Ведущий в погибель. - Надежда Попова

На развернутую шахматную доску Каспар взглянул снова — на этот раз долго и задумчиво — и, аккуратно передвинув одного из крестьян на клетку вперед, снова поднял взгляд, с улыбкой указав на фигуру:

— Шах через четыре хода, если грамотно воспользоваться крохотным шажком этой пешки. У тебя будет время подумать над тем, как это сделать; сейчас я уйду, а ты просидишь за этим столом еще около полутора-двух часов. Только, когда отпустит, не пытайся, ради всего святого, поднимать тревогу, разводить панику и гнать за мной зондергруппу: думаю, ты и сам понимаешь, что они не отыщут моего следа и лишь напрасно загоняют коней, а ты сам будешь выглядеть глупо, согласись. Просто оставь все, как есть. Просто живи, как прежде, и когда я увижу, что ты готов, все свершится само. Только имей в виду: не факт, что убийцы будут подстерегать тебя на каждом шагу, что ни дня не пройдет без попыток напасть на тебя или подослать к тебе двурушника, однако теперь твоя жизнь в еще большей опасности, нежели прежде. Я со своей стороны сделаю все, что в моих силах, но я не всеведущ и не всемогущ. Смотри за спину, не верь никому; помни об осторожности.

Из-за стола Каспар поднялся медленно и словно нехотя, бросив короткий быстрый взгляд вокруг, в шумную пеструю толпу, забившую трапезный зальчик, на дверь и снова обернулся к собеседнику.

— Мне пора, — кивнул он, подбирая с пола сумку и перевешивая ее через плечо. — Mea pia desideria[240] Бруно; все же, в сохранении твоей жизни и он сыграл немалую роль… До встречи, Курт. Искренне желаю удачи.

Эпилог

Сегодня господин был не в духе. Обыкновенно майстер Мельхиор пребывал в настроении пусть и не благостном, но в равнодушном, однако сегодня что-то было не так. Тушеная утятина, по крайней мере, была способна обратить его расположение духа в благую сторону даже на пороге конца света, но сегодня все было иначе. Домик, отстоящий от любопытствующих глаз в стороне, был пропитан запахами скворчащего мяса с укропом и перцем, от каковых благоуханий у Людвига самого подводило желудок, однако майстер Мельхиор оставался мрачен и безучастен к витающим над котлом ароматам.

О том, что сегодня господин ожидает кого-то к себе, Людвиг не так чтобы догадался — знал; если майстер Мельхиор напряжен, как струна, и обитает в некоем снятом на неведомое количество дней домике в заштатной деревушке у границ Баварии — наверняка это не просто так. Особенно учитывая все произошедшее неподалеку в последние полтора месяца. Об этом Людвигу не говорили, с ним этого не обсуждали; наверняка подразумевалось, что ученик этого вообще не знает, однако не видеть того, что видимо, было сложно, и, когда в распахнувшуюся дверь шагнул рослый крепкий, как вяз, крестьянин, он не удивился. Этот уже был знаком Людвигу, уже виден был не раз, уже даже и имя его было слышано, хотя он и предпочел оное позабыть тут же — так было как-то надежней…

— Каспар, — недовольно отметил господин, и крестьянин, зло швырнув в угол дорожную сумку, повысил голос:

— Я уже тридцать семь лет Каспар.

— Не смей возвышать голоса на меня, — мягко попросил майстер Мельхиор.

Обыкновенно присутствующие и впрямь стихали, заслышав этот голос, запинаясь и отводя взоры, однако крестьянин лишь пренебрежительно фыркнул:

— Вот как. Да осознаешь ли ты, что наворотил? Так, как ты в этот раз, никто и никогда еще не нарушал моих планов, не вредил делу, не…

— «Вы», — поправил господин; Каспар покривился:

— Брось. Здесь нет твоих дружков, и выделываться не перед кем. Здесь только мы с тобой, — уточнил Каспар, и Людвиг затаил дыхание, замерев с ложкой в руке подле котла с ароматной утятиной. — У меня был план. Четкий план, выверенный — на недели вперед, на месяцы… годы! И все полетело прахом из-за твоих экспериментов.

— Мы здесь не для этого, — начал майстер Мельхиор строго, и крестьянин отозвался с раздражением:

— Неужто?.. Это твоя обычная манера, — продолжил Каспар, не слушая попыток господина возразить. — Наломать дров, не думая о последствиях. Все твои задумки, все твои, с позволения сказать, операции…

— Не тебе судить! — прошипел господин ожесточенно. — Ты, выскочка, мужлан, юнец! Где тебе понять…

— Я долго молчал, — оборвал его Каспар, шагнув вперед, и на миг Людвиг всерьез заподозрил крестьянина в попытке поднять на господина руку, — я долго ждал — быть может, из твоих потуг хоть что-то выйдет… Но теперь это не лезет ни в какие рамки. Ты нашел такого союзника — и вот так запросто выбросил его в хлам, попросту убил собственными руками. Как можно было этим воспользоваться в будущем, какие планы можно было выстроить вместе с ним… Какого парня ты загубил!

