История Израиля. Том 1 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1807-1951 - Говард Морли Сакер

образованы сотни кибуцев и мошавов, — земля должна была находиться исключительно во владении евреев, и обработка земли также должна была вестись самими еврейскими жителями. Финансовые условия получения земли были столь же необременительными, как и до 1948 г.: арендная плата чисто номинальная, и ее начинали взимать лишь после того, как новый поселенец обустраивался на новом месте и его участок начинал давать урожай. Трудно представить себе более весомые побудительные стимулы. Возможность получить земельный участок практически бесплатно была весьма существенным фактором, привлекавшим внимание новых поселенцев, особенно когда речь шла о местах, удаленных от цивилизации и с трудными климатическими условиями.

Впрочем, другим побудительным — и, пожалуй, в конечном итоге еще более убедительным — стимулом было отсутствие у репатриантов выбора. На протяжении первых трех лет со дня провозглашения независимости доля репатриантов, имевших ту или иную профессиональную подготовку, не превышала 1 %. Более 50 % вообще не владели каким бы то ни было ремеслом. Надо признать, что выходцы из Европы, как правило, с неохотой воспринимали саму идею занятий сельским хозяйством. В лагерях для перемещенных лиц они утратили свой запас жизненных сил, а зачастую и свои идеалы; многие безо всякого энтузиазма воспринимали сионистско-халуцианские идеалы труда на земле. Подчеркнем, что репатрианты, обратившиеся к сельскохозяйственной деятельности в первые после провозглашения независимости годы, были преимущественно евреями из стран Востока. Так, в 1947–1951 гг. из стран ислама прибыло меньше половины всех новых репатриантов, но при этом 136 из 231 сельскохозяйственных поселений были основаны выходцами из стран Востока, и лишь 95 поселений — ашкеназами (остальные 67 поселений основали коренные израильтяне).

Несходство халуцианских идеалов и психологии восточных евреев нашло свое отражение и в статистике создания кибуцев и мошавов. В 1947 г. в ишуве насчитывалось 176 кибуцев и 58 мошавов. К 1959 г. это соотношение изменилось — теперь в стране было 229 кибуцев и 264 мошава. Однако само по себе число поселений не дает картины во всей ее полноте. До создания государства две трети еврейского населения, занятого в сельском хозяйстве, проживало в кибуцах и лишь одна треть в мошавах. К началу 1960 г. эта картина изменилась самым радикальным образом. Численность населения кибуцев увеличилась вдвое, тогда как численность населения мошавов — в пять раз. Очевидно было, что коллективные поселения, вначале рассматривавшиеся как идеал сионистского национального и социального развития, в значительной степени утратили свою привлекательность. Можно припомнить, что уже в период мандата кибуцы не были столь популярными, как прежде, особенно среди людей семейных — туда продолжали стремиться в основном одиночки. Приехавшие после 1948 г. восточные евреи были в массе своей именно семейными людьми, да к тому же полностью лишенными сионистских идеалов — они никак не воспринимали халуцианскую сущность кибуцного движения. Уж если им суждено было заняться сельским хозяйством, то взамен они требовали таких осязаемых, материальных преимуществ, как возможность жить в кругу своей семьи и получать прибыль от своей работы.

С самого начала условия жизни в этих поселениях были весьма непростыми. Мошавы, созданные после 1948 г., точно так же, как и кибуцы, находились либо на территории покинутых арабских деревень, либо в непосредственной близости от них. Первым регионом, где создавались еврейские сельскохозяйственные поселения, стала узкая полоса приморской равнины, затем гористая местность “иерусалимского коридора” и, наконец, северные и южные районы Израиля. В новых поселениях репатриантов ждали домики, сложенные из бетонных блоков, и небольшие земельные участки. Согласно нормам, разработанным поселенческим отделом Еврейского агентства, каждая семья, поселившаяся в мошаве, получала одну корову, пятьдесят кур-несушек и 10–15 дунамов орошаемой земли; замысел состоял в том, чтобы поощрить развитие комплексного хозяйства, то есть земледелия в сочетании с животноводством. На практике, однако, создание целого ряда поселений осуществлялось безо всякого плана. Проходило два года, если не больше, прежде чем вводилась в строй система орошения или прокладывалась дорога, соединявшая мошав с ближайшим шоссе. В сезон зимних дождей мошав оказывался отрезанным от всего мира; нередки были проблемы с электричеством. В пиковые периоды иммиграции многие мошавы, оказывались перенаселенными, а земельные участки составляли всего 8-ю дунамов на семью. Экономические трудности вели к образованию противостоящих друг другу групп, и в результате происходило деление изначального мошава на два или три поселения.

Разумеется, поселенцы не были оставлены без помощи и совета. Еврейское агентство авансом предоставляло им семена, удобрения, средства для аренды сельскохозяйственной техники. Агентство также помогало им советами относительно того, что и где сажать; в сбыте урожая содействие оказывала подчиненная Гистадруту организация Тнува (Глава VII). В первые годы предпочтение отдавалось таким скороспелым культурам, как помидоры или табак, выращивание которых могло принести скорый доход и стимулировать дальнейшую работу фермеров. Члены мошавов получали также временную работу в рамках проектов Еврейского национального фонда по осушению болот и лесонасаждению. Но, несмотря на предоставление всех этих достаточно значительных гарантий — как экономических, так и моральных — неизбежны были и потери, связанные с такими факторами, как неудовлетворительные орудия труда, случающиеся неурожаи, изнурительные условия работы, налеты арабских грабителей. Бывали и случаи, когда выходцы из стран Востока продавали предоставленное им оборудование или съедали своих кур-несушек. Многие олим (репатрианты) высказывали недовольство тем, что им приходится жить бок о бок с репатриантами из других стран, принадлежащими к иной культуре. Иракцы ссорились с марокканцами, болгары с йеменцами. Нередки были случаи, когда члены мошава высказывали недовольство по поводу своего мадриха, консультанта по вопросам сельского хозяйства, полагая, что тот вводит их в заблуждение или вовсе обманывает. Иногда скандалы охватывали весь мошав, и случалось, что репатрианты просто-напросто уезжали оттуда, поселяясь в городских трущобах, причем свое имущество они оставляли безнадзорным, а долги — невыплаченными. В период между 1948 и 1958 гг. 35 % всех репатриантов-мошавников бросили свои хозяйства и уехали в город.

Однако, несмотря на подобного рода неудачи, эту экстренную программу сельскохозяйственного развития и расселения репатриантов по всей территории страны отнюдь не следует считать неудавшейся. С одной стороны, численность населения Тель-Авива, Хайфы и Иерусалима продолжала увеличиваться по-прежнему. Тем не менее если в 1948 г. население этих трех городов составляло 52 % всего населения Израиля, то в 1957 г. эта цифра снизилась до 31 %. И хотя рост численности сельского населения страны не был особенно заметным (с 18 % в 1948 г. до 22 % к концу 1957 г.; впрочем, позже эта цифра опять уменьшится), тем не менее еврейское сельское население Израиля, составлявшее 116 тыс. человек в 1948 г., к 1959 г. увеличилось до 325 тыс., что является впечатляющим в абсолютном выражении, хотя и не столь заметным по темпам роста. В 1948 г. евреи обрабатывали 1,6 млн дунамов, десять лет спустя эта величина составила 3,9 млн дунамов. К 1958 г. объем сельскохозяйственного производства еврейского сектора Израиля увеличился