Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

собирался ужинать и заказал пиццу. А еще у меня есть красное вино, и оно тебе точно не повредит.

– Не повредит, – послушно повторяет Юлиана и садится на стул на кухне, в которой и развернуться-то негде.

Валентин так легко ответил на ее вопрос, даже не утруждая себя объяснениями, что она не решается их требовать, а вместо этого вываливает на него все, что произошло за последние два дня.

– Илья вернулся. Он в больнице, и у него амнезия, а его мать сошла с ума и твердит, что у нее больше нет сына. Еще я была в детдоме у Зои. Ее так и зовут – Зоя, представляешь? – слова вылетают из Юлианы пулеметной очередью.

Валентин внимательно слушает, одновременно наполняя бокалы, а Юлиана все говорит и говорит, и невольные слезы орошают губы солью.

– И эта девочка такая прелестная, но одинокая, как и я. А еще… – Она вдруг захлебывается словами и закрывает лицо руками, не в силах рассказать про встречу с Евгением.

Плечи сотрясаются от рыданий. Словно в тумане, она чувствует, как Валентин подхватывает ее на руки и целует в макушку.

– Все наладится, – шепчет он. – Вот увидишь. Наша жизнь в наших руках, и будущее, и даже прошлое. Стоит тебе только захотеть, и мы его перепишем.

Юлиане хочется ответить, но вместо этого она устало закрывает глаза.

Переписать прошлое. Разве это возможно?

* * *

Инга бежит по улице глубокой ночью, а ледяной воздух ласкает ее обнаженную шею, как чувственный любовник. Те же мурашки, вот только от таких поцелуев недолго и слечь с температурой.

Пришлось сказать парню, что маме стало плохо. Если он узнает, что причина ночного звонка – кошмары Марии, придется объяснить, почему взрослая Маша не может справиться с ними сама. А раскрывать секрет сестры без разрешения Инга не готова, потому что боится огрести по полной, ведь Мария вспыльчива. Да и самой слишком сложно произнести фразу: «Моя сестра побывала в плену у психопата и теперь страдает от панических атак и кошмаров».

Вот только… Неужели снова? Мария утверждала, что справилась с ними. Но полчаса назад она рыдала в трубку, умоляя Ингу срочно приехать. Благо ночью такси пруд пруди.

Инга на ходу достает ключи от подъезда сестры и забегает внутрь. Наверх, вот знакомая дверь. Не заперто…

– Маша! – окликает она и нашаривает выключатель.

Слабый пульсирующий свет озаряет прихожую. Инга закрывает двери на все замки, быстро скидывает на стул уличную одежду и проходит в спальню. Так и есть: посреди разложенного дивана дрожит на простынях худенькая фигурка Маши. Тонкие ручки-ножки, острые ключицы, торчащие колени. Вместо пижамы растянутая футболка с черепами и черные стринги.

– Маша, – ласково шепчет Инга и забирается к сестре. Накрывает их одеялом и крепко обнимает.

В окно без занавесок смотрит луна, и в мигающем свете из прихожей их мир сужается до пространства одного дивана, на территории которого живут лишь они вдвоем. Инга с содроганием вспоминает долгие дни, когда Машу не могли найти. Отчаяние, безысходность, и сумасшедшая радость, когда полиция, наконец, ее отыскала.

– Ты напугала меня. Давненько не было у тебя кошмаров.

Маша постепенно перестает всхлипывать и теснее прижимается к Инге. Еще чуть-чуть, и они одно целое. Как в детстве. Она что-то бормочет.

– Что?

Инга слегка отстраняется, и Маша повторяет:

– Мне приснился сон. Сначала та девица из института. Ну, помнишь, которая… – Ее дыхание сбивается.

– Которая покончила с собой, и все считали, что в этом виновна ты?

– Да. Сначала она кричала на меня, что я – убийца. Царапала мне кожу на голове, выдирала волосы… А затем я вдруг вспомнила…

Ее голос уже не дрожит от слез и страха. Он обретает доселе неведомую Инге жестокость.

– Знаешь, если я и правда виновата, то уже свое выстрадала, – цедит сквозь зубы Маша. – Но это не мешает мне жаждать возмездия.

– Так что ты вспомнила? – Инга нервно сглатывает.

– Вспомнила все. Вспомнила, кто меня пытал, – шипит в темноте Маша и запрокидывает голову, чтобы посмотреть на Ингу. – Но самое главное – я знаю, где его найти. Я знаю, кто он.

III

Четыре года назад…

– Сколько лет парню?

– Семнадцать…

– Да, в таком возрасте на год загреметь в детдом. К тому же бабка, считай, растила его в изоляции да еще на религии была помешана. Любому ребенку в детдоме будет несладко, а этому вдвойне.

– Он уже не ребенок. Смотри, какой взгляд… прям до мурашек. Но бабуля его учудила. Такая верующая, а покончила с собой, наглотавшись таблеток.

– Все они, фанатики, на своей волне…

– Кстати, в детдом он не попадет. Говорят, объявился его папаша и хочет оформить над ним опекунство.

– О как! Отец года прям. Жаль, я раньше не знал, что так тоже можно растить детей.

– Точно-точно.

Тихие пересуды окружают Богдана повсюду, куда бы он ни пошел. В маленьком городе жизнь их семьи и без того всегда была на виду, и мерзкие слухи сдерживал лишь грозный нрав Кристины Альбертовны. Теперь она мертва, и люди сплетничают направо и налево, а косые взгляды встречают Богдана везде.

Но его это не волнует. Он знал, на что шел, когда подмешал бабке в питье убойную дозу снотворного. Она все равно умирала, а он лишь облегчил ее страдания.

Вскоре Богдан уедет, а следом за ним и Ляля. И жизнь заиграет новыми красками. Сколько бы ему ни осталось – десять, двадцать или даже тридцать лет – он посвятит это время изучению памяти. И его интересы распространяются далеко за пределы теории.

– Ты уже получил паспорт?

Отец замирает на пороге комнаты Богдана, и в его взгляде читается явный испуг при виде тусклых стен, чопорного покрывала, голого окна. Богдан с легкостью читает его мысли и ухмыляется.

– Бабушка придерживалась своеобразной аскезы. Она отвергала любой уют, но при этом пользовалась стиральной машинкой. – Он раскрывает шкаф, где на паре вешалок размещен весь его скудный гардероб. – Да, я забрал новый паспорт.

После похорон бабушки прошло уже два месяца. Все это время Богдан жил один в доме, а отец довольно часто навещал его, что не могло не раздражать. Он оформил опекунство, оплатил бабушкины похороны, содержал Богдана и каждый раз при встрече, казалось, пытался восполнить потерянные годы. А когда Богдан увидел, как отец плачет над разбившейся птичкой, то окончательно уверился, что тот не мог изнасиловать его мать.

– Ангелина рассказывала, что Кристина Альбертовна не разрешала ей смотреть телевизор, потому что боялась, что он развратит ее ум, – неожиданно вспоминает Олег. –