Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы - Лео Перуц

Немного не доехав до дороги, что тянется вдоль берега Дуная, автомобиль остановился. Шофер сообщил о неисправности в карбюраторе. Пока он устранял дефект, пассажиры направились в расположенное неподалеку кафе «Кронпринц», которое было открыто, несмотря на ранний час. Врач и оба секунданта пили горячий черный кофе и с несколько деланным спокойствием беседовали о посторонних вещах. Георг Дюрваль не принимал участия в разговоре. Он воспользовался этой короткой передышкой по-своему и покрывал мраморную доску стола, за которым сидел, длиннющими математическими выкладками.

Без пяти минут шесть автомобиль прибыл на место дуэли. Распорядитель поединка, пожилой, гладко выбритый господин, приблизился к Георгу Дюрвалю и представился: Калецкий, старший лейтенант. Георг Дюрваль назвал свое имя и без всякого перехода попросил дать ему лист бумаги. Ему протянули страницу из записной книжки.

Фон Сенгесси с сигаретой во рту прохаживался взад и вперед в сопровождении врача. Секунданты отмеривали расстояние. Георг Дюрваль стоял, не обращая внимания на происходившее вокруг, у дощатой стенки, отгораживавшей площадку для дуэли, и занимался расчетами.

Распорядитель поединка зарядил пистолеты. Выждав одну-две минуты, он бросил вопрошающий взгляд на секундантов. Фон Сенгесси бросил сигарету и поднял воротник мундира.

В этот момент Георг Дюрваль обернулся. С листом бумаги в руке он подошел к ротмистру Дресковичу. Его лицо выражало спокойствие и полное безразличие. Он завершил свою работу.

Распорядитель предпринял формальную попытку примирения сторон. Затем он дал необходимые указания. Он начнет считать, и на счет два можно будет стрелять.

Формула элементарно раскладывается на реальную и воображаемую части, подумал про себя Георг Дюрваль. Наверняка есть еще какой-то другой, более изящный способ решения. Ну да ладно. Впрочем, если сегодня вечером я…

— Два!

Противники подняли пистолеты. Оба выстрела раздались почти одновременно.

У этого дня не было вечера.

История Георга Дюрваля заслуживала быть рассказанной. Порой мне кажется, что она дает некоторое новое представление об устройстве мира, в котором мы живем.

Неизвестно, пополнился ли бы труд жизни преждевременно умерших гениев науки, искусства и литературы — скажем, Пушкина, Лассаля или лорда Байрона — хотя бы еще строчкой, если бы смерть прошла мимо них.

Быть может, смерть забирает лишь тех, кто больше ничего не может дать, кто опустошен и исчерпан.

Одно научное общество издало наследие Георга Дюрваля — то самое математическое исследование, над которым он работал в последние недели своей жизни. До начала войны вышли три тома. Они содержали лишь третью часть записей, обнаруженных после его смерти у него в столе и на столе, в ящиках разгруженного бельевого шкафа и в углу за камином. Но даже если когда-нибудь выйдет собрание его трудов в десяти томах, в нем не будет хватать самого главного. Его последнюю, итоговую работу не удастся найти никогда. Она изложена по частям на обратной стороне квитанции из прачечной, на мраморной столешнице в кофейне и на листке из записной книжки, который был унесен ветром.

Достаточно нажать на кнопку

По правде сказать, я вас что-то не припоминаю. У меня всегда была плохая память на лица, к тому же здесь, в верхней части города, никак не ожидаешь встретить соотечественника. На Пятой — там другое дело, там можно наткнуться на знакомого из Будапешта. Но я почти не бываю на Пятой, я работаю… Нет, уже не жиры и масла. Теперь я работаю на одну очень крупную контору, колоссальный размах, сто семьдесят миллионов долларов… совершенно верно — страхование жизни. Гораздо лучше, это само собой, гораздо приятнее, работаешь в одиночку, никаких нервов. А вы? Давно ли из Будапешта? Как не из Будапешта? А откуда же мы тогда друг друга знаем? Кечкемет! Ну, конечно же, Кечкемет! Кафе «Коршо». Яношбачи, старый кельнер! Аранка! Как поживает Аранка-милашка? Все еще с этим инженером-механиком? Уже нет? А вы… Ага, наконец-то я вас признал! Вы инженер-механик, фирма «Ковач и Ласло». Теперь вспомнил: Кечкемет, кафе «Коршо» — а оттуда каждый раз еще на часок в «Кирайвендегле». Как поживаешь, дружище?

Ты не торопишься? Отлично. Здесь напротив есть одна забегаловка, на втором этаже посетителей меньше, там можно поболтать. Что будешь заказывать? Гуляш тут, конечно, готовят, но, если хочешь послушать моего совета, лучше не бери. Горшочек с острым соусом, в котором плавают три кусочка мяса, — вот что у них называют гуляшом. Лично я обычно заказываю печеное яблоко со сметаной. Ты как? Вот и хорошо. Waiter! Two baked apples and cream![98] Ну, давай рассказывай дальше!

Значит, ты здесь временно, потом поедешь обратно? Жаль. Ты случайно не заглядывал перед отъездом в Будапешт? Даже жил там? Причем долго? Кого видел? Что там говорят обо мне? Люди много чего болтают, ты знаешь это не хуже меня, и каждый все переиначивает на свой лад. А по мне так пусть болтают что хотят, наплевать. Но если ты встретишь на Пятой будапештца, который скажет тебе: Лукач Аладар, да-да, тот самый, теперь живет здесь, не решается вернуться в Венгрию, боится…

Ну скажи, чего мне бояться? Абсолютно нечего! А здесь я потому, что мне всегда хотелось в Нью-Йорк, я об этом мечтал, и пробуду здесь столько, сколько сочту нужным, а если вдруг мне здесь разонравится, я тут же вернусь в Будапешт. Пока же у меня для этого нет никаких причин. Страх? Вот еще! Хотелось бы мне знать, чего я должен бояться. Кое-кто утверждает… ну, в общем, говорят, будто я застрелил доктора Келети. Из револьвера! Вот-вот, мне тоже смешно. Разве я похож на человека, который может выстрелить? Прямо вылитый ковбой — «Hands up!»[99]. Отродясь не держал в руках револьвера. Боже упаси! Даже на войне. И они еще смеют утверждать… Впрочем, что мне до них? Главное, что ни один прокурор не решился повесить на меня это дело. Никому из них это даже в голову не пришло, — да их бы просто подняли на смех! Доктор Келети умер от кровоизлияния в мозг. Так гласит заключение, подписанное окружным судмедэкспертом. Только болтуны и бездельники могут утверждать, что…

Почему они это говорят? Видишь ли, дружище, во всякой сплетне есть доля правды. Пусть мелочь, пусть крупица, но что-то всегда есть. Келети умер от кровоизлияния в мозг, это доподлинно установлено. Упал в кресло и в следующую секунду уже был мертв. Молодой, здоровый, крепкий мужчина ушел из жизни. И все же я допускаю… Пожалуй, тебе как старому другу я расскажу, как все было на самом деле, чтобы ты не верил тем россказням, которыми тебя будут пичкать другие. Вот смотри: я сижу здесь, на Девяносто Третьей, ем свое baked apple[100] со сметаной и говорю тебе совершенно спокойно: может быть, я на самом деле… убил доктора Келети? Хотя нет, это слишком сильно сказано. Может быть, я просто… вызвал его из жизни? Может быть. Я сам этого не знаю.