Печать мастера - Тайга Ри

добровольца, который хочет учиться быстро, и их со-ученик неизменно выходил вперед.

Занятие за занятием. Занятие за занятием. Шагал вниз к сцене и терпеливо ждал, когда настроят ограничивающие плетения на жетон – и Пятый готов был поклясться Великим, что Наставник по какой-то причине специально использует предельную мощность разрядов. Готов был поставить, но доказать не мог – для этого нужно было оказаться на месте Шестнадцатого.

Занятие за занятием. Шестнадцатый пытался выполнить серии и связки поклонов. Ошибался, его прошивало разрядом молнии от жетона, в воздухе разливался свежий запах плетений.

Дрожал. Шагал назад и – начинал сначала.

«Шух! Шух! Шух!»

– Поклон номер девять. Неправильно. Занять исходную позицию.

«Шух! Шух!»

– Номер два – это очень простой поклон, уже здесь две ошибки. Занять исходную позицию.

«Шух!»

«Шух!»

«Шух!»

Пятерка дрогнул, когда в очередной раз Шестнадцатый не удержался на ногах и упал на колени, содрогаясь.

– Занять исходную позицию, ученик.

Выровнялся, сделал четыре шага назад, поклонился Учителю и снова начал выполнять серию последовательно с первого поклона.

«Шух!»

Удар. Разряд. Жетон вспыхивает – Шестнадцатый дрожит, и снова с усилием возвращается на исходную позицию.

Рядом рвано вздохнул Семи, снова крепко схватившись за жетон, и потеребил. Пятый прекрасно помнил, что Семнадцатого так же приучали, используя плетения. Учили говорить чисто, чтобы отсеять из речи приютские «словечки», когда уже ничего не работало. Тот получал разряд каждый раз, когда произносил «слово» из запрещенного списка, утвержденного Шрамом лично.

«Шух!»

– Новая ставка? – обернулся к ним Девятый ученик со второго ряда, пока Шестой Наставник отвлекся. – Что он свалится на этом повторении?

Но никто из ряда ставку не поддержал. Пятерка и сам ставил, что Шестнадцатый выдержит всего три раза – и проиграл, потом ставили на пятый раз, седьмой… но ни один из них не ставил на то, что можно продержаться целое занятие и… второе, и… третье. Просто потому что ни разу никому из учеников не приходило в голову, что можно хотеть учиться настолько сильно.

«Шух!»

– Занять исходную позицию, ученик.

Семи снова потеребил жетон и отрицательно мотнул головой Девятому ученику. Эту ставку он поддерживать не будет. Третий член их тройки совершенно на всю голову отмороженный или сумасшедший.

* * *

«Ш-шу-ух!»

Косте казалось прошло не два или три занятия, а зима. Бесконечная, длинная, бескрайняя. Когда сезон сменяется сезоном. Боль притупилась к концу первого занятия. К концу второго – стал хуже видеть, все как будто подернулось дымкой перед глазами. К концу третьего притупились все ощущения вообще. Ему казалось, что вся его жизнь превратилась в череду ошибок. Сплошную череду, где за каждую ошибку сразу следует наказание.

– Занять исходную позицию, ученик.

Не раз и не два он хотел ответить – хватит. Но вместо этого разворачивался и делал четыре шага назад. Потому что самое важное – это научиться.

* * *

Два дня спустя

Октагон, столовая

– Так не делается – обычно в тройках стараются иметь силовика, алхимика и умного… тогда это эффективно. Далеко не все универсалы. Так рекомендуют собирать звезды от малых до больших, чтобы способности членов звезды компенсировали и уравновешивали друг друга… а у нас… – уныло закончил Пятый, снова почесывая левый рукав.

Коста прожевал, и потом шлепнул Пятерку по руке – не чесать, иначе татуировки испортятся и придется набивать сначала.

Алхимики начали испытывать новое средство для контроля силы и Пятый был полон надежд и почти светился последние два дня – порхал и улыбался. Ему сказали, что блокираторы можно будет снять через несколько декад, когда рисунок будет закончен полностью, и тогда Пятерка будет «таким, как все». Но это займет время.

Коста закончил завтрак. Сложил приборы. И только тогда сказал:

– Выход есть. Подтянуть вас. Тебя до алхимика, Семнадцатого до… художника-каллиграфа, – закончил Коста едко. Семи поперхнулся, подавился, закашлялся, и Пятый заботливо поднес ему чашку с морсом, так стукнув по спине, что крошки улетели вперед.

– Ффатит атвали… отвали я сказал…

– Фу, что за выражения, – сморщил нос Пятый. – Давно не получал жетоном?

– И, если с нами все ясно, то что делать с тобой? Как подтянуть твою силу выше второго круга? – ядовито процедил Семнадцатый.

– Пока что из нас троих только я поднялся выше на одно место в рейтинге, – невозмутимо парировал Коста, доставая свиток из сумки и разворачивая на столе. – Это означает, что сила не является определяющим фактором.

* * *

Пятерка покосился на свиток – Коста так и не смог заставить Семи есть быстрее, поэтому, чтобы не терять время, он начал учиться сам. Читать каждый раз, как только выпадало свободное мгновение – читать за обедом, учить в очереди в купальни, читать перед сном, читать, как только проснулся… и… сегодня, в качестве приправы к основному блюду у них на столе был свиток по этикету, куда Коста уткнулся носом.

За завтраком Шестнадцатый читал артефакторику. Вчера вечером читал им вслух выдержки из «Построения схем боевых плетений», в купальне цитировал наизусть стихи, которые могут спросить на сегодняшнем занятии.

Семнадцатый с отвращением покосился на читающего Шестнадцатого и ещё быстрее заработал ложкой, ухмыльнувшись.

Пятый показал четыре пальца чересчур довольному Семи, который уже предвкушал победу – прошло только четыре дня от срока, на который они поспорили.

Он сказал – их соседа по «тройке» попустит через декаду, Семи ставил, что нет – уж слишком ненормальным был Коста изначально.

Но Пятый был уверен – нужно просто потерпеть, и все плетения вернутся на круги своя. Просто потерпеть, когда сосед перестанет их доставать. Просто потерпеть ещё шесть дней.

«Вечером» – произнес Семи беззвучно, глядя на Пятого поверх головы Шестнадцатого. Пятерка поднял бровь.

«Алхимия» – подумав, проговорил сосед одними губами, подняв один палец вверх.

«Первый том алхимии» – перевел для себя Пятерка, покосился на темноволосую макушку рядом и – кивнул.

Он – в деле.

* * *

Поздний вечер того же дня, Пятый ученический дом

– И голубеют ирисы лазурью, – диктовал Коста, считая шаги от кровати и до кровати. Больше делать все равно было нечего. – Пиши!

– Чего это они голубеют? У нас голубых нет… – пробухтел Семнадцатый, старательно выводя штрихи на пергаменте. – Ла… зурь… ю… Не, слышь, а чего они заголубели то? В них плетения попали? Не буду я это писать! Это чушь какая-то!

Пятерка, сидя на кровати у окна, поджав под себя ноги, щелкал орехи, и кидал скорлупки в кулек, сделанный из прошлого испорченного Семи листа бумаги.

Коста покачал головой.

– Это – стихи. Стихосложение завтра. Ты – не готов. Пиши! И