Судьба: Дитя Неба - Элизабет Хэйдон

Рапсодия внимательно прислушивалась к пению колокольчиков. Хозяин таверны принес ей суп, но он так и остался стоять нетронутым. Рапсодия сидела, погрузившись в свои мысли и задумчиво глядя на то, как он остывает. Наконец она подняла голову и посмотрела на Акмеда, ее изумрудные глаза сияли, щеки раскраснелись.

— «Эла», — прошептала она и, потянувшись, взяла Акмеда за руку. — «Эла», — повторила она.

— Что ты несешь? Я не понимаю древнелиринский язык.

— Язык тут ни при чем. Это музыкальный термин, — пояснила Рапсодия. — Последняя нота старой гаммы, состоящей из шести нот, она служила для записи музыки много веков назад, во времена, когда строилась базилика. «Ут», «ре», «ми», «фа», «соль» и «ля», или «эла». Только через несколько сотен лет стали использовать «си», седьмую ноту октавы, и «до», которая отличается от «ут» только тем, что она выше. Кстати, «эла» — это еще и моя Именная нота, я очень остро чувствую ее звучание.

— Рапсодия, остановись, я тебя не понимаю. Что ты так разволновалась?

— Ее нет.

— Кого нет?

— «Элы», шестой ноты. Колокольчики вызванивают только пять.

— И сколько же колоколов молчит?

— Ну, лорд Стивен говорил, что на колокольной башне восемьсот семьдесят шесть колоколов — по числу намерьенских кораблей, покинувших старый мир. Если он прав и если они разделили колокола поровну в соответствии с шестью нотами гаммы, получается сто сорок.

— Сто сорок шесть.

— Да. К тому же в перезвоне не хватает и многих других комбинаций звуков. Это все проделано очень тонко и искусно и, похоже, очень давно. Только Певец может заметить, что здесь что-то не так, да и то если будет прислушиваться. Ланакан Орландо, скорее всего, снял языки, поскольку невозможно убрать сами колокола незаметно. Самый большой из них весит, наверное, несколько тонн. Акмед допил ром.

— Умный ублюдок. Ф’доры всегда отличались особенно изощренной хитростью. Значит, вот как ему удалось обойти ветер, который освящает землю. Мы можем что-нибудь сделать?

— Думаю, да, — улыбнувшись, ответила Рапсодия. — Нужно найти Грунтора, нам необходимо кое-что обсудить.

Гиттлесон отыскал ее, когда она одна ходила по рынку, выбирая подходящие стрелы у оружейников. Не заметить ее было трудно, несмотря на то что она надела простой коричневый плащ, в каких путешествуют крестьяне, а золотые волосы завязала черной лентой. Солнечные лучи, запутавшись в ее кудрях, ярко сияли, привлекая внимание прохожих, пришедших сюда, невзирая на пронизывающий ветер и холод. Ей повезло: отвратительная погода удерживала торговцев в лавках, около каминов, откуда они пялились на нее, не в силах отвести глаза. Иначе они все до единого высыпали бы на улицы, пытаясь навязать ей свой товар. Гиттлесон, стараясь оставаться в тени, запомнил, сколько и каких стрел она купила, обратил внимание на то, что она отдает предпочтение серебряным наконечникам, отталкивающим огонь.

Затем она остановилась у торговца специями, чьи открытые ряды тянулись почти на целый квартал. На прилавках лежали огромные мешки с семенами, коренья, бобы, перец, зерно, а также пучки трав и горшки с приправами. Рапсодия довольно долго изучала содержимое каждого мешочка и наконец купила несколько больших головок душистого чеснока, по два пучка шандры, дурмана и магворта, а также три дюжины толстых палочек ванили. Быстро оглянувшись по сторонам, она засунула покупки в заплечный мешок, а потом, прежде чем скрыться в одном из боковых переулков, с недовольным видом посмотрела на башню, высившуюся над крышами домов. Гиттлесон, довольный своей разведкой, в сгущающихся сумерках направился к темной базилике.

— Я разочарован. — Человек в ризнице остановился перед зеркалом, чтобы еще раз взглянуть на свое лицо. На него смотрел добродушный старик с редеющими волосами и лучистыми морщинками вокруг глаз — типичный дедушка, у которого множество симпатичных внучат, или любимый прихожанами деревенский священник. — Гиттлесон, за кого она меня принимает? За вампира? Посмотри в зеркало. Ты видишь отражение?

— Разумеется, ваша милость.

— Разумеется. Даже ты это понимаешь! Я ожидал от илиаченва’ар большего. Чеснок, магворт и серебряные стрелы — кошмар. Ладно, похоже, я слишком многого хочу. Уж за двадцать лет Элендра могла бы найти кого-нибудь поумнее и выучить его получше. Но ничего не поделаешь. Терпеть не могу, когда мне все дается легко. Она больше ничего не купила?

Гиттлесон сверился с записями, сделанными на рынке, — он уже перечислил все покупки Рапсодии.

— Ничего, ваша милость. Затем она покинула рынок и скрылась в одной из боковых улиц.

— Хорошо. По крайней мере, все пройдет быстро, а потом мы с ней развлечемся. К сожалению, я не смогу полностью насладиться ее… прелестями, но тебе ведь ничто не помешает, верно, Гиттлесон? Ракшас сказал, что она горяча, как огонь, восьмое чудо света. Как только я преподам ей урок, она твоя — до самого утра.

— Спасибо, ваша милость.

Благословенный повернулся и накинул плащ.

— Перестань пускать слюни, Гиттлесон. Тебе это не идет.

Великан болг изо всех сил мотал головой.

— Ою совсем не нравится.

Рапсодия погладила его по руке, надеясь успокоить.

— Я знаю, знаю, что тебе не нравится, Грунтор, но так будет лучше для всех. Скажи ему, Акмед.

Разноцветные глаза холодно уставились на Рапсодию.

— Пора бы знать, я никогда не говорю Грунтору, что ему следует думать.

Они препирались вот уже десять минут: сержант яростно возражал против решения Рапсодии отправиться к врагу первой, да еще без них. Она тяжело вздохнула.

— Ты же тоже будешь там, сразу за северной дверью, а Акмед — у южного выхода из ризницы. Я справлюсь.

— Ты слишком долго будешь там одна…

— А у нас есть выбор? — с отчаянием в голосе перебила Грунтора Рапсодия. — Если ты не сделаешь то, о чем я прошу, он подумает, что вы оба тоже здесь. Не сомневаюсь, что до трех он считать умеет. Знаешь что, Грунтор, я останусь в нефе и подожду, когда вы войдете в базилику. Я даже не буду подходить к ступеням лестницы, ведущей в святилище, пока вы его не поймаете. Согласен?

— Обещаешь? — с самым серьезным видом спросил болг.

— Обещаю.

— И к нему не станешь подходить? Замрешь далеко от него, чтобы он не заглянул в твои милые зеленые глазки и не сделал нашим врагом?

Рапсодия встала на цыпочки и, притянув к себе, поцеловала в зеленую щеку.

— Замру. Сказала же, я дождусь, когда вы его схватите. Не сможет же он подчинить меня себе, если я буду стоять в дальнем конце базилики.

— А я и не знал, что ты такая специалистка по демонам и их нравам, — язвительно улыбнувшись, заявил Акмед. — Будем надеяться, что твои знания точнее, чем эти стрелы, — хмыкнул он, показав на покупки, сделанные Рапсодией.