Kurohibi. Черные дни - Gabriel

сделать Синдзи — это зажмуриться и внутренне напрячься, когда она со всего маху рубанула этой планкой по мошонке, издав сочный хлопок. Крика от мгновенной вспышки жуткой боли ему сдержать не удалось, однако сколь мощно и остро его пронзило страшное ощущение между ног, столь быстро оно развеялось, оставив после себя щекочущие искорки пикантных чувств. Но не успел Синдзи выдохнуть, как Мари нанесла еще один удар, сильнее первого, а за ним еще и еще, хлопая и шлепая дощечкой по вздувшимся от чрезмерной стимуляции яичкам, словно воин кендо отрабатывал удары на манекене.

И вот когда боль стала невыносимой, и Синдзи уже был готов взвыть о пощаде, запыхавшаяся и взмокшая Мари вдруг прекратила удары, отбросила дощечку и ласковым заботливым тоном прошептала:

— Ну все, все, я уже закончила, больше не буду. Уф, даже вымоталась. Не плачь, мой сладенький, такого больше не повториться. Массаж яичек очень полезен для здоровья, ты знаешь? Эта дощечка не способна причинить вреда, а вот твои шарики теперь стали плотными и тяжелыми, словно из стали. Давай, я помогу тебе снять напряжение.

Разомкнув глаза, которые действительно прослезились от вспышек боли, Синдзи обнаружил, что Мари начала плавно и в самом деле нежно гладить его мошонку, как будто это было чрезвычайно хрупкое сокровище, одно неосторожное прикосновение к которому могло его сломать. Эти невесомые воздушные движения на удивление быстро уняли все мучительные ощущения в паху, оставив лишь одно легкое и тянущееся медовыми струйками удовольствие. А затем, когда мешочек чуть обмяк, позволив яичкам свободно в них переливаться, Мари аккуратно наклонила к ним лицо и бережно вобрала их в рот, начав легонько посасывать и гладить язычком.

Синдзи выдохнул от внезапно распустившейся в душе гаммы чувств, где все еще стояла тень так до конца и не прошедшей боли, нервозности, волнения и возбуждения, а за ними — огромная волна удовольствия, словно крепким алкоголем разлившегося теплом по венам. Начав дышать все тяжелее, он вновь ощутил знакомую тяжесть в животе, что являлась той необъятной массой накопившегося оргазма, который так и не находил выхода наружу. Казалось, еще несколько неосторожных ласк, и его внутренности просто рванут от давления кипящей спермы.

Мари, блеснув хитринкой в глазах и не выпустив яичек изо рта, вновь улыбнулась и вдруг одним проворным движением поднесла мокрый пальчик к его анусу, а затем неожиданно легко ввела его до основания внутрь. Синдзи пикнул, ощутив внезапное шевеление внутри своего зада, невольно дернулся и сжался, из-за чего его сфинктер болезненно сдавился, однако девушка чуть согнула палец и с небольшим усилием надавила на гладкую стенку кишечника, заставив мышцы внутри мгновенно расслабиться.

Синдзи неловко заелозил плечами, сколь необычны оказались ощущения, и если поначалу они были определенно неприятными, то теперь Мари, не переставая сосать обмякшие яички, какой-то загадочной техникой умудрилась снять все напряжение и дискомфорт и плавно заводить пальцем внутри, отчего по бедрам распространилась приятная волнующая дрожь.

— А тебе нравитща, — с забитым ртом произнесла девушка, одарив того разгоряченным взглядом, а затем вдруг перевела глаза на Каору. — Щего щидишь, пришоединяйщя.

Поглощенный наслаждением от невероятно чувственных ласк, Синдзи не сразу осознал слова Мари, но когда смысл их дошел до его рассудка, было слишком поздно — Каору, по обыкновению покорно и с благоговением взирая на девушку, подтянулся вперед и без колебаний взял его член в рот.

— Нет!.. — воскликнул Синдзи, когда открывшаяся картина окончательно сложилась перед его глазами, а тело ответило возросшей вдвое бурей ощущений.

— Хохо, голощек прорежалща, — прыснула смешком через нос Мари и теперь уже с силой втянула в рот яички, начав их там неистово облизывать язычком, чуть выше зубками прикусывать основание мошонки, а пальцем проникать все резче и глубже в анус.

Синдзи затрясся и забился всем телом, когда его разум переполнили вспышки противоречивых чувств. Каору — парень — сейчас сосал его член, и это было ужасно, отвратительно, неприемлемо, но ласка оставалась лаской, от кого бы она ни шла, и в дополнении к панически невыносимым чувствам добавилось неизбежное удовольствие, наслаждение откликнувшейся плоти. И одно это заставило Синдзи заскулить от отчаяния, забиться, задергаться, не в силах что-либо изменить и пытаясь лишь в безнадежной попытке отгородиться от накатывающих ощущений. Он зажмурился, закрылся от мира, но все было тщетно — втягиваемый от всасывания член искрился от экстаза, измученные ударами яички расплывались потоком наслаждения, а зад в расслабленном блаженстве отзывался удовольствием от проникающего в него пальчика Мари. И Синдзи под лавиной этих двойственных, низвергающих, растаптывающих разум чувств, поддался, сдался им, позволив сердцу наполниться упоительным теплом, и сквозь слезы беспомощно и самозабвенно застонать.

Он не сразу понял, что Мари куда-то отошла. Открыв глаза, Синдзи все также наблюдал нависшую над ним фигуру с длинными серыми волосами, старательно и протяжно всасывающую его вздувшийся член, он ощущал гладкость чулок под своей головой, различал детали женской одежды, черты лица и сквозь паутину вожделения подумал, что этой фигурой вполне могла бы оказаться настоящая девушка, почему-то зовущая себя парнем. И даже та часть реальности, которая голосила о том, что перед ним на самом деле парень, не могла отменить тот факт, что парень этот являлся мягче прочих девушек, причем не показушной смазливостью, а своим расположением к себе, умением утешить, успокоить, даже если ценой этого являлось его самоуважение. Можно было кричать от брезгливости, закрыться от накатывающих чувств, сопротивляться, но Синдзи невольно вспомнил его слова, сказанный парой минут ранее, и он доверился, он принял его помощь и его эфемерное чувство спокойности, сопричастности, которое источала каждая клеточка его кожи, каждое движение и штрих лица.

Мари появилась спустя некоторое время и тут же отпихнула Каору от члена Синдзи, сама взявшись ладонью за его влажный ствол и, навалившись на его приподнятое тело, с нарочитой медлительностью погрузила его в свой рот, начав неторопливо водить язычком по головке и сдавливать основание зубками. Некоторое время она еще провела с членом во рту, судя по коварно сощурившимся глазам, наслаждаясь не столько его вкусом, сколько вынужденным наслаждением Синдзи, который уже едва мог дышать от перевозбуждения, а затем по обыкновению на пике удовольствия, хлюпнув, отстранилась и сладко промурлыкала:

— Это мой любимый инструмент. Я зову его Кадуцей.

И тут она помахала перед лицом Синдзи предметом, от вида которого у того мурашки побежали по коже. Им оказался фаллоимитатор внушительных размеров, темно-фиолетовый, довольно толстый и с крупной головкой, достаточно гибкий, чтобы свободно покачиваться под собственной тяжестью в