Бисмарк: Биография - Джонатан Стейнберг

20 ноября 1880 года антисемитская агитация обсуждалась в прусской палате депутатов. Альберт Ханиель, представляя партию прогрессистов, попросил министра внутренних дел прокомментировать позицию прусского правительства в отношении петиции антисемитов. Август Рейхеншпергер вспоминал:

...

«Самым значительным последним парламентским событием были дебаты по еврейскому вопросу ( die grosse Judendebatte ), состоявшиеся 20 и 22 ноября (1880). Их спровоцировал запрос, сделанный Ханиелем. Жаркие дебаты разгорелись в самой партии Центра между Виндтхорстом, настроенным довольно дружески к евреям, и подавляющим большинством депутатов группы, на редкость изъявлявшим готовность присоединиться к атаке на них. Виндтхорст фактически остался в одиночестве, когда его коллеги отказались поддержать призыв к тому, чтобы католический Центр хотя бы занял позицию нейтралитета… Дебаты закончились поражением для еврейства и партии прогрессистов, чью фразеологию обращали против нее же как сторонницы «культуркампфа». После антисемитская агитация только усилилась»120.

Бертольд Ауэрбах, узнав о дебатах, заметил с грустью: «Я жил и трудился понапрасну… никогда теперь мне не избавиться от осознания той фальши, затаившейся в сердцах немцев и готовой в любой момент прорваться»121. Эса де Кейрош, португальский писатель, находившийся тогда в Берлине, искренне возмутился позицией правительства:

...

«Оно оставляет еврейскую колонию абсолютно незащищенной перед лицом озлобленности значительной части населения Германии и умывает руки подобно Понтию Пилату. Оно даже не заявляет, что будет следить за исполнением законов, призванных защищать и евреев, граждан империи. Оно лишь преисполнено намерений, столь же туманных, как утренние облака, и не желает прояснить их применительно к ситуации»122.

29 ноября 1880 года Бамбергер написал Генриетте Бельмонт:

...

«Мне нечего больше сказать об антисемитизме. Газеты переполнены им. Характерно, что простые люди к нему не имеют никакого отношения. В нем проявляется ненависть и зависть людей просвещенных, профессоров, юристов, пасторов и прочих умников, науськиваемых реакцией и жестокостью, навязываемой сверху»123.

В декабре Виндтхорст погубил замысел Фехенбаха ловким парламентским маневром. Он внес законопроект, предусматривавший освобождение отправления таинств от уголовных преследований. «Этим предложением он ставил консервативную партию перед выбором – либо пойти на конфликт с Бисмарком, либо расписаться в пустоте собственных заявлений о стремлении к конфессиональному миру»124. Консерваторы проголосовали против законопроекта и помогли Виндтхорсту разрушить планы Фехенбаха объединить консервативных католиков и протестантов на общей социальной программе. Виндтхорст вносил это предложение снова и снова, добившись для партии Центра свободы маневра, позволившей сформировать альянс с прогрессистами на выборах 1881 года. Одновременно он доказал Бисмарку, что ему придется платить уступками в религиозных делах за те сто голосов центристов, отданных в поддержку его консервативного тарифного законодательства125.

В канун наступления нового, 1881 года толпа, участвовавшая в антисемитской демонстрации, подняла бунт, громя еврейские магазины и крича «Juden raus!»(«Долой евреев!») 12 января возобновились сессии ландтага, и Ойген Рихтер, блестящий парламентский оратор-либерал, которого Бисмарк ненавидел не меньше, чем «придурка-еврея Ласкера и его приспешников, этих теоретиков-бумагомарателей»126, обвинил канцлера в причастности к антисемитизму. «Движение антисемитов цепляется за фалды князя Бисмарка, и, как бы он ни отталкивал их и как бы ни заставлял свою прессу ругать их за перегибы, они зовут его и жмутся к нему, как проказливые дети к отцу»127. И он был прав. «Дебаты о евреях» отражали злостную предубежденность Бисмарка против интеллигенции, против людей, подобных Ласкеру, требовавших гарантий прав и защиты от произвола государства и диктаторов, вроде самого канцлера. В ноябре 1880 года Бисмарк писал реакционеру министру внутренних дел Роберту фон Путткамеру: «денежное еврейство» имеет «свои интересы в сохранении наших государственных институтов, и мы не можем обойтись без него», но неимущее еврейство, «прилипающее ко всякой политической оппозиции», должно быть сокрушено128.

Бисмарк сокрушил либерализм, своего подлинного врага. Если это вредит евреям, что ж, так тому и быть. Значит, дело не столько в антисемитизме Бисмарка, сколько в его нетерпимом отношении к оппозиции. В свидетельствах его деспотизма нет недостатка. Одно из них мы находим в письме немецкого литератора Теодора Фонтане Филиппу цу Эйленбургу от 12 марта 1881 года:

...

«Бисмарк, конечно же, деспот, но он имеет право и должен им быть. Если бы он им не был, если бы он был сторонником парламентаризма и позволял определять свою политику глупейшей силе, которой является парламентское большинство, то не было бы канцлера ни у нас, ни тем более у германского рейха. С другой стороны, верно и то, что при таком деспоте могут служить только зависимые, второстепенные и третьестепенные личности, а подлинно свободомыслящий человек сочтет за благо уйти в отставку. Поступая так, свободомыслящий человек сделает то, считает правильным для себя, но и канцлер тоже имеет право делать то, что, по его мнению, правильно, и не допускать сумятицы своим действием или бездействием»129.

Что имел в виду Фонтане? Германское общество не способно достичь чего-либо самостоятельно, поскольку парламенты – «глупейшая сила», то есть мы как народ не способны чего-либо достичь лишь на основе реализации своих прав. Германия нуждается в том, чтобы ею управлял государственный деятель-гений, руководствующийся собственным видением путей развития страны. Фонтане допускает фундаментальную ошибку. Его свободный человек на самом деле несвободен: уступая деспоту-гению, он выбирает рабство, а не свободу. Свобода выбора отставки – это в действительности вовсе и не свобода. Самый проницательный аналитик своей эпохи не заметил, какой подарок Бисмарк оставил для Гитлера.

В Рождество 1881 года подлинно свободный человек Эдуард Ласкер написал политическое завещание в пространном послании романисту Бертольду Ауэрбаху, находившемуся тогда в депрессивном состоянии из-за последних событий. Холостяк Ласкер, сын ортодоксального еврея из Ярочина, стал выдающимся глашатаем прав и свобод в Пруссии и в германском рейхе. Получив юридическое образование, он всю свою жизнь посвятил борьбе за демократические права, соблюдение законности и законотворчеству. В 1868 году Ласкер, несмотря на жесткую оппозицию Бисмарка, провел в парламенте законопроект, гарантирующий свободу слова, а в 1873 году вскрыл противозаконные операции с железнодорожными акциями, которые проводил Герман Вагенер, друг Бисмарка и первый редактор газеты «Кройццайтунг», пользуясь связями в министерстве торговли. В деле оказались замешанными князья Питбус и Бирон и отчасти министр, граф Иценплиц, попустительствовавший нарушению законности. Расследование закончилось громкими отставками, а Ласкер добился принятия законодательства, запрещавшего государственным служащим заниматься коммерческой деятельностью, связанной с их служебными полномочиями. Ласкер готовил и петицию северогерманского рейхстага, просившего в декабре 1870 года короля Вильгельма I стать императором, и парламентский ответ нового германского рейхстага на тронную речь в марте 1871 года130. В ораторском искусстве и законодательной эрудиции его, возможно, превосходил только Виндтхорст.