Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы - Лео Перуц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он разговаривал со мной по-немецки, и Фрида Гошек не поняла ни слова из его рассказа, но почувствовала на себе его взгляд. Отложив нож и вилку в сторону, она отхлебнула из своего стакана и устремила на фельдфебеля довольный и влюбленный взор.
Старый музыкант Котрмелец явно заскучал. Еще никогда фельдфебель не засиживался за своим столом так долго. Обычно он почти сразу начинал подшучивать над музыкантами. Почему сегодня он не стал отнимать у него скрипку, чтобы попиликать на ней самому?
Во время перерыва между номерами Котрмелец некоторое время покрутился возле столика фельдфебеля, но тот на него даже не взглянул. Тогда Котрмелец украдкой положил инструмент на столик рядом с фельдфебелем, спрятался за контрабас и выкрикнул из своего укрытия нарочно измененным голосом: «А сейчас нам сыграет Хвастек! Скрипка на столе».
Младшие командиры и пехотинцы затопали ногами и застучали кружками по столешнице, отбивая такт и скандируя:
— Хва-стек, и-грай! Хва-стек, и-грай!
Приди, моя люба, приди-посмотри.Что со мною война натворила.
Ободряюще начал один из игроков.
Не отдам ему я чести,Нет — и все тут, хоть повесьте!
Запел другой.
— Хва-стек, и-грай! Хва-стек, и-грай! — раздавалось в такт со всех сторон. И саперы, передразнивая кричавших, насмешливо блеяли из своего угла — то фальцетом, то глубоким басом: «Хва-стек, и-грай! Хва-стек, и-грай!»
Фельдфебель машинально схватил скрипку и провел смычком по струнам. Но тут же бросил и смычок, и скрипку обратно на стол с такой силой, что зазвенели кружки и тарелки, и вскочил на ноги.
Фрида Гошек достала из кармана пальто кулечек с финиками — теми самыми, которые пробовала жена обер-лейтенанта. Она сидела, растроганно и благодарно глядя на фельдфебеля, и отправляла сладости в рот одну за другой; она поглощала их с невероятной скоростью, тихо и блаженно причмокивая языком, и собирала косточки в свой носовой платочек в синюю клетку. Фельдфебель схватил ее за плечо и вырвал у нее из рук кулек с такой яростью, что она испуганно сжалась и стала совсем крохотной — остались видны одни только оспины на ее исхудалом лице.
— Дальше! — раздалось из-за соседнего столика. — Хвастек, играй дальше! — доносилось со всех сторон. И саперы хрюкали и блеяли из своего угла: «Дальше! Дальше!» — пока оружейник Ковац не стукнул кулаком по столу, заорав:
— Вы только посмотрите — саперы совсем обнаглели!
— Что они себе позволяют? Они должны радоваться, что на них никто не обращает внимания! — воскликнул кто-то другой.
— Тьфу, какая пакость эти жестяные мухи! От одного их вида мне делается тошно.
— Их штаны похожи на мешки для картошки.
— А вы знаете, какие дрянные у них фамилии? Вон того зовут Лейдерманом, а вот этого Клетденбауэром.
— Плевать на Лейдермана, плевать на Клетценбауэра, — прогрохотал оружейник Ковац.
— К какому роду войск, — воскликнул один из фельдъегерей, — к какому роду войск принадлежали воины, что на Голгофе разыгрывали в кости одежду Иисуса? Они были саперами.
— А кого Ирод послал избивать младенцев в Вифлеем? — завопил один из артиллеристов. — Саперов! Остальные черта с два бы его послушались.
Крики и смех постепенно угасали. Саперы никак не реагировали на обращенные к ним возгласы и только молча пыхтели своими трубками. Солдаты удивленно смотрели на фельдфебеля Хвастека. Обычно он был первым среди хулителей и насмешников, когда дело касалось саперов. Именно он вставлял в их адрес самые язвительные замечания, именно он сочинял о них самые невероятные истории. Но сегодня он был нем как рыба и сидел, откинув голову на спинку стула и тупо глядя в потолок.
— Поглядите-ка на Хвастека — что с ним сегодня? — спросил старый Ковац.
Словно не слыша недоуменного ропота окружающих, фельдфебель вполголоса бормотал:
— Диву даешься, какая иной раз у стариков бывает память! Помнит меня ребенком в белом платьице! — а я тут торчу и выясняю отношения с подонками, жуликами, сводниками и шулерами. Тьфу ты, черт!
Когда шум окончательно стих и все снова принялись спокойно бражничать и играть, не обращая внимания на саперов, один из них робко выдвинулся на своем стуле из угла. Он не сразу уселся за ближайший к нему стол, но лишь медленно придвигался все ближе и ближе, готовый в любой момент отпрянуть назад и исчезнуть в своем углу. Артиллеристы продолжали играть в «двадцать одно», один из фельдъегерей танцевал с девушкой на эстраде и между столиками, и, пользуясь тем, что никто не обращает на него внимания, сапер придвигал свой стул все ближе к столикам других. За ним последовал второй, за вторым третий; каждый из троих высматривал себе свободное место за одним из столиков. Увидев такое место, сапер прокрадывался к нему и садился, не спуская глаз с фельдфебеля. Остальные солдаты с презрением смотрели на непрошеных гостей и отшатывались от них, но никто не прогонял их обратно в угол — все ждали, что фельдфебель вот-вот вскочит на ноги и покажет саперам, где их настоящее место.
Но ничего такого не случилось. Фельдфебель вел себя так, как если бы саперов для него просто не существовало: он продолжал сидеть за своим столиком, напряженно глядя на пламя газовых горелок и паутину на потолке.
Саперы окончательно осмелели. Один за другим выползали они из своего угла и садились за все столы, где видели пространство для своих стульев и пивных кружек. И стоило им туда присесть, как они тут же отодвигались друг от друга на удобное расстояние, устраивались поуютнее, вытягивали ноги, клали фуражки на стол и принимались чокаться и вполголоса болтать между собой. С каждой минутой их становилось все больше; никто из нас не мог понять, как вся эта масса могла умещаться на таком крохотном пятачке, каким было их «гетто». В скором времени они уже составляли большинство за каждым из столиков, многие из которых теперь были заняты только саперами; лишь к столику фельдфебеля не решался приблизиться ни один из них. Там по-прежнему сидели только мы с фельдфебелем и Фрида Гошек. Но тут один из саперов, сидевших по соседству, набрался наглости и, слегка поклонившись, поймал под столом руку Фриды Гошек и пожал ее нежно и неуклюже.
Она отпрянула от него и вцепилась обеими руками в плечо фельдфебеля. Но фельдфебель Хвастек вырвался из ее объятий. Он сделал это так, как если бы стряхнул с рукава паука. Это придало саперу храбрости. Он присел на корточки рядом с Фридой Гошек и начал поглаживать ее колени и руки и прижимать ее ладонь к своему лицу. Глядя на это, остальные засмеялись. Фрида Гошек оттолкнула его, прижалась к фельдфебелю и закричала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});