Генерал Багратион. Жизнь и война - Евгений Анисимов

Багратион лучше всех понимал грозящую ему и Платову опасность. Уже 13 июня, когда французы только что высадились на правом берегу Немана у Ковно, он написал об этом Барклаю. Багратион считал, что «быстрое стремление неприятеля на Вильно» не только отрежет его армию от 1-й Западной армии, но и не даст ему отступить на Минск, «ибо одно верное обозрение карты доказывает, что по отступлении 1-й армии к Свенцянам неприятель, заняв Вильно, может предупредить отступление 2-й армии в Минск и по краткости пути будет там прежде, нежели я»9. Генерал Паскевич писал, что Багратион предвидел развитие событий, предугадал то, что с его армией произойдет буквально через несколько дней, и это ответ для тех, кто «до сих пор утверждает, что он был только авангардным генералом»10, то есть военачальником, лишенным стратегических дарований. Да и последующие письма Багратиона подтверждают его прозорливость. Примечательно, что в своих опасениях Багратион нашел поддержку и у начальника Главного штаба 2-й армии графа Сен-При, который писал императору о стратегических ошибках начального плана войны примерно в том же ключе, что и Багратион.

Нужно сказать немного о генерал-майоре графе Эммануиле (по-русски Мануиле Францевиче) Сен-При. Эмигрант, роялист, аристократ, выпускник знаменитого Гейдельбергского университета, с 1795 года он служил в Семеновском полку, геройски воевал под Аустерлицем, Гутштадтом, где был тяжело ранен. Потом Сен-При участвовал в войне с турками, долгое время служил командиром любимого Багратионом лейб-гвардии Егерского полка. Словом, Сен-При был боевым генералом, образованным и опытным. Французский агент дал о нем накануне войны такую справку: «Генерал граф Сен-При. 38лет. Шеф 6-го егерского полка, генерал-адъютант императора, храбрый генерал, очень умный, деятельный, хороший тактик. Был ранен в последней кампании против французов. Очень любим офицерами и солдатами. Состояние скромное» ".

Летом 1812 года Александр I назначил Сен-При начальником Главного штаба 2-й Западной армии. Он становился вторым человеком в армии и в случае выбытия главнокомандующего занимал его место. Багратион был недоволен таким «дублером», назначенным без его согласия. Генерал-квартирмейстер 2-й армии М. С. Вистицкий писал: «Сочинитель (то есть сам Вистицкий. — Е. А.) и дежурный генерал 2-й армии Марин, равно и князь Багратион, сомневались в начальнике штаба, графе Сен-Приесте. Вот слова Багратиона: “Я сам бы не хотел графа иметь при себе, но воля государя дать мне его в дядьки. Он назначен начальником штаба против моего желания, и ты видишь, что над ним надобно иметь надзор. Он, за всем тем, переписывается с государем, когда я пишу, то и он пишет, только на французском языке”»12 (а французский язык Багратион, по-видимому, знал плохо).

Смысл назначения Сен-При ясен из той инструкции, которую он получил в июне 1812 года. Несомненно, император и Барклай видели в Сен-При генерала, который был бы «не токмо способным к исполнению всех обязанностей сего звания по всей их обширности, но который, удостоясь высочайшего доверия, и по собственным своим знаниям и заслугам, умел бы в то же время приобресть и сохранить полную доверенность главнокомандующего армиею и был бы в состоянии все операционные действия привести к предназначенной цели»13. В этой цитате нельзя не усмотреть отчетливый подтекст: Сен-При должен был найти общий язык со своим имевшим непростой характер главнокомандующим, который не обладал такой военной ученостью, как Сен-При. Делалось это ради того, чтобы в конечном счете привести «все операционные действия… к предназначенной цели», то есть выполнить все приказы Главной квартиры. Действительно, в штабной среде, среди представителей немецкой военной науки, особенно уважаемой императором Александром, закрепилось мнение о том, что Багратион неспособен самостоятельно руководить армией, что он «неучен», пренебрегает принципами военной науки в том виде, как ее подавали модные теоретики из Пруссии и Австрии. С одной стороны, Багратион действительно не получил «правильного» военного образования, не был теоретиком военного дела, не углублялся в чтение немецких теоретических сочинений, не знал немецкого языка. Да ему, генералу-практику, наверное, и некогда было читать эти книги. С другой же стороны, он, верный ученик победоносного Суворова, вслед за великим полководцем не мог не учитывать опыт не слишком плодотворного сотрудничества русских командующих со штабными работниками из венского гофкригсрата: те, строго следуя военной теории, пытались предусмотреть и до мелочей спланировать все действия подчиненных им армий, а это ни к чему хорошему не приводило. Как и Суворов, Багратион был убежден в существовании неких особых свойств русского солдата, которые не могут предусмотреть никакие немецкие диспозиции и инструкции. Он потешался над этой германской военной ученостью, часто неприложимой к реальной войне (идея Дрисского лагеря Фуля — самый яркий пример этого подхода, о чем замечательно написал Клаузевиц). При этом Багратион не был одинок в пренебрежительном отношении к немецким военным доктринам, видя в них (отчасти несправедливо) только догматизм, схоластику, слепое следование письменной инструкции по раз и навсегда затверженным принципам. Будем помнить, что столь же пренебрежительно к немецко-австрийским методам ведения войны относился и сам Наполеон, многократно показывавший на поле боя превосходство своего «неученого» по немецким шаблонам гения над прусскими и австрийскими армиями.

Если же говорить о содержательной стороне инструкции Сен-При (выше уже приводились цитаты из нее), то она и была образцом оторванных от реальности стратегических расчетов. А как раз эта самая реальность во всей своей роковой сложности и предстала перед глазами Сен-При, прибывшего в армию Багратиона. Тогда же изменилось отношение Сен-При к Багратиону. Как только началась война, «образованный, умный, в то же время честный и добросовестный француз, войдя в близкие отношения со своим начальником, которого должен был руководить, понял превосходство его военных дарований, развитых боевою опытностию, сделался его почитателем и с уверенностью писал уже в это время государю, что он не опасался за судьбу Второй армии, вверенной такому военачальнику, как Багратион»14. Конечно, в процитированных словах А. Н. Попова — крупного исследователя истории войны 1812 года, можно усмотреть оттенок некоторой идеализации отношений Багратиона и Сен-При, но и документы свидетельствуют о большом уважении и даже заботливости, которые питал Сен-При к своему главнокомандующему. В письме брату Луи во время отступления в июле 1812 года он писал о Багратионе с сочувствием: «Князь сам очень огорчен всем этим, и я его поддерживаю, как могу»15. Позже, в августе, Сен-При сообщал А. П. Ермолову: «Князь Петр Иванович немного нездоров, и я не велел его будить. Не дай Бог, чтобы он у нас заболел»16. По другим материалам видно, что Багратион поручал Сен-При высказывать Барклаю и Ермолову свою точку зрения, посылал его к Барклаю, чтобы, как он писал главнокомандующему 1-й армией, «узнать точное ваше намерение»17. Для этого нужно было безусловно доверять Сен-При. Недаром он был тем человеком, который закрыл глаза умершему Багратиону. Тем более важно, что взгляды Сен-При на общую ситуацию в начале войны, да и потом, совпадали со взглядами Багратиона.