Двуликий Берия - Борис Соколов

Кстати сказать, и на июльском пленуме, где клеймили Берию, Микоян высказался о поверженном «лубянском маршале» куда более сдержанно, чем в позднейших мемуарах. Он, в частности, не подтвердил прямо, что Берия был мусаватистским и английским шпионом, хотя и постарался навести тень на плетень: «Получив такое обвинение, такой удар на Пленуме ЦК (в 1937 году. — Б. С.), что он работает в буржуазной контрразведке, а не был послан партией, как он утверждает, он не счел нужным представить документы, подтверждающие действительность, для того чтобы снять с себя такое пятно. Он был щепетильным по таким вопросам (интересно, какие документы мог бы представить в данном случае Лаврентий Павлович? Справку от мусаватистов, что он работал у них по заданию большевиков? Ведь дело-то было сугубо конспиративное, и доверять бумаге суть бериевской миссии было рискованно — посылали его в контрразведку подпольщики, которых в любой момент самих могли арестовать. — Б. С.). В другом случае он никогда не пропустил бы такой возможности. Значит, он не был в областной организации. Поэтому товарищ Хрущев совершенно прав, когда он заявил: «Был или не был послан партийной организацией, это не увеличивает доверия, когда он раскрыт в наших глазах». Действительно неизвестно, не была ли его работа в контрразведке ширмой для выполнения поручений не от коммунистов, а от других хозяев».

Да, Никита Сергеевич на заседании Президиума сказал вполне откровенно: какая, мол, разница, по заданию партии или нет служил Берия в мусаватистской контрразведке. Главное, что человек плохой, и разоблачен нами полностью как враг партии и народа. Это потом вопрос о Берии как о «мусаватистском шпионе» усиленно муссировался как выигрышный пропагандистский прием.

Пляски на костях: июльский пленум 1953 года

Берия был еще жив, еще сидел под арестом в бункере Московского военного округа, но для своих товарищей по верхнему эшелону власти он был уже человеком мертвым. Члены Президиума поспешили оформить его падение соответствующим постановлением высшего партийного органа, срочно созвав внеочередной Пленум ЦК. Он проходил шесть дней, со 2 по 7 июля 1953 года. Все выступавшие клеймили Берию и вешали на Лаврентия Павловича все грехи, накопившиеся у партии за годы сталинского правления. Отборный партийный народ мстил Лаврентию Павловичу за десятилетия собственного страха. Берия стал своеобразным козлом отпущения. На него решили повесить все грехи партии и Советской власти, чтобы потом чувствовать себя спокойно, чтобы обрести уверенность в том, что уж их-то теперь не будут преследовать за прежние преступления, раз все списано на врага народа и агента международного империализма Лаврентия Павловича Берию. Члены ЦК свято следовали законам аппаратной морали: падающего — толкни, а то завтра товарищи по партии тебя самого утопят. Правда, кое-кто из клеймивших Берию все равно потом не уцелел.

Главные же обвинения против Берии прозвучали в основном докладе Маленкова и установочных речах Хрущева и Молотова. Георгий Максимилианович утверждал: «Уже вскоре после смерти т. Сталина мы, члены Президиума, начали убеждаться в том, что Берия нечестно и, как в дальнейшем все больше и больше выяснялось, в преступных целях стал пользоваться нашим стремлением к единству, к дружной работе в руководящем коллективе (здесь можно усмотреть скрытый намек на то, что до самого последнего момента действия Берии не вызывали возражений со стороны коллег по Президиуму ЦК. — Б. С.).

Прежде всего Берия стал ловко и умело пользоваться своим положением министра внутренних дел и развил активную деятельность в том преступном направлении, чтобы поставить МВД над партией и правительством».

Доносы Строкача и Патоличева также использовали в ходе следствия по делу Берии. Получив указание собирать материалы о партийных органах, Баскаков, как и Строкач, выполнять их не стал, а тотчас доложил Хрущеву и главе белорусских коммунистов Н.С. Патоличеву. Разумеется, он немедленно, 6 июня 1953 года был снят со своего поста. Терять Михаилу Ивановичу все равно было нечего. Ранее, до 1951 года, он был министром госбезопасности Узбекистана, но проштрафился и был смещен с этого поста. Ему на смену был послан в чрезвычайном порядке бериевский ставленник Гоглидзе, три месяца исправлявший баскаковские ошибки. Так что Баскаков понимал, что вопрос о его смещении с поста министра внутренних дел Белоруссии — лишь вопрос времени. Но, опять-таки, совершенно невероятно, чтобы он решился на такой демарш, как отказ выполнять приказ министра внутренних дел Союза, не получив гарантий от вождей — Хрущева и Маленкова, что ему ничего за это не будет. И действительно, уже в июле 1953-го, сразу после ареста Берии, его восстановили во главе белорусского МВД (назначить ему преемника Лаврентий Павлович так и не успел — еще одно доказательство того, что с преданными кадрами чекистов у Берии было туговато). В письме на имя Хрущева Баскаков показал, что указания со стороны Берии «вызвали у меня явное сомнение. Данные, которые требовали, не имели никакого отношения к работе органов МВД. Несмотря на предупреждение о недопущении разглашения этих указаний, я сразу же после разговора поехал в ЦК Компартии Белоруссии, к первому секретарю тов. Патоличеву, и все ему доложил о полученных указаниях и о характере разговора, который был с Берией и Кобуловым…

Не успел я еще возвратиться от т. Патоличева, как Кобулов еще раз позвонил и передал через секретаря, чтобы я в субботу 6 июня был в Москве… 6 июня с. г., днем, я прилетел в Москву, и в этот же день, примерно в 20 часов, я был вызван к министру Берии, где мне было объявлено, что я освобожден от должности министра внутренних дел Белорусской ССР».

Берия искренне верил, что Маленков, а возможно, и Хрущев поддерживают идею сместить центр власти из партийных в советские органы, и соответствующим образом инструктировал подчиненных, что они отныне не должны подчиняться обкомам, а замыкаться непосредственно на центральный аппарат МВД. И, строго говоря, никакого криминала в этом не было.

На июльском пленуме Маленков также инкриминировал Берии его внешнеполитические инициативы: «На прошлой неделе, накануне того дня, как мы решили рассмотреть в Президиуме ЦК дело Берия, он пришел ко мне с предложением предпринять через МВД шаги к нормализации отношений с Югославией. Я заявил ему, что надо этот вопрос обсудить в ЦК. Какое же это предложение? В изъятых теперь у Берия материалах есть следующий документ:

«Пользуюсь случаем, чтобы передать Вам, товарищ Ранкович (шеф МВД и второй человек в югославском руководстве после Тито. — Б. С.), большой привет от товарища Берия, который хорошо помнит Вас.