Схватка с чудовищами - Юрий Карчевский

— Допустим, — все еще не верилось Михаилу. — Но почему тогда люди позволяли ни за что, без суда и следствия сажать себя в тюрьмы, расстреливать? Почему ты позволил себя арестовать?

— Почему? Видишь ли… В обществе нагнеталась атмосфера всеобщего страха. Спросишь — какова цель? Отвечу: держать народ в повиновении. Как ни удивительно, значительной частью населения атмосфера эта тоже поддерживалась. Я — не исключение, как и многие сильные люди. И страху был подвержен, и хотелось, чтобы дети мои при коммунизме пожили. А народ… Если вдуматься, трудовому человеку ни при каком общественном строе хорошо не бывает. Оттого всегда и живет надеждой на лучшее будущее. Одни надеются на Господа Бога, другие — что найдут мешок с деньгами, кем-то оброненный. А третьи, третьи верят в коммунизм, идеал, возникший еще в античнсти. Без веры тоже не жизнь. Но, как я теперь понимаю, прежде всего верить и полагаться следует на самого себя, на свои знания, на свое умение творить собственными руками и головой.

— При чем здесь простые люди? — удивился Михаил.

— Народ слишком верил Сталину, верил в возможность осуществить свою многовековую мечту — построить Рай на земле под названием коммунизм; верил его заявлениям о том, что кругом враги и они, могут помешать этому. А врага необходимо уничтожать. Сначала это были кулаки, потом — троцкисты, затем — диссиденты. Я исключаю из этого ряда действительных врагов — изменников Родины, предателей, вредителей, террористов.

— Но страдал-то от этого сам народ! — не унимался Михаил.

— И тем не менее. Народ страдал, народ и поддерживал. На митингах, на демонстрациях. Парадокс века! Но это от неистребимого желания пожить по-человечески.

— Его на каторгу ведут, расстреливают, а он радуется! Глупость!

— Но представь, сынок: предыдущие поколения искренне верили, что создают общество свободных счастливых людей. Надо быть благодарным им.

— За то, что проявляли равнодушие, не сопротивлялись репрессиям?

— За то, что выстояли, не сломались во времена сталинщины; за то, что в войну спасли землю нашу от уничтожения, а народ от порабощения; за то, что, приняв на себя всю тяжесть и жестокость времени, создали потомкам условия для свободного развития. Теперь, сын мой, от вас, молодых, зависит, быть или не быть нашей державе независимой и процветающей, а людям нашим жить в достатке или нищете.

— Да все ли надо молодым наследовать от предков своих? — усомнился Михаил.

— Мой совет: берите все! Принимайте историю нашего государства, как она сложилась. И в падениях, и в возвышении своем ее творили отцы, деды, пращуры наши и выбрасывать из нее что-либо никому не дано. Берите, чтобы не начинать все с нуля, чтобы извлекать уроки и не повторять ошибок. Иначе возврат к каменному веку. И боритесь за лучшую жизнь. Помнишь, у Бальзака: «Бороться, значит, жить!» И далее: «Пусть борьба приносит горе, пусть ранит. Все лучше, чем смерть сердца, которая зовется равнодушием». И радуйтесь самой жизни. Она такая короткая. Но только она есть благо.

Михаил слушал отца задумчиво, видно, переваривая то, о чем он говорил.

— Заблуждения твои, сынок, от недостатка правдивой информации, — продолжал Антон Владимирович. — Забыл, что родителей, как и Родину, не выбирают. Да, они — люди своего времени. И если твои взгляды под воздействием другого времени вступают в конфликт с теми, что унаследовал от отца с матерью, от школы, от института, пересматривай, не осуждая их, и изменяй себя, приводи в соответствие с тем, что требует от члена общества новый этап его развития.

Что же касается информации… Полнотой ее обладает далеко не каждый на планете. Всего знать просто невозможно. Отсюда и отношение разных людей к одним и тем же фактам и явлениям в мире различно. И тем не менее, чтобы быть информированным, надо чаще обращаться к источнику информации — книге. Книги дают знания, учат жить, формируют интеллект, обогащают собственный опыт, память, приучают аналитически мыслить. Да, преступления не выкинешь из памяти народной и через тысячу лет, не забылись кровавые дела средневековой инквизиции. Но ведь делалось у нас немало и хорошего. Это тоже наша с тобой история, сын мой. И не сочти это за назидание. Просто делюсь тем, как поступал в жизни сам.

— Теперь понятно, почему на Западе нас боятся, — неожиданно заключил Михаил.

— Но еще самодержец Александр III предупреждал: «У русских нет друзей. Нашей огромности боятся», — заметил Антон Владимирович.

Это был самый трудный в его жизни разговор. Разговор-исповедь, разговор-завещание. Антон Владимирович схватился за сердце, положил под язык таблетку нитроглицерина, потом вторую. Прилег на софу. Постепенно боль в груди отступила.

Михаил растерялся. Налил стакан воды, подал отцу.

— Прости, если что не так сказал, обидел тебя невзначай.

— Значит, не убедил тебя и на этот раз, сынок.

— Правильно подметил Горький устами Сатина: «Ложь — религия рабов и хозяев. Правда — Бог свободного человека».

— К кому же ты причисляешь меня?

— Я хотел бы ошибиться, — сказал Миша и ушел.

Антон Владимирович подумал: Сергей и Михаил. Поколение войны и послевоенное. Два человека — два разных взгляда, два подхода к жизни, две оценки того, что было, что есть и будет. А у нас добивались единомыслия. Идиотство!

В органах государственной безопасности были Петровы и Телегины. Но работали и Новиковы, Буслаевы, Стародубцевы, Волковы, которые противостояли и им, и фашистам. Служили те, кто осуществлял в стране геноцид. Но было и свыше двадцати пяти тысяч сотрудников, которые властью были репрессированы, большинство из них расстреляно. Антону Буслаеву, таким, как он, смело смотревшим в глаза и смерти, и правде, не надо стыдиться своего прошлого, считать себя виновными и оправдываться перед сыновьями, приносить покаяние. Они не несут ответственности за преступления руководителей и их подручных. Они защищали Отечество от внешних врагов.

Но жизнь прожита. С чем он остался?..

Войдя в комнату, Елена Петровна поняла все, тем более что разговор был довольно эмоциональным и слышно его было всюду. Подсела на софу поближе к мужу.

— Не обращай внимания, родной, — сказала она. — Мишуня лишь выражает настроения, существующие в нашем обществе. Я не такое от бабулечек и мамулечек выслушиваю на приеме. Жизнь научит и его. Поймет, что ты оберегаешь его от неприятностей.

— Как-то обидно слышать от родного человека… Важно, чтобы Михаил не затерялся, нашел свое место в круговороте жизни.

На следующее утро состоялось как бы продолжение этого разговора.