Институт экстремальных проблем - Саша Камских

— Разработаем индивидуальную программу реабилитации всеми методами, что есть. Поблажек не будет. Света, ты слышишь? Никакого снисхождения. Будет ныть – не слушай, не по силам нагрузку не дадим. Если не пытаться сделать больше, чем можешь, то никогда не сделаешь даже то, на что способен.

— Да я разве против? — вздохнул Медведев. — Сколько времени валяюсь в этом склепе, как бревно, даже повернуться самостоятельно не могу. Ты думаешь, мне это нравится? Я уже забыл, какого цвета небо, не говоря обо всем остальном.

— Мы все это забыли – весны, считай, не было, и теперь не лето, а непонятно что. Льет с утра до вечера. И холодно, июль закончился, август пошел, а на градуснике больше пятнадцати градусов и не было, — Олег поежился. — Я своих к теще увез. В Башкирии тепло, неделю там погрелся, а здесь кажется, что скоро плесенью покроюсь.

— Ребята ворчат: в прошлом году пожарниками работали, в этом пришлось в водолазов переквалифицироваться, — добавила Светлана. — Вселенский потоп! Позавчера Денис пострадал – снимал с крыши сарая козу, а та не оценила его стараний и поддала потом рогами под мягкое место, — она рассмеялась.

Вадим представил себе эту картину и тоже улыбнулся:

— С кошками у него лучше получается, там полное взаимопонимание.

На следующий день с утра работала Оксана. Уже одна ее болтовня могла вывести Медведева из равновесия, а тут добавились еще и всякие малоприятные процедуры, вроде очистки кишечника перед рентгеном. Дальше было не лучше. Оксана надела на него темно-зеленую рубаху длиной почти до колен с завязками на спине. Все дренажи, торчавшие из него, пережала зажимами и затолкала под этот жуткий балахон. Потом пришли два санитара, вместе с Оксаной переложили его на каталку, кинули сверху простыню и вывезли из бокса. Сердце у Вадима заколотилось – впервые за без малого полгода он покинул эти стены не в бессознательном состоянии. Его везли по бесконечным коридорам, на пути то и дело попадались люди, которые, как казалось Вадиму, с любопытством смотрели на него. Потом был лифт и снова длинный коридор. Его завезли в полутемный кабинет – он догадался, что рентгеновский, — и оставили одного, но ненадолго. Сначала пришла Оксана, потом Игорь, те же санитары и два врача – мужчина и женщина.

Медведева переложили на холодный гладкий стол и стали делать снимки, поворачивая его то на один бок, то на другой. Это еще можно было кое-как вытерпеть; движения почти не причиняли боли, но было неприятно, что его крутят, как манекен на учебных занятиях. Потом начались самые настоящие мучения: Вадима уложили на спину, подсунув под него клеенку, что-то залили внутрь через катетер и стали делать еще снимки. Медведев злился на Оксану, нацепившую на него бесполезную рубаху, которая сейчас была собрана под самым горлом, но край ее все-таки намок и неприятно холодил бок. Спустя некоторое время ему стало казаться, что он вообще лежит в какой-то луже, которая натекла из него, было мокро, холодно и противно. Больше всего Вадиму хотелось вернуться в свой бокс, к которому он, оказывается, так привык и где мог чувствовать себя спокойно, как улитка в своей раковине.

Опять каталка, опять нескончаемые коридоры и лифт. Медведев думал, что его уже везут назад, но впереди было еще УЗИ. И Олег, и Игорь сами бессчетное количество раз делали это обследование, но сейчас Кленов распорядился посмотреть Медведева на мощном стационарном приборе, а не на переносном, который врачи отделения таскали из палаты в палату. Сама процедура была довольно короткой и никаких вливаний ему не делали, но проводила это исследование совсем молоденькая девушка, которая, смущаясь, старалась больше смотреть на монитор, чем на пациента, а Вадиму было невмоготу лежать перед ней с задранной до подмышек рубахой, пока она водила датчиком по его искромсанному телу, стараясь не задеть ни одну из трубок. Когда она, закончив процедуру, стала вытирать с его кожи размазанный гель, украдкой бросая на него жалостливые взгляды, Медведеву стало совсем дурно.

Только к обеду Вадима привезли «домой» и переложили на кровать. Есть он не смог, поковырял какую-то запеканку и поставил тарелку на тумбочку. Пришла Оксана и начала уговаривать его поесть.

— Не хочу, — буркнул он, еле сдерживая раздражение, и отвернул голову. — И сними с меня этот балахон.

— Да ни за что! — заявила, посмеиваясь, Оксана. — Вечером Светочка придет, пусть полюбуется, какой у нее гарный хлопчик, какая у него рубашечка…

— Пошла вон!!! — заорал на нее Вадим, откуда только взялся голос.

Оксана поняла, что перестаралась, и с неожиданной для ее комплекции резвостью выскочила из бокса, чуть не уронив тарелки.

