Пираты Короля-Солнца - Марина Алексеева

— О нет! — воскликнул де Сабле.

— Кудри, кудри. Мне их, кстати, никто не завивает. Сами такие, от природы. А вы думаете, мой Гримо бегает за мной со щипцами? Так, что ли?

— О нет!

— А кружева… Так, старые тряпки донашиваем.

Де Сабле промолчал. Он знал что почем, и знал цену 'старым тряпкам' . Но он не хотел злить Бражелона.

— Мальчиков из Фонтенбло мы еще кой-как пережили, но миньоны — это уж слишком!

— Слова не скажи, — прошептал де Сабле, — Вас уже давно никто не называет мальчиками из Фонтенбло. В шторм вы все показали себя с самой лучшей стороны. Успокойтесь, виконт, я не ищу ссоры ни с вами, ни с вашим другом. Я ляпнул, не подумав. В одном только вы не совсем правы — я не настолько моложе вас, чтобы ходить пешком под стол, когда вы с вашим другом принимали участие во фрондерских войнах.

— Я преувеличил, согласен, — смягчился виконт, — Хорошо. Будем считать, что вы ничего не сказали. Я ведь тоже не нарываюсь на ссору.

Он протянул руку помощнику капитана. Де Сабле пожал ему руку и продолжал оправдываться:

— Я иногда люблю пошутить. И от себя скажу, если вы обиделись, что я назвал вас добрым пастырем и сравнил с гувернером, это я не со зла! А мне показалось, что вы все-таки немного обиделись. Поверьте, виконт, я не хотел. Простите, если что не так.

— Знаете что? — задумчиво сказал виконт, — Очень-очень давно…можно сказать… в другой жизни… и недавно — если считать по календарю, мой закадычный друг мог наделать непоправимых глупостей. Некий подлый субьект, я даже не считаю достойным в беседе с вами называть имя этого мерзавца, провоцировал моего друга на… безрассудства… Вот тогда я действительно смахивал на доброго пастыря, как вспомню свои проповеди.

— И вам удалось спасти заблудшую овечку… я хочу сказать — вашего друга?

— В общем-то, да. Все закончилось более-менее благополучно. Но наш недруг, или злой гений моего друга был в бешенстве, что его провокации проваливаются одна за другой, и он обозвал меня иезуитом с розгой.

— О ком это они? — спросил Вандом, — Кто этот безрассудный друг, и кто этот негодяй? Виконт так и не назвал имена?

— Де Сабле не настаивал. Но я-то понял сразу, о ком речь. Друг — граф де Гиш, а негодяй — де Вард. Это когда мы из Гавра в Париж путешествовали в свите принцессы. Я ж там тоже был, шнырял повсюду. Вас интересуют подробности?

— Раз это было в другой жизни, расскажете как-нибудь в другой раз. Я почему-то так и подумал.

— …Де Сабле рассмеялся.

— Ну, нет, сударь! Видно, этот сукин сын вас совсем не знал! На иезуита, а тем более с розгой вы нисколько не похожи! Я не так давно знаком с вами, но уверен, что вы не из тех, кто действует иезуитскими методами!

— О да, — сказал виконт с оттенком легкого презрения, — Иезуитский орден — это не по мне.

— Я скорее сравнил бы вас с каким-нибудь старинным героическим тамплиером, если бы они в наше время еще существовали.

— Весьма польщен таким сравнением, — улыбнулся виконт, — А почему, позвольте спросить?

— По разным причинам. Но, кроме всего прочего, вы пьете как тамплиер.

— Вот как?

— Я хочу сказать — пьете и не пьянеете. И, если задуматься над поговоркой пить как тамплиеры, это, по-моему, не значит 'вдрызг' , а совсем другое. И во времена тамплиеров значение было противоположное современному, я уверен!

— Да? Новая трактовка? Это даже интересно. Поясните свою мысль.

— А вы задумайтесь. Все сходится. Тамплиеры пили вино, оно входило в их повседневный рацион, пили — но не теряли человеческого облика, пили — но всегда были готовы к бою с мусульманами и защите мирных путешественников!

— Но не были готовы к предательству со стороны короля Франции, — сказал де Бражелон этак отрешенно.

— Увы, — вздохнул де Сабле.

— Увы, — повторил и виконт, — Ох уж этот урод Филипп Красивый!

Но эту их уже дружескую беседу прервал новый возглас барона де Невиля. Он открыл глаза и пробормотал:

— Где я?! О, дьвольщина! Мне такой сон приснился!

Он повернулся на бок, потянулся, пробормотал:

— У нас еще осталась выпивка, Рауль?

— Бочка пива.

— А п-п-покрепче?

Бражелон переглянулся с помощником капитана. Тот прошептал:

— А все-таки ваш друг не умеет пить по-тамплиерски.

— Все, — сказал виконт, — Только пиво.

— Черт! — сказал де Невиль, — Башка трещит. А кто это сказал, что я не умею пить по-тамплиерски?

— Тебе приснилось.

— Не-е-ет, я слышал… Это вот он сказал. Юноша!

— Это вы мне, сударь? — обиженно спросил де Сабле, — Я что-то вас плохо понял, может, вы к вашему барабанщику изволите обращаться?

— Нет, юноша, я обращаюсь именно к вам. Я что-то не так сказал? Разве вы девушка?

Де Сабле начал краснеть. Такое обращение казалось помощнику капитана в лучшем случае обидным. Но барон де Невиль, похоже, завелся.

— Рауль, старина, правда, нет ничего крепче пива?

— Да ты и так нагрузился по самую ватерлинию, — иронически сказал старина Рауль.

— И даже выше ватерлинии, — обиженно заметил де Сабле.

— Вздор! — заявил де Невиль, — Но я хочу потолковать с этим мальчуганом.

— Это вы опять мне? — не скрывая возмущения, воскликнул молодой офицер.

— Вам, дитя мое, именно вам! А вы опять подумали, что я обращаюсь к барабанщику? Так вот, мальчик, заруби себе на носу. На своем курносом носу! Я не знаю, как пьют тамплиеры, но я знаю, как пьют мушкетеры! Я пью по-мушкетерски. Да, черт возьми, Рауль, неужели мы все выпили, и ничего не осталось?

— Только пиво. А чем тебе пиво не нравится? Ты же сам его рекламировал Бофору.

— Ну, пиво, так пиво.

Оливье доплелся до бочки, нацедил себе полную кружку, даже через край. Кран он, конечно, забыл завернуть, что пришлось делать мне со всей возможной поспешностью. Но, хотя барон вроде бы спокойно пил пиво, я почувствовал, что назревает конфликт, судя по тому, как насупился де Сабле, до пробуждения барона веселый и доброжелательный. Виконт тоже это понял. Не успел Оливье открыть рот, виконт спросил его, что же все-таки ему снилось такое ужасное. Вопрос был задан как нельзя более вовремя, и барон стал перессказывать свой дурацкий сон…

— Что же вы замолчали? — спросил Анри.

— Анри, друг мой, я не знаю, как вам рассказывать сон барона… чтобы вас… не обидеть.

— Барону снились какие-нибудь непристойности?

— Вовсе нет. Но я затрудняюсь передать в своем рассказе речь господина де Невиля.

— Почему?

— Анри, насколько я вас знаю, вы, с вашей ангельской душой, с вашей скромностью, даже, я сказал бы, невинностью…