Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Веронику встретила круговерть госпитальных будней. До нее — здоровой женщины, никому не было дела. Так случается при сильной запарке… Она тыкалась во все стороны: к санитарам, к раненым красноармейцам, — но не находила нужного ответа.
Наконец нашлась одна сердобольная медсестра, которая выслушала сбивчивые, нервные вопросы… Но и та оказалась не в курсе дел, но посочувствовав Веронике, выдала женщине подвернувшийся больничный халат и подвела к ординаторской на втором этаже.
Вероника обратилась к первому, вышедшему из кабинета, военврачу:
— Скажите, пожалуйста, — женщину всю трясло, — Воронов Сергей, майор НКВД не поступал сегодня? — Она уже запуталась. — Нет… ну, недавно… после самолетного обстрела…
— А кто вы, собственно такая? — последовал резонный вопрос.
— Я… — Вероника раздосадовано выпучила глаза, — жена ему… — помолчав, повторила уже спокойно, — жена Сергея Александровича.
— Подождите минуточку, — врач приоткрыл дверь ординаторской, кликнул в проем. — Владимир Андреевич, тут по поводу нашего чекиста… Женщина, говорит, — женой майору доводится… — и уже Веронике вполголоса добавил. — Сам начальник госпиталя, полковник по-старому…
В коридор вышел сутулый седой человек, со свежей щетиной на щеках. Главврач внимательно оглядел Веронику.
— Вы на самом деле супруга майора госбезопасности Воронова? Но у него в графе — прочерк… непонятно, гражданка?
Веронику передернуло.
— Доктор, скажите только одно, что с Сергеем, — живой?.. — и страдальчески выкрикнула. — Живой он?!
И сказано было настолько сердечно, настолько трепетно, что умудренный жизнью медицинский полковник уже не сомневался:
— Да живой… милочка, живой. Сейчас идет операция, оперирует военврач первого ранга Спешнев — наш главный хирург… Не переживайте, жизнь чекиста-героя вне опасности…
— Вероника заплакала, но это были слезы небывалого облегчения, слезы умиления. Заикаясь, женщина недоуменно выговорила, сама не понимая зачем:
— А почему герой? Ведь героем называют только посмертно…
— Успокойтесь, — мужчина понимал состояние посетительницы и не удивился наивному вопросу. — Герой потому, что девочку, ребенка прикрыл собственным телом. Спас, одним словом, жертвуя собой.
Вероника в изнеможении прислонилась к подоконнику, силы оставляли ее, в глазах помутилось.
— Ну-ну, милочка, чего так волнуетесь… Все хорошо, все будет хорошо… — и бригврач крикнул в сторону. — Эй, сестра… нашатырь!
Эпилог
Через неделю станция Кречетовка подверглась мощнейшей ночной бомбежке. Впервые кречетовцам пришлось столкнуться со столь злобной агрессией фашистов. Десятки немецких самолетов опорожнили бомбовые люки над станцией и прилегающей местностью. Многое было порушено и исковеркано, но станция не прекратила работы. Железнодорожники, только тверже стиснув зубы, самоотверженно, сутками продолжали трудиться…
Но линия фронта неуклонно приближалась к Кречетовке. Гитлеровские войска рвались к Воронежу, целью стало отрезать оборонявшие обширный город войска от Москвы.
В короткую июньскую ночь Кречетовский железнодорожный узел перенес небывалый по жестокости массированный налет фашистской авиации. Потом кречетовцы назвали эту ночь «Варфоломеевской».
На пятикилометровом протяжении станции, в парках и подъездных путях скопилось невероятное число поездов: воинские эшелоны, составы с горючим, боеприпасами, вооружением, санитарные поезда и поезда с эвакуированными.
Воздушная атака началась в одиннадцать вечера, небо еще не заволокло тьмой, немецкие бомбардировщики, опекаемые скоростными Мессершмидтами, заходили с трех сторон. Заградительный огонь, открытый зенитными батареями и атаки наших истребителей сдержали первую волну фашистского натиска, не дали пикирующим Юнкерсам совершить отработанный коронный маневр. Однако, хотя и не прицельно, немцам удалось сбросить бомбы на округу, возникли очаги пожаров, появились первые людские жертвы.
Стало быстро темнеть, при новой волне натиска немцам удалось применить осветительные бомбы — и станцию стало видно, как днем. Наши зенитчики стреляли по ним даже из винтовок, случалось «фонари» гасли. Но теперь у немецких летчиков было явное преимущество…
Вражеские самолеты шли непрерывным потоком. Фашисты бомбили напропалую… Зрелище стало зловещим. Цистерны с горючим рвались одна за другой. Фонтаны разъяренного пламени вздымались на невероятную высоту. Вскоре очаги пожаров слились в плотное море огня. Начали рваться боеприпасы. Нет картины ужасней!.. Осколки покореженного металла, улетая на сотни метров, как бритвы срезали стволы деревьев защитной лесополосы. Взрывы были такой мощности, что даже колесные пары выгонов взлетали на воздух и, падая с вращением вниз, крушили кругом подчистую…
Загорелся воинский эшелон с кавалерийской частью. Испуганные лошади выбили деревянные стены теплушек, сорвались на пути и, с пылающими гривами, метались среди горящих вагонов. Человеческие вопли, ржание лошадей, взрывы бомб, шум пожаров — звуки слились в единый трагический грохот. Наступил самый настоящий ад! В пасти пожарищ спалилось несчетное число вагонов, жилые и служебные здания, пакгаузы со всевозможными продуктами и товарами, дотла выгорел громадный хлебный элеватор, оказались разрушены километры железнодорожных путей — рельсы скручивало в дугу. А главное, погибли люди, много людей, слишком много… Выгорел состав с эвакуированными, — погибли целые семьи: и взрослые, и дети. Что может случиться трагичней…
Свыше двух часов на станцию Кречетовка падали бомбы, земля стонала от сотен разрывов, свирепый огонь сжирал все округ, оставляя только пепел. Этот ужас был виден за сто километров…
Но люди и в этих адских условиях продолжали непрестанную работу. Предпринимались прежде непосильные человеку меры, чтобы вывести из зоны поражения как можно больше стоящих на станционных путях составов. И если бы не самоотверженность и героизм железнодорожников, проявленные в невообразимых условиях, то людские жертвы и потери в технике стали бы гораздо страшней.
Не меньшее восхищение застуживает трудовая доблесть кречетовцев по ликвидации последствий ужасной бомбежки. Движение по главным путям было восстановлено уже на третий день, а оставшаяся часть станционных путей открыта для приема поездов и маневровой работы через неделю.
Но Сергей Воронов и семья Пасвинтеров-Болдыревых не стали свидетелями этих трагических для Кречетовки событий, они были уже далеко…
P.S.
Альберт Арнольд освобожден из заключения и репатриирован в Германию только в 1955 году, после указа Президиума Верховного Совета СССР «О досрочном освобождении и репатриации немецких военнопленных, осуждённых за военные преступления».
Генерал-майор Сергей Воронов арестован в 1954 г., получил пятнадцать лет лагерей без права переписки, сгинул где-то на Печоре, — не реабилитирован.
Вероника Болдырева и сын Валерий 1943 года рождения, покинув Москву, обосновались в Вильнюсе.
Dominikanaj
Сверни с проезжей части в полу —
слепой проулок и, войдя
в костел, пустой об эту пору,
сядь на скамью и, погодя,
в ушную раковину Бога,
закрытую для шума дня,
шепни всего четыре слога:
— Прости меня.[3]
Примечания
1
На лугу цветет маленький цветочек
Называется Эрикой — вереском
2