Вадим никак не мог успокоиться. Рубаха сбилась под спиной в твердый ком, завязки давили на шею; он попробовал развязать их на ощупь, но только затянул узел, нетерпеливо дернув за него. Оставалось только одно – дождаться Свету, но ему казалось, что до шести часов он просто не доживет. Вадим дотянулся до телефона и набрал ее номер.

— Светонька, здравствуй, солнышко мое! — Медведев обрадовался, услышав в трубке ее голос. — Можешь прийти сегодня пораньше?

— Дим, что случилось? — в голосе появилась тревога.

— Ничего не случилось, просто мне плохо без тебя, — Вадим постарался ее успокоить.

— Через полчаса приду, — Светлана встревожилась еще больше.

Не прошло и двадцати минут, как она влетела в бокс.

— Димка, что с тобой? — Света кинулась к кровати, схватила его за руку.

— Светлаша, я стал каким-то неврастеником, психопатом, чуть что не так, и уже не могу с собой справиться, трясет всего, — Вадим с облегчением посмотрел на нее и пожаловался: — Все утро сегодня меня терзали: то рентген, то УЗИ, то еще черт знает что, во все дырки заглянули, возили по клинике взад-вперед, вверх-вниз. Не мог дождаться, когда сюда вернусь.

— Больно было? — Света ласково притронулась ладонью к щеке Медведева. Он прижал ее руку своей.

— Нет, но противно, — Вадим поморщился. — Лежишь голый перед толпой народа, чувствуешь себя неодушевленным предметом, тебя крутят, вертят по-всякому, внутрь лезут какими-то инструментами. Я, конечно, ничего не чувствую, но все равно мерзко. Мне теперь понятно, почему женщины так не любят посещать гинеколога.

— Нет, мужчине этого никогда не понять, — Светлана усмехнулась и подергала рубашку за рукав. — А это что на тебе?

— Оксана меня вырядила непонятно для чего, а потом отказалась снять и, как всегда, издеваться стала: «Пусть Светочка посмотрит, какой ты красивый». — Медведева передернуло. — Я попытался сам из этого балахона выпутаться, но не смог. Сними его с меня, пожалуйста.

— Давай тогда потихоньку повернемся на бок, а то я до завязок не доберусь. — Света засунула было руку ему под спину, но не смогла развязать запутавшиеся тесемки.

Вадим уцепился левой рукой за боковину кровати и постарался подтянуться, разворачивая верхнюю часть тела, а Светлана одновременно осторожно подхватила его в районе крестца и под колени и уложила ноги на бок, стараясь не дать позвоночнику перекрутиться.

— Не больно?

— Нет, Светлаша, все в порядке.

— Ты смотри, как лихо у тебя уже получается, — улыбнулась Светлана. — Раз-два – и повернулся.

— С твоей помощью, — проворчал Медведев. — Убирай эту рубаху, не могу в ней, все мешает, давит, впивается! Видишь, какой я стал нервный? Чем дальше, тем хуже, самому тошно. Сделай со мной что-нибудь, чтобы я перестал быть таким психом.

Света попыталась развязать тесемки, но в конце концов их пришлось разрезать. Снятую рубашку она повесила на спинку кровати и стала массировать спину, на которой отпечатались складки материи. Вадим блаженно вздыхал во время этой процедуры, а через некоторое время спохватился:

— У меня там пролежни не образовались?

— Димка, не выдумывай ничего, пожалуйста! Какие пролежни, что ты несешь? — Света легонько стукнула его по затылку. — Немножко надавило спину, ничего страшного. Ты как думаешь, всю жизнь голышом на койке валяться? Только вчера мечтал отсюда выбраться, чтобы и на улицу можно было выходить, когда погода позволит, и чтобы посещения разрешили, а сегодня уже передумал.

— Я не передумал, Света, но мне временами кажется, что за этими стенами ничего нет, что я брежу, и все происходящее – плод моего воображения, может быть, не совсем здорового. Я понял сегодня, что привык к этой обстановке и теперь просто боюсь больших помещений, незнакомых людей, боюсь перемен. Я догадываюсь, что так на меня действует моя беспомощность, моя полная зависимость от других, но противостоять этому не могу, нет сил. Я не хочу видеть никого, кроме тебя.

Света подошла к кровати с другой стороны, опустила боковину и присела на край. Вадим обнял ее за талию свободной рукой.

— И что с тобой теперь делать? Действительно, ты от всего отвык за полгода – от окружающего мира, от людей, от одежды, все тебя раздражает, — Светлана теперь просто гладила его спине. — Привыкнешь постепенно. Ты вспомни, что с тобой было еще три месяца назад, когда твой папа приехал, — еле разговаривал, мобильник в руке не мог удержать, кормить с ложечки тебя приходилось. А сейчас – сам умываешься, бреешься, способен поесть самостоятельно, уже и повернуться можешь, пусть с чьей-то помощью, гантели по два килограмма потребовал. Руки, плечи вполне ничего выглядят и действуют нормально. С чего такой панический настрой?