Царская чаша. Книга I - Феликс Лиевский

ровный торжественный голос коего усыплял его. И мысли, плывя рядом своим чередом, крутились в основном возле завтрашнего вечера… Запахи, смешиваясь, дразнили, но не донимали слишком – он успел по возвращении перехватить наскоро любимых потрошков со сметаной и краюшкой ситника, устроившись в углу свободного закута кухонной каморы с Сенькой, которому тоже перепало изрядно – целая миска куриных щей. Разумеется, кушанье себе он требовал если не от царского приготовления, тормоша при том загнанного повара, то от его помощника первого и только после снятия им с избранного пробы. Всякую минуту надлежало помнить об отравителях, и он помнил. Потому даже воды простой испить не где попало находил, а из рук всё того же второго царского повара, из закрытого кувшина, который тот сам укажет ему при свидетеле. Часто вторым свидетелем всему оказывался сам ключник, и Сенька, уносивший питьё в их с господином покои.

– Из пития перед Великий Государь ставити по Росписи романеи три чаши полные, а на поставец – рейнского, мальвазии, аликанту, и медов вишнёвого, можжевелового и черемхового по штофу, да меру квасу хлебного с хреном и изюмом белым, квасу можжевелового с клюквою, настойки гвоздичной, полынной и анисовой, а перед послы того ж, да по полумере всего сверху. А пред гости… – близился к завершению длинного подробного списка неутомимый дворецкий, Федька же тешил себя тем, что хоть и княжеское будет обручение, а всё ж, хвала Небесам, не царское, и канители с непреложными уложениями, в нарушение коих не токмо чести – головы лишиться недолго, там куда поменее. Да и опыт у него, как-никак, кой-какой, а имеется, чтоб при особах знатных себя не уронить. Сваха, Анастасия Фёдоровна, насовала ему указаний, взирая надменно, с укором заведомым будто, будто он бестолочь какая и враг себе, и от возмущения он половину не слушал, почтя пустяками, само собой разумеющимися… То ли дело – наставления князюшки, мелькнуло внезапно, и тут он на минуту смешался от понесшихся вскачь тогдашних картин: амигдал тот в меду, вино, в голову ударившие, и благостное князюшкино доброжелательство, тогда помнившееся срамным-лубочным, да только что б без него сделалось…

– Ко всему полкади винной ягоды красной варёной в патоке, – завершающе прозвучал дворецкий, и далее, сообщив точный час, по коему им надобно быть по местам и готовыми, всех распустил.

«Эге, – подумалось Федьке, – важный был разговор, и значимое вышло решение, раз таков приём297! А изюму бы белого неплохо в невестин ларчик взять… Не вылетело бы из башки только!».

Пока государь заседал с посланником и Годуновым наедине, он пол дня развозил гостинцы от него со словами внимания главе московской купеческой гильдии, на большое подворье, и по дворам других торговых воротил, прибывших по случаю в Москву ради общего насущного решения с Волги, Ладоги и самого Приморья Холмогорского… Всех их государь по отдельности выслушал, и приглашал явиться вместе, после нынешних переговоров.

Сознавая, что день завтра с самого рассвета предстоит безумный, он решил не откладывать, и забрал с собой кулёк изюму из тут же приготовленных запасов. И криночку орехов тёртых греческих в дивном молоке миндальном. И ещё горсть засахаренных груш вперемешку с вишнями и финиками в присыпке кардамонной. Брать ему из довольства не воспрещалось ничего, всё выдавалось по первому требованию, только ключником заносилось в расходную докладную. Можно было б придумать ещё чего к гостинцам, но Федька вовремя спохватился, что не своим делом озаботился на сей раз, и уж верно столом их семейным занимаются сватьи. И всё же воротился взять ещё целых три лимона. Ключник погудел себе под нос, внося сию потраву в свой отчёт.

Как всегда перед послами, кравчий во первых рядах выставлял себя ответственным за царское лицо, причём – прямо и безо всякого иносказания. Федька разоделся в прах, сверкая так в зажигаемых всюду покоевых фонарях и лампадах, что глаза слепило, отражаясь искрами и сполохами в цветных слюдяных оконцах, позолоте утвари и, волнуя пламя свечей, проносился по дышащему пространству дворца подобно Птице-Жар… И Арсения, конечно, нарядил сообразно, поручив во время всего застолья быть неподалёку от входа в трапезную, на всякий случай обретаясь не слишком заметно среди многочисленной прислуги, облачённой по случаю пира богаче иных дворян, и за всем там наблюдать.

Перед самым царским выходом удалось переговорить с воеводой с глазу на глаз, отойдя в сторонку от прочих ближних опричных и земских, приглашённых к обеду стольников. Вернее бы сказать, из уст в уста и с уха на ухо – за ними постоянно следили, конечно… Кратко доложил, что речь с посланником наедине у государя в Крестовой шла о Нарве, бухте святого Николая, о делах торговых, и о намерении в путанице сей разобраться совместными стараниями, и по завершении Висковатого со Щелкановым298 туда позвали, и оба с мордами красными выкатились, как в бане перебрав, а более ему добавить нечего – слыхал начало да конец видал.

Воевода, хмурясь, усмехнулся.

– А государь что?

– Зримо тягостно вздыхает…

– К Афанасию он сегодня же?

– Да, как англичан проводим.

– Тебя берут?

– Пока что был приказ после стола не отлучаться.

– Примечай там…

– Без надобности упреждать, помню: муха не свистнет, мышь не шмыгнет.

Воевода кивнул, довольный его деловитой вдумчивостью в их недавний уговор. Согласно ему, передавал Федька отцу всякое слово и впечатление, что успевал заметить в государевых покоях, всех посетителей, просителей и посыльных, при которых ему доводилось рядом с государем быть, вплоть до пустяка малого. То же касалось и его поручений, и встреч разных, где бы то ни было. Ты, Федя, упоминай и излагай что было, кто как поглядел, худо, добро ли ответил, а уж что безделка, а что полезно, разберёмся, каждые раз повторял наказ воевода. Ныне, как и во все времена – кто более сведущ, тот и в прибытке.

За столом с государем рядом был царевич Иван, со своим кравчим за креслом и дядькой-боярином с ближними стольниками за косым столом299 малым, да старшие думные посольские дьяки, конечно, за другим столом. Английские посланники, главные гости на этом обеде, и их доверенные сановники занимали всё левое от царя крыло. Изобилие яств и пития, вдесятеро излишние для невеликого такого собрания, присутствие царского сына, и доносящиеся из некого отдаления, с хоров, беззаботные бойкие бубенцы, рожки, жалейки и гусли навевали ход бесед застольных лёгкий и благорасположительный. Таковой его и повёл, после торжественного приветствия взаимного хозяев и гостей, Иоанн, соблаговолив даже вина испить первою чашей наравне с прочими. За каждым гостем чашник стоял и ухаживал особо, а подавальщики, носясь бесшумно, ловко красиво раздавали приносимые кушанья по