Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко

господине, который будто бы мог быть хорошим министром финансов. «Да, — отвечал Канкрин, — он человек умный, только, чтобы быть действительно хорошим министром финансов, ему недостает поэзии».

1 декабря 1864 года, вторник

В руках человека трудолюбивого и искусного, как в природе, ничто не должно пропадать даром.

Что такое деспотизм? Односторонность, поглощение всех одним, подчинение одним интересам всех других интересов человечества или общества, одной идее — всех других идей, одной силе — всех других сил. Он нехорош, потому что противен природе вещей, — и одинаково нехорош, в какой бы форме ни являлся: в форме ли политической, нравственной, умственной или социальной.

2 декабря 1864 года, среда

Вечер у Благовещенского. Там, между прочим, познакомился с К. Н. Бестужевым-Рюминым, кажется, будущим профессором истории в здешнем университете.

4 декабря 1864 года, пятница

Общее собрание в Академии наук. Избран в адъюнкты Безобразов (Владимир Павлович) по части статистики и политической экономии на место П. И. Кеппена. За него было 22 голоса, против него — 9.

Но самое важное в Академии — это было суждение о замечаниях, сделанных разными членами Академии на проект нового устава. Толки о том, чтобы все издавалось в Академии на русском языке. Вряд ли это возможно. В таком случае мы не имели бы никаких связей с ученою Европою, которая не знает по-русски. Есть вещи в науке, которые должны быть обнародываемы на языке всем доступном, а именно на французском. В проекте было сказано, что Академия издает свои сочинения на иностранных языках и на русском — «по своему усмотрению». Я предложил поправку: «смотря по потребности», потому что слово «усмотрение» отзывается произволом. Поправка эта принята единодушно. В проекте II отделение (русско-славянское) было почему-то переименовано в III. Грот стоял за старое название. Возникли довольно сильные прения. Решено удержать старую цифру. Я согласился с большинством. М. И. Броссе насмешил Академию. Возражая Срезневскому по-русски, он выразился, что мнение последнего несогласно «с добрым умом».

Второе заседание будет в среду.

Литке показал много такта и умения направлять прения. Он и по-русски говорит совершенно правильно и чисто. Заседание длилось четыре часа. Да перед этим наше, в отделении, около двух часов. Итого я высидел шесть часов и досиделся до головной боли.

5 декабря 1864 года, суббота

Читал обнародованные на днях законы о судах. Вот великолепный монумент нашего времени! Дело это станет рядом с освобождением крестьян. Между тем о нем, за исключением небольшого круга, непосредственно соприкасающегося с этим делом, очень мало говорят и думают в обществе. Какая-нибудь журнальная сплетня производит больше впечатления, чем это бессмертное дело. Я пробовал заговорить об этом хоть с некоторыми из товарищей по Академии, но нашел мало сочувствия.

Новые законы сначала наделают много суматохи. Их не сумеют ни понять, ни оценить, ни применить. Но не должно приходить от этого в отчаяние, как не должно приходить в отчаяние от летнего дождя, который смачивает на вас платье, но приготовляет обильную жатву.

6 декабря 1864 года, воскресенье

Когда семья накормлена, сам сыт и все в тепле, чего же больше?

Демократизм демократизмом, но закон и право должны бы иметь также некоторую силу.

Все больше заняты теперь займом и лотереей, чем новым законодательством, которое, конечно, составляет эпоху в истории русского народа. Конечно, и то дело, да как же так мало принимать участия в одном из величайших событий народной жизни.

Навещал больного Тройницкого. Ему теперь гораздо лучше. Да самому-то мне не лучше. Скверные дни и еще более скверные ночи.

7 декабря 1864 года, понедельник

Вечер у Литке. Много знакомых. Продолжительный разговор с Устряловым и Овсянниковым.

8 декабря 1864 года, вторник

Иметь в виду три монографии в виде воспоминаний:

1) О Якове Ивановиче Ростовцеве как писателе. 2) О Вронченко Михаиле Павловиче. 3) О Галиче.

Сегодня обедала у меня молодая и хорошенькая девушка из породы тех, которых ведут путем прогресса передовые люди вроде Лаврова. Я дразнил ее либерализмом и философиею. В жару защиты того, на что, ей казалось, я особенно нападал, а именно — что повиноваться никто и ничему не обязан, эта милашка, наконец, до того завралась, что стала защищать анархию и с энтузиазмом воскликнула:

«Анархия — самое лучшее состояние общества!» Я очень смеялся этому и сказал ей, что с удовольствием вижу, что семена такого великого философа, как Петр Лаврович, упали не на бесплодную почву. Она еще больше рассердилась, тем не менее мы расстались друзьями.

10 декабря 1864 года, четверг

Чрезвычайное собрание в Академии наук. Дочитывались и разбирались замечания на проект устава. Мое замечание о том, что из проекта следует исключить слова: «Из двух кандидатов на вакантное место в Академии — иностранного и русского — при равном достоинстве предпочтение отдается русскому», — не встретило такой оппозиции, как я ожидал. Я того мнения, что в деле общечеловеческой науки, представительницею которой является и наша Академия, единственное решающее значение должны иметь ученые труды и заслуги, а не происхождение избираемого. Однако определено внести в проект поправку Срезневского, что иностранец избирается только в таком случае, когда нет достойного своего. Я остался при своем мнении. Пекарский потерпел сильное поражение. Я восстал против увеличения окладов канцелярским чиновникам. Секретарь на это даже обиделся, и все собрание приняло его сторону.

Желая сохранить для будущей биографии Я. И. Ростовцева некоторые сведения о нем как о писателе, я не могу отделить этих сведений от моей собственной личности. Ростовцев, бесспорно, обладал литературным дарованием. Но его умственные силы были рано отклонены на другое поприще, и дарование это не успело выразиться в крупных чертах. Оно ознаменовалось немногими проявлениями и чертами, которые могли быть наблюдаемы людьми, к нему близкими и неприметно сливавшимися с обстоятельствами, в которые был поставлен Яков Иванович в ранней молодости. Вот почему сообщаемые мною о нем сведения как о писателе должны принять характер моих воспоминаний.

Беда, когда тупым и ограниченным людям попадется в руки какая-нибудь истина. Не постигая ее связи с другими истинами, они думают, что ее на все хватит, и удивляются, почему свет не идет так, как должен идти по этой истине. Они забывают, что есть еще другие истины, другие требования, которым тоже нужно дать место в системе жизни.

11 декабря 1864 года, пятница

Приказ о моем увольнении из университета помещен в 269 N «С.-Петербургских ведомостей». Увольнение считается с 1 июня 1864 года.

Теперь более всего занимают публику толки о железных дорогах на юге и о займе. В вопросе о железных дорогах борются две