Повелитель света - Морис Ренар

воздушную среду, а сквозь воду, он задерживается. Да, Перонна, в воде, скажем, изображение предметов доходит до нас не так быстро, как на поверхности земли, пусть и чуточку медленнее, но все же медленнее, и это неизбежно.

– То есть, – сказала Перонна, – эти пластины подобны, если можно так выразиться, таким пластинам воды, через которые свет проходит в сто тысяч раз медленнее, чем через обычную воду?

– Именно! – воскликнул Шарль. – Эти стекла имеют такую структуру, при прохождении через которую свет задерживается точно так же, как он задерживается, проходя через воду; точно так же, как и звук задерживается в определенной среде. Да вы, Перонна, и сами знаете, что через какую-нибудь металлическую трубу, что-нибудь твердое, звук услышишь быстрее, чем в свободном пространстве. Так вот, Перонна: здесь примерно такой же случай! Вот и решение. Эти стекла – будем их так называть – пропускают свет крайне слабо, раз уж столь незначительной толщины пластина способна задержать его на сто лет. Подумать только: целых сто лет нужно лучу света, чтобы пробить этот пласт материи! То есть за год он пробивает лишь сотую часть этой толщины.

И вот тогда-то, приняв внезапное решение, Шарль Кристиани схватил одну из двух пластин и очень осторожно вставил в самую середину ее среза перочинный ножик, чтобы попытаться разделить пластину по всей ее длине и ширине на половины, имеющие одну и ту же поверхность и примерно равной толщины.

Каких-то особых усилий это не потребовало: расколоть эту слоистую, состоящую из бесчисленного множества листов субстанцию на две части оказалось проще простого.

Расщепив таким образом надвое одну из двух пластин, он обследовал разъединенные части. И увидел то, что и ожидал увидеть, а именно: с одной стороны, парк и фасад Силаза такими, какими они должны были быть на полпути между 1829 и 1929 годами: в году 1879-м, уже с маркизой над дверью гостиной и «верхней комнаткой», ничем не отличающейся от нее же прежней, так как никто в нее не заходил на протяжении очень долгого периода времени. Продолжив свои опыты, Шарль, прикидывая толщину на глаз, снова погрузил свой нож в рифленый срез пластины (срез с тысячью светлых и темных бороздок) примерно в двух миллиметрах от одного из краев (того, который граничил с видом «верхней комнатки»). И с сухим щелчком отсоединил слюдяные листы…

Он увидел Клода, помолодевшего лет на двадцать: катя перед собой тачку, тот направлялся вглубь парка.

Шарль повторил ту же операцию совсем рядом с другим краем, и тогда – и тогда! – так как он сделал разрез всего в нескольких годах от настоящего времени, он заметил в «верхней комнатке» сгорбившегося над бумагами молодого человека, чей вид потряс его рассудок.

СЕБЯ САМОГО. Тремя годами ранее.

Все теперь прояснилось – по крайней мере в том, что касалось оптических свойств этой удивительной материи, природной или же составной. Она была такова, что свет проходил через нее во всех направлениях, как через стекло, но очень медленно, на долю миллиметра за сутки. В этом месте нашего рассказа мы хотели бы извиниться перед читателями за то, что продолжаем упрощать, быть может даже чрезмерно, все то, что относится к научной части этой истории. Всему – свое место. Существует множество рефератов, множество технических работ на тему открытой (или скорее – заново открытой) Шарлем Кристиани материи, которую он назвал люминитом. Мы отсылаем к этим научным трудам любителей деталей и уточнений, которые к тому же могут уже сейчас предаться плодотворным размышлениям, исходя из тех данных, пусть и самых элементарных, которые мы только что предоставили. Что до автора этих строк, то он не считает необходимым погружаться еще дальше в глубины науки, так как он всего лишь литератор, взявшийся пересказать эту на удивление живую любовную историю. Это уже сама по себе задача прекрасная, и мы ей весьма рады.

Так что отбросим в сторону все, что касается химии и математики, не говоря уж об остальных научных дисциплинах; более того, если какая-то читательница и так пролистывала последние главы с хмурым видом, посоветуем ей просто пока запомнить, что люминит – это субстанция, имеющая следующие свойства: вследствие того что свет проходит через данную материю крайне медленно, по обе стороны от пластин люминита можно увидеть то, что происходило там, где они находятся, в прошлом. И чем более пластина толстая, тем более отдаленное прошлое она показывает, опять же – как с одной своей стороны, так и с другой.

Теперь, когда это установлено, вернемся к ходу событий.

Первое, которое представляет определенный интерес для нашего повествования, произошло тем же вечером.

С наступлением сумерек Шарль, так и не покинувший за целый день своей комнаты, во второй раз увидел, как его предок Сезар вошел в «верхнюю комнатку», словно он, Шарль, находился не у камина, а перенесся на чердак, откуда наблюдал происходящее на третьем этаже башни накануне. Это навело его на одно интересное соображение: даже если бы теперь, в 1929 году, в «верхней комнатке» вообще не было никакой мебели, стекло люминита все равно показало бы ее такой, какой она была в году 1829-м, как это и следует из всего того, о чем мы уже сообщили.

Так или иначе, все в поведении старика Сезара свидетельствовало о том, что он заканчивает приготовления к отъезду.

Устроившись гораздо удобнее, нежели у чердачного слухового окна, Шарль мог приближаться к пластине с любой стороны по собственному усмотрению. Таким образом он рассмотрел двускатное бюро, на которое Сезар поставил лампу, войдя в комнату. Вооружившись пером, эксцентричный добряк в оливкового цвета куртке написал несколько страниц; в самом низу пятой страницы резким взмахом расписался, после чего, добавив исписанные листы к пачке других, поместил все в мраморированную желто-черную коробку, которую кое-как перетянул тремя тесемочками.

Встав, он прошел к библиотеке, открыл ее, поднялся на приставную лесенку, передвинул на самой верхней полке несколько книжек и глубоко засунул внутрь руку. Шарль, который созерцал это на нижней пластине окна (той, которая накануне стояла под другой в оконной раме), сменил пластину на верхнюю, чтобы лучше все рассмотреть, и продолжил наблюдение. Таким образом он оказался на одном уровне с верхними полками библиотеки, благодаря чему увидел, как рука Сезара сдвинула в паз часть задней поверхности книжного шкафа.

Появилась стена.

Скажем даже больше: не просто стена, а небольшая дверца в стене.

Эта дверца также, подчиняясь руке Сезара, отъехала в сторону, открыв углубление, тайник, проделанный в толще стены.

В него-то Сезар и поместил картонную коробку, содержащую рукопись.

Но этим его действия не ограничились. Покопавшись в глубине секретного отсека,