Реквием по Марии - Вера Львовна Малева

— Точно. Тем более что жил почти рядом с ним. Наш двор находился по соседству с Красной мельницей. Вы еще помните эту мельницу?

— Как же не помнить? Разве можно все это забыть?

— Видел ваши снимки на афишах. И сразу же узнал. Ведь смотрел фильмы с вашим участием. И пошел на спектакль…

— И все же не понимаю…

— Я был и на «Травиате», однако прийти сюда не осмелился. Но завтра уезжаем, и вот…

— Нет, я не об этом. Как вы стали офицером? Парень с нашей окраины? Ах, да, простите… Освобождение. И все же, как вам удалось получить образование?

— Образование приходило к нам во время войны, доамна, това… Разрешите, я буду называть вас Мария Николаевна?

— Ради бога. Ко мне уже так обращались. Моего отца звали Николаем. Он умер. Да. Хотя откуда вам знать об этом?

— Искренне сочувствую. Много людей погибло. Скольких товарищей пришлось потерять мне! Не можете даже представить. Но все-таки сюда дошли… А завтра уезжаем на родину. Наконец-то домой!

— Завтра? Домой?..

Прежний блеск в глазах Марии погас. Она задумалась. Фреда, полностью успокоившаяся, хоть и не понявшая ни слова, проскользнула в дверь.

— Пришел проститься. Извините.

Этот парень, этот Влад Друмя, ребенок, выросший у Иванкова, смутился оттого, что она умолкла.

— Спасибо тебе. Большое спасибо. Даже не можешь понять, как я тебе благодарна. Все это кажется чудесным сном…

— Для меня тем более. Представляете, что будет с кишиневскими друзьями, когда начну рассказывать! — И грустно добавил: — Если только застану в живых.

— Спасибо! Спасибо тебе! И какой ты счастливый! Возвращаешься…

Офицер тоже на мгновение задумался. Потом решился:

— Возвращайтесь и вы, Мария Николаевна!

— Я?!

— Почему бы и нет? У нас ставятся те же оперы, что и здесь. Уверяю вас. Когда учился в офицерской школе в одном из приволжских городов, успел посмотреть столько спектаклей! И «Чио-Чио-Сан», и «Женитьбу Фигаро». «Кармен» тоже видел. Но уверяю вас, вы пели сегодня лучше всех артистов, которых мне когда-либо приходилось слушать…

— Ты галантен, как и подобает молодому офицеру. Сейчас, когда кончилась война, безусловно, приеду. Но где смогу там петь? Ты же знаешь, в Кишиневе нет оперного театра. И вообще…

— Построим. Уверяю вас. Будет у нас театр! И оперный тоже!

Мария грустно улыбнулась.

— Насколько мне известно, город полностью разрушен.

— Да. — Лицо юноши потемнело. — Родители мне писали. Что ж, построим новый. Это так же точно, как то, что вы видите меня, а я — вас.

— Помоги вам бог…

— А вот насчет бога…

— Да, да. Просто так говорится. Что ж касается возвращения… Можешь не поверить, Влад… Я могу называть тебя Влад?

— О-о! Конечно, Мария Николаевна!

— Да, Влад. Можешь не поверить, но я столько раз мечтала о том дне, когда вернусь наконец домой… А если б еще можно было и петь… Поверь, это было бы для меня самым большим счастьем.

— Можно будет петь, Мария Николаевна. Даже не сомневайтесь! Но еще раз благодарю вас. Не могу выразить, как я счастлив… Расскажу всему Кишиневу…

Мария побледнела.

— Маме, расскажи моей маме, — прошептала она.

— Обязательно! И еще раз повторяю: приезжайте домой. А театр мы построим, не сомневайтесь!

Мария проводила его до дверей.

— Домой… Ах, да! Вы забыли вот это! — и указала на лежавший на полу рюкзак — поскольку парень уже переступил порог уборной.

— Это для вас…

— Для меня?!

Дверь тихонько закрылась. Сердце ее, охваченное немыслимой тоской, болезненно сжалось. Он едет домой! Домой…

Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою…

— Кто это был? — тут же ворвалась Фреда. — Чего хотел? И, посмотри-ка, забыл свой мешок!

— Сказал, для меня.

— Для тебя?! Но что может быть для тебя в солдатском ранце?

— Посмотри сама.

Фреда нетерпеливо потянула за шнурок, которым был перевязан рюкзак.

— Консервы! — изумленно выдохнула она. — Печенье! Шоколад! Мария! Это же сам Дед Мороз пришел к тебе в разгар лета! Тут и кофе! И сгущенное молоко! Кем бы он ни был, да благословит его господь! Но теперь все же скажи: что это значит?

— Это дорогой, очень дорогой подарок, Фреда. Подарок издалека. Очень дорогой… Хотя нет — бесценный!

— Я тоже так думаю! Бесценный! По нынешним временам…

— Ах, Фреда. Ничего-то ты не поняла.

— Поняла ровно настолько, насколько нужно. Поняла, что с этими продуктами дети теперь спасены!

Каждый раз, входя в холл пансиона «Ингеборг», Мария, не снимая шляпы и перчаток, прежде всего направлялась к небольшому столику, где находился поднос с письмами, приходившими постояльцам. На этот раз ей сразу же бросился в глаза большой белый конверт с красиво, каллиграфическим почерком выполненной надписью. Официальное письмо? Но слишком уж элегантен конверт. Плохие вести в таких конвертах не приходят. И все же, когда она открывала конверт, пальцы у нее слегка дрожали. Глянцевый картонный прямоугольник. Приглашение.

«Имеем честь… Традиционный Зальцбургский фестиваль… возобновляет свою деятельность… Поскольку вы являетесь неизменным его лауреатом… С глубоким уважением…»

Еще одна радость. Но не та, не самая долгожданная.

В общем, писем она получала мало. В то время как в былые времена корреспонденция была так обширна, что Фреда просто не успевала