Жизнь волшебника - Александр Гордеев

– Завтра поднимемся рано, – предупреждает он её вечером перед сном. – Ты должна это

сделать хотя бы ради ребёнка. И если не встанешь, то я подниму тебя силой. И не обижайся на

меня, потому что это на пользу. Для того, чтобы быть крепким, надо поставить себя в жёсткие

условия. Ты достаточно умная, чтобы не болеть и не потакать своим болезням. А заболеешь –

сочувствия от меня не жди.

– Какой ты жестокий! – уже обиженно восклицает Нина.

– Почему жестокий? – даже теряется Роман. – Разве ты не понимаешь, что я специально пугаю

тебя, чтобы ты боялась заболеть и берегла себя?

Но объяснение уже опоздало – Смугляна обижена, и Роману приходится целый час успокаивать

её, ласково уговаривая заботиться о своём здоровье и недоумевая от нелепости этих уговоров.

К вечеру Нина со скрипом соглашается со всеми его доводами и предложениями, но утром,

едва почувствовав, что муж освобождается от одеяла, прижимается к нему, не отпуская.

– Нет-нет, давай-ка подниматься, – говорит Роман, разгадав эту уловку и снимая её руки, –

вставай, как мы договаривались.

– Я спать хочу, – жалуется Смугляна.

– Давай-давай поднимайся, – поторапливает Роман, уже расхаживая по комнате и потягиваясь,

– возвращайся к жизни. Движение – это жизнь. Знаешь, как проще всего прогнать простуду? Надо

разогреться движением на самом лютом морозе, то есть просто победить мороз морально и

физически. А потому вставай-ка на лечебную пробежечку…

– Ой, Рома, я не хочу… Не могу проснуться.

– Вставай-вставай. Бери себя в руки. Ты должна быть постоянно в тонусе. Надо быть сильной.

– А если я слабая? Человек имеет право быть слабым?

– Каждый человек должен стремиться к своей максимальной силе.

– Ох, снова эти твои доморощенные теории…

Роман растерянно останавливается посредине комнаты – она специально тянет время,

вовлекая его в пустые споры.

– Да вставай же ты! – уже несколько задето прикрикивает он, взглянув в окно на свежее утро.

Смугляне всё же приходится подчиниться, но после, взбодрившись лёгкой пробежкой,

полюбовавшись на речку, на кедры, на посёлок, обновленный ранним утром, она признаётся, что

после этого и впрямь чувствует себя куда бодрее, чем вчера.

– Почему ты постоянно пытаешься переделать меня? – тем не менее спрашивает она. – Зачем

какие-то свои мысли навязываешь мне?

Роман задумывается. Ответ напрашивается не очень приятный для Нины, но, может быть, эту

правду всё-таки сказать?

– Наверное, это от одиночества, – отвечает он через минуту. – Мне ведь хочется, чтобы мои

взгляды на мир разделял кто-нибудь ещё. Вот я и пытаюсь создать для себя человека, с которым

мне не одиноко.

– Так тебе со мной одиноко? – конечно же, обижается она.

– Одиноко, – признаётся Роман. – Конечно, мне было бы легче налаживать эти контакты с тем, с

кем они легко налаживаются. Ведь тот, кому я нужен и кому я интересен, будет сам

прислушиваться ко мне. Но ты, к сожалению, видно, не из них…

– Хорошо, – переборов себя, с напряжением соглашается Смугляна, – я попытаюсь бегать по

утрам.

Но на второй день повторяется то же. На третий день Роман действует кардинальней. Встав с

постели, он без слов идёт на кухню и приносит кружку холодной воды. Три капли, упавшие с её

дна, оказываются куда убедительней всех уговоров. А на четвертый день, уже перед дежурством

Романа, Нина с визгом вскакивает и от вида пустой кружки.

* * *

Вызов на пожар (горит частный дом) поступает в конце дежурства, когда протёртые машины уже

готовы к сдаче. Смена караулов поэтому происходит прямо на пожаре. Однако, сменившись, ещё

приходится заехать в часть, чтобы оставить обмундирование.

Домой Роман приходит лишь к половине одиннадцатого. Плохо, конечно, что припозднился,

ведь сегодня у них с Ниной план – они идут на таёжное озеро-око. Зато погода хоть куда:

солнечная на редкость, небо чистое, что уж и вовсе какое-то исключение.

Дверь дома заперта изнутри. Роман стучит, но Смугляна не слышит. Потоптавшись на крыльце

минут пять и разозлившись, Роман тарабанит кулаком так, что звенит колода. Испуганная жена

открывает ему в наскоро накинутом халатике.

– Ой, как светло уже! – выглянув из двери, удивляется она, словно этого света не видно в окна,

– а сколько времени?

– Много. Конечно, ты сегодня не бегала. Погонялки же не было дома, – говорит Роман, изо всех

217

сил стараясь не раздражаться.

– А я не спала. Просто подрёмывала и вспоминала, как романтично мы с тобой познакомились.

Какой это был прекрасный осенний вечер! Ты был в зелёной куртке и в клетчатой рубашке. А в чём

была я, помнишь?

В чём, в чём? Да он из их знакомства помнит лишь один её коричневый халатик. Только о нём

лучше не вспоминать… Такая вот романтика… Тогда Смугляна показалась ему смазливенькой

фифочкой, с которой можно лишь переспать для пополнения коллекции картой не очень высокого

достоинства. И не более того. До сих пор ничего, кроме стыда перед ней и перед Голубикой, это

воспоминание не вызывает. Вот с какого фундамента началась эта его новая семья… Их новая

семья.

В доме разбросано всё, что только может быть разбросанным. Один из чемоданов оставлен

раскрытым, всё в нём комом. Некоторые вещи валяются на полу. Видимо, вечером Нина

производила какую-то ревизию своим вещам.

– А озеро? – напоминает Роман. – Может быть, перекусим да пойдём?

– Ой, – растерянно говорит она, – так, а я ещё ничего не сварила.

– Ну-ну… А что ты делала вчера?

– Пол подметала.

– Весь день? И что, уже весь пол подмела? А вот помыть, наверное, не успела.

– Ну хорошо, помою, если ты хочешь…

Её растерянность и нелепые ответы раздражает больше всего. Она ведь и в самом деле не

знает, нужно было мыть пол или нет. И вообще, что-то никакой её обещанной самостоятельности в

свободной жизни не прибавляется. Напротив, здесь она может целый день ходить в распахнутом

халате с оторванной пуговицей, а, поднявшись утром, не умываться до самого обеда.

– Так что же ты на пробежку-то не вышла?

– Ну, Ромчик, – захныкав, говорит Смугляна, – надо же иногда отдохнуть…

Роман тяжело выдыхает, подходит к окну, бесцельно смотрит на далёкие, призывно белеющие

вершины. Ох, и погода сегодня – исключительная погодка! И тепло. Такое тепло нужно ловить, оно

здесь кратко и дорого.

– Да от чего же, черт возьми, ты устала?! – кричит он, стукнув кулаком о колоду.

И, не позволяя себе разойтись, выходит во двор. Нет, не нужно разжевывать ей того, что она

понимает сама. Будешь нудить – вызовешь ещё большее сопротивление. Пусть посидит и

подумает. А он пойдёт один. Но зачем? Зачем он хотел побывать сегодня на этом озере? Для того,

чтобы