— Я сделал все для того, чтобы дело свершилось.

Людвиг окаменел в своем углу, слыша, как оправдывается господин, слыша то, чего никогда не слышал…

— Я устранил инквизитора, который мог помешать делу, который мог завершить расследование с ходу. И я, все твои черти тебя возьми, пытался вывести Молота Ведьм из игры; я предупреждал — его участие кончится плохо, я говорил, что ему нельзя жить, я пытался… А ты!..

— Я — нет, — согласился Каспар с неожиданным спокойствием. — Я — нет, — повторил он. — Потому что не его судьба быть убитым вот так, престарелым самовлюбленным дураком.

— Да как ты смеешь!..

— Смею, — кивнул крестьянин равнодушно. — Смею.

— Этот вздор может водить вокруг пальца остальных, но и их — недолго. Рано или поздно они поймут, как и я, насколько бредовы твои идеи; вот только не было бы слишком поздно! А пока, коли уж ты не желаешь слушать меня, я решу эту проблему сам; и ты же, если доживешь до лет, когда поумнеешь, скажешь мне спасибо.

— Если ты доживешь, — усмехнулся Каспар. — Насколько я знаю, ни одна встреча с этим парнем не прошла для тебя… приятно. Свяжись с ним — и я тебе не позавидую.

— Ты не дал мне его убить, — терпеливо, словно ребенку, пояснил господин. — Не он избежал моей руки; ты все сделал за него. Говорить после этого, что его хранит судьба — просто… не знаю, слепота или сумасшествие.

— Да, его прикрыл я. Просто перестраховки ради; уверен, он выкрутился бы и сам, и твои люди точно так же лежали бы мертвыми. Просто мне известна его судьба — и моя. Я знаю, что не твоя рука…

— Бред! — рявкнул майстер Мельхиор с внезапным озлоблением. — Чушь! Измышления извращенного разума; и добро б твоего человечьего — так нет! Фантазии желторотых божков — вот что это такое!

— Мои боги, — сквозь принужденную улыбку выговорил Каспар, — хотя бы похожи на людей. А твои покровители, которым место на инквизиторском костре, вызывают тошноту у любого вменяемого человека…

— Молчать!

— Скажи это еще раз, — предложил крестьянин, и показалось (разумеется, показалось — как же может быть иначе?..), что господин осекся, не ответив… — Это их воля. Воля Судьбы, повелевающей ими. Тебе все равно не осмыслить. Просто: никто не тронет его. Кроме меня, но это случится, лишь когда настанет время… Ты меня утомил, — отмахнулся Каспар, подобрав свою сумку. — Ничего нового я не услышал; и вижу, что напрасно сделал такой крюк. Я сказал, что хотел; прочее — пустое сотрясение воздуха.

— Стоять, — приказал майстер Мельхиор ему вслед, но тот лишь раздраженно дернул плечом, разворачиваясь к двери. — Ты, — повысил голос господин, — ты был рядом, лично ты (я знаю!), ты видел его, ты говорил с ним! Говорил! Вместо того, чтобы оставить его там навсегда — ты просто поговорил, точно с приятелем! А может, и впрямь так? Может быть, потому все наши начинания терпят неудачи, что ты вот так встречаешься с ним тайком? И передаешь ему наши секреты? И вся твоя высокая чушь — только пелена, которую ты бросаешь нам на глаза, отговорки, измышления, а на деле ты просто предатель. Или — что на самом деле связывает вас, а?

По тому, как напряглась спина крестьянина, Людвиг подумал, что сейчас тот разразится криками и ответными обвинениями или вновь примется за свою малопонятную проповедь, лишь с новой силой, однако тот просто медленно, неторопливо развернулся, сделав к майстеру Мельхиору всего один маленький шаг.

— Все ваши начинания, — тихо заметил Каспар, — терпят крах по одной простой причине: нажив седину, никто из вас не нажил ума. Конгрегатским начинателям, по крайней мере, хватило здравого смысла понять, что плода своих трудов они не увидят, что будущее, которое они строят, настанет спустя не одно, быть может, поколение. А вы хотите всего здесь и сейчас. И если остальные еще хоть что-то соображают, имеют хоть какую-то выдержку, то ты нетерпелив, словно младенец, которому подавай отцовский меч немедленно, и плевать, что он отрежет пальцы. Не знаю, на что сделать скидку — на старческое слабоумие, неотвратимо разъедающее твой и без того скромных достоинств мозг, или на ту тварь, что ввергает в этот орган как правило немногочисленные мысли.