Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— Спите?

Вадим, конечно же, не изменился. У него только прибавился крестообразный шрам под правым глазом, от которого этот глаз казался шире. Да теперь, когда он разделся, я увидел ещё один — длинный и узкий, через всё левое бедро.

— Хорошо тут у тебя, — сказал Вадим. Море плавно набегало на наши ноги, волны фосфоресцировали и казалось, что ступни одевает бледный огонь. — Спокойно, тихо…

— Да, тихо, — подтвердил я. И кивнул на его бедро: — Ятаган?

— Ятаган, — нехотя кивнул он. — Уже давно…

— А на лице? Это же от стрелы… Неужели ниггеры начали стрелять из луков?

— Нет, — ответил Вадим и, подавшись вперёд, поднял гальку. Бросил её в воду, и там родился водоворот огня. — Это на перевале Сен-Готард, два месяца назад.

— На том самом? — удивился я. Вадим наклонил голову и добавил:

— Один швейцарец меня не понял. И наше непонимание дошло до последней ступени.

— Он никому об этом не расскажет? — усмехнулся я. Вадим вздохнул:

— Да нет, думаю, он этим хвастается. Я сразу потерял сознание… Олег — ну, Крыгин — меня вытащил.

— Он тоже?.. — начал я, но Вадим не дал мне договорить:

— Все, кто не ушёл с Саней, вместе со мной. Нет, Сергей с Ленкой своей — не знаю, где. И Андрей подался куда-то в Сибирь.

— Вот как… — я испытал некоторое разочарование. Мне хотелось бы узнать, как там Серёжка, а он, оказывается, вообще пропал… — А вы что, сами по себе?

— Нас слишком мало, — покачал головой Вадим. — Мы присоединились к одному отряду… там в основном балканские славяне, но есть и ещё кое-кто. Хорошие ребята, и сражаются хорошо…

— Никто не погиб? — спросил я. Вадим помотал головой, и мы замолчали. Надолго. Море продолжало гореть огнём, и пылающие следы рыб рассекали воду во всех направлениях. На острове было тихо, только в джунглях перекликались птицы и ночные звери.

— Я полтора месяца добирался сюда, — услышал я голос Вадима и медленно повернул голову в его сторону. — Долго, если честно.

— Долго, — согласился я.

— Я пришёл, чтобы просить тебя вернуться к нам, Олег, — сказал Вадим.

— Да, — ответил я. Наверное, он этого не ожидал, потому что недоумённо посмотрел на меня. — Да, — повторил я. — Завтра мы пойдём отсюда вместе, втроём.

— Ты согласен?! — в голове Вадима было изумление пополам с недоверием.

А я прочёл вместо ответа:

— Мы возвратимся из дальних далей —Стремя в стремя, броня с бронёй.Помнишь — как в детстве, когда игралиВ рыцарей, верных всегда одной?..

И ощутил внезапное чувство… словно встал на место вывихнутый палец, к вывиху которого ты привык и уже не надеялся вправить.

Не смей живот сажать на рожон,Прилюдной славы себе ища!И раз добыл меча из ножон,Подставь щита, да ударь ещё!Аль за спиной твоей не рать,Аль на груди не кольцо-броня?А чтоб коню рожна не принять,Подставь щита да укрой коня!Хоть конь-огонь да и первый друг,И как не жаль его, гой-еси,Когда шеломы трещать вокруг,Подставь коня, а себя спаси!Но коль товарищу смерть сулятПобоища да пожарища —Простит тебя мать-сыра-земля, —Подставь себя за товарища!

…Танюшка не спала — полулежала у пригасшего костра и, издалека услышав наши шаги, приподняла голову. Её глаза поблёскивали алыми и зелёными искрами.

— А я вещи собрала, — сказала она.

Драккар лежал на воде огромной молчаливой рыбой. На нём, конечно, все спали. Только на берегу, у небольшого костерка, сидела знакомая фигура… но я узнал мальчишку только когда он встал нам навстречу. Это был Лаури, и он улыбался.

— Девять месяцев, — сказал он. — Я собирался приплыть за тобой ещё через три, да тут Вадим…

Я пожал его руку, натёртую веслом до каменной мозоли.

— Ты был прав, — весело сказал я. — А я был дурак.

— Мы все частенько ходим в дураках, — заметил Лаури. Вадим с Танюшкой улыбались — даже скорей скалились именно что как дурачки, и я почувствовал: моя собственная физиономия тоже расплывается в глупую улыбку. — Это не так уж страшно.

— До Скалы-то довезёшь? — спросил я, сбрасывая на песок заплечник.

— Не довезу, — отрезал Лаури. — А то ещё по дороге потеряетесь месяца на три. Я вас прямо до Юлии заброшу. А там ведь близко, а, Вадим?

— Близко, — подтвердил он. — Э, постой, а ветра? Зима же…

— Выгребем, — уверенно отрезал Лаури.

И я, глядя на него, вдруг радостно понял: правда.

Выгребем.

— Ты меня не предашь?— Я тебя не предам.Вам к лицу камуфляж,словно ночь — городам.Словно темная ночь,где огня не добыть.Никому не помочь,но нельзя отступить.Среди русских рабов и заморских князей слишком много врагов,слишком мало друзей.Знаю — выхода нет,но оружие есть.И к лицу вам рассвет,словно юность и месть.Кто боец, кто торгаш — не решать по судам……- Ты меня не предашь?— Я тебя не предам!

ГОВОРИТ ЛОТАР БРЮННЕР

Сегодня утром погиб Юнгвальд. Он был последним из наших баварцев, кто оставался со мной. И лучшим фехтовальщиком из всех, кого я знал.

Впрочем, мы переживём его ненадолго. Нас осталось шестеро — двое парней, четыре девчонки — и нам некуда отступать. Смешно, что мы погибаем на Олимпе — горе богов. Но, во всяком случае, чернокожим не подняться к нашей пещере, пока у нас остаются патроны, а их ещё тридцать два в «дегтяре» Сашки и пять в моём «браунинге». Потом… никакого «потом» у нас не будет.

Вечер, и я пишу эти строки при свете костра. В блокноте моём ещё довольно много чистых листов. Таня спит по другую сторону огня. Я вижу отсюда огни вражеских костров внизу на склоне.

Всё будет кончено завтра. К чему тянуть? Без пищи и воды мы продержимся тут три-четыре дня. Не думаю, что явится помощь — да если и явится, то чернокожих всё равно слишком много… Завтра мы с Сашкой убьём девчонок и пойдём вниз — убивать, а потом умереть. Мы все уже договорились обо всём. Таня сама предложила. Это ужасно, но я знаю, что с ними сделают, если возьмут живыми. А мы всё сделаем быстро. Во всяком случае — не увидим и того, как они будут умирать от жажды, и сами не будем умирать от неё.