я воспринимал вас как человека, который засыпает над книгой – кого? – Сартра? Может быть, Манна. Кого-то до блеска отполированного и полного… всякого говна. Но не Пого. Что это может означать, спрашиваю я себя. И похоже, это означает, что, как бы это сказать, вы нечто, подобное потерянной душе. В вас есть нечто, стремящееся быть… могу я сказать, быть на стороне добра? Нечто такое, что ничуть не радуется… чему? – собиранию, скажем, кошачьих фекалий или пусканию слюней над протухшими отбросами в мусорном бачке.

Эндрю сиял, с любопытством глядя на Пеннимана, но была на его лице и гипнотизирующая, полная глубинного смысла улыбка доморощенного психолога, великодушный, сострадательный взгляд, гарантированно обещавший свести Пеннимана с ума. Он напрягся, готовясь к нырку, чтобы увернуться от неминуемого удара тростью. Но ничего такого не случилось. Пенниман смотрел на него, поверхностно дыша. Опустился тяжелый покров смущения.

– Вы закончили?

Эндрю пожал плечами, скосил глаза на парковку. Улица была пустынна. Он ничего не добился своими разговорами.

– Ведите их в дом, – сказал Пенниман и сжал рот, губы его замерли в невыразительном одеревенении. Потом добавил: – На кухню. – Но произнес эти два слова с такой леденящей кровь интонацией, словно кухня была вовсе и не кухней, а средневековой камерой ужасов.

Эндрю с криком метнулся в сторону, таща за собой своего пленителя. Следуя примеру Эндрю, закричал и Пиккетт, и Пенниман, которого такой поворот событий застал врасплох, сделал шаг назад, опасаясь, что Эндрю бросится на него, и в слепой ярости, замахнувшись на него своей тростью, нанес удар по спине человека, который держал Эндрю за руку. Эндрю сильно топнул каблуком