Путешественница - Диана Гэблдон

Тут мистер Уиллоби горько произнес по-английски:

– Ради любовь к женщинам я прибыть туда, где женщины не заслуживают любви!

На этом месте, увидев, как помрачнели моряки, Джейми прекратил переводить и, желая унять китайца, положил большую руку на обтянутое синим шелком плечо.

– Ну-ну, приятель, вполне понимаю. И не думаю, что среди присутствующих найдется мужчина, который поступил бы иначе, будь у него выбор. Правильно я говорю, парни? – спросил он, оглянувшись через плечо и многозначительно подняв брови.

Этого оказалось достаточно, чтобы все ворчливо согласились, но сочувствие, вызванное перечислением тягот, выпавших на долю мистера Уиллоби, сошло на нет из-за его оскорбительного заключения. Прозвучали резкие замечания в адрес распущенных, неблагодарных язычников, меня же и Марсали моряки осыпали множеством восхищенных комплиментов, после чего удалились на корму.

За ними ушли и Фергюс с Марсали. Правда, последний счел нужным задержаться и сообщить мистеру Уиллоби, что дальнейшие высказывания в том же духе относительно европейских женщин вынудят его, Фергюса, намотать его, Уиллоби, косу на шею да этой косой его и удавить.

Мистер Уиллоби оставил эти замечания и угрозы без внимания. Он стоял и смотрел прямо перед собой, его черные глаза блестели от воспоминаний и грога. Джейми тоже поднялся и протянул мне руку, помогая встать с бочки.

Когда мы с Джейми собрались уходить, китаец потянулся к своему паху. Без малейших призраков похотливости он взял свои яички в сложенную чашечкой руку, так что их округлость обрисовалась под тонким шелком, и стал медленно перекатывать в своей ладони, сосредоточенно созерцая сей процесс.

– Иногда, – произнес он, словно говорил с самим собой, – моя думать, что это того не стоить.

Глава 46

Встреча с «дельфином»

С некоторых пор мне казалось, что Марсали пытается набраться решимости для разговора со мной, и я полагала, что рано или поздно это случится: какие бы чувства она ко мне ни испытывала, других женщин на борту не было. Со своей стороны, я любезно ей улыбалась и говорила «доброе утро», но первый шаг должна была сделать она.

И наконец она сделала его, посреди Атлантического океана, спустя месяц после нашего отплытия из Шотландии.

Сидя в нашей каюте, я вносила в журнал запись о проведенной малозначительной ампутации – одному матросу пришлось удалить два расплющенных пальца, – когда в дверном проеме возникла Марсали, задиристо подняв голову.

– Мне нужно кое-что узнать, – решительно заявила она. – Вы мне не нравитесь, и, наверное, для вас это не секрет, но папа говорит, что вы вроде как ведунья, а мне кажется, что вы, даже если и шлюха, женщина честная, так что врать мне не станете.

Существовало множество способов достойно отреагировать на столь примечательное вступление, но я от них отказалась.

– Очень может быть, – сказала я, положив перо. – А что ты хочешь узнать?

Убедившись, что я не разозлилась, девушка проскользнула в каюту и села на табурет, единственное свободное место.

– Ну, это касается младенцев, – пояснила она. – Что с этим делать?

Я подняла брови.

– Тебе что, мать не рассказала, откуда берутся дети?

Она нетерпеливо фыркнула и презрительно усмехнулась, сдвинув светлые брови.

– Вот еще! Разумеется, я знаю, откуда берутся дети. Это любая дурочка знает. Женщина дает мужчине засадить ей между ног свою штуковину, и девять месяцев спустя – готово, младенчик. Но я-то хочу узнать, как сделать, чтобы этого не было.

– Понимаю, – произнесла я, глядя на нее с немалым интересом. – Значит, ты не хочешь ребенка? Даже состоя в законном браке? Странно! Считается, что большинству молодых женщин хочется иметь детей.

– Ну, – медленно проговорила она, теребя подол платья, – не то чтобы мне вовсе не хотелось. Может быть, когда-нибудь я и заведу ребеночка. Будет такой красавчик, черноволосый, как Фергюс. – На миг на ее лице появилось мечтательное выражение, но она тут же опять посуровела. – Однако сейчас я не могу.

– Почему?

Задумавшись, Марсали надула губки.

– Из-за Фергюса. Мы с ним до сих пор не ложились в постель. Только и удается, что целоваться здесь и там, прячась за переборками. Все из-за отца да его чертовых дурацких понятий.

– Аминь! – усмехнулась я.

– Что?

– Неважно, – отмахнулась я. – Какое это имеет отношение к нежеланию заводить детей?

– Я хочу, чтобы мне это нравилось, – призналась девушка. – Ну, когда мы с ним все-таки ляжем в постель.

Я прикусила изнутри нижнюю губу.

– Я… хм… понимаю, что это, конечно, может иметь отношение к Фергюсу, но решительно не возьму в толк, при чем здесь дети.

Марсали смотрела на меня настороженно. Не враждебно, скорее оценивающе.

– Фергюс хорошо к вам относится, – сказала она.

– Мне он тоже симпатичен, – осторожно ответила я, не понимая, к чему этот разговор. – Я ведь знала его давно, еще мальчишкой.

Неожиданно она заметно расслабилась, худенькие плечи слегка опустились.

– О, так вы знаете это? Я имею в виду, где он родился?

Неожиданно я поняла, что ее тревожило.

– Насчет борделя в Париже? Конечно знаю. Он и тебе рассказал?

Марсали кивнула.

– Да, уже давно. На прошлый Новый год.

Ну конечно, в пятнадцать лет кажется, что год – это огромный период времени.

– Это случилось, когда я призналась, что люблю его, – продолжила Марсали, не отрывая глаз от своей юбки. Ее щеки слегка порозовели. – Он ответил, что тоже меня любит, но что моя матушка ни за что не согласится на нашу свадьбу. «Почему? – удивилась я. – Что страшного в том, что ты француз? Не всем же быть шотландцами». И в руке его я тоже ничего особенного не видела: вон мистер Муррей ковыляет себе на деревянной ноге, а матушка относится к нему со всем уважением. Тут он и сказал, что это не самое дурное, да все и выложил. О Париже, о том, что родился в борделе и был карманником, пока не повстречал отца.

Она подняла глаза, в светло-голубой глубине которых светилось удивление.

– Мне кажется, он думал, что меня это испугает. Порывался уйти, говорил, что не должен больше меня видеть. Ну да ладно. – Марсали повела плечами, отбрасывая светлые волосы. – С этим я разобралась быстро.

Она взглянула прямо на меня.

– Я бы вообще не стала об этом упоминать, если бы вы уже не знали. Но раз так вышло… да, признаюсь, что меня беспокоит вовсе не Фергюс. Он-то уверяет, будто знает, что да как, и мне самой понравится, не с первого раза, так со второго. Но вот матушка моя говорила совсем другое.

– Что именно она тебе говорила? – заинтересовалась я.

Марсали слегка нахмурилась.

– Ну, – медленно проговорила девушка, – в сущности, не так много она и сказала. Правда, когда узнала от меня про Фергюса, пригрозила, что он будет вытворять со мной ужасные вещи, потому что жил среди шлюх и мать его… мать его тоже была шлюхой.

Щеки Марсали порозовели, глаза уставились в пол, а пальцы вцепились в подол юбки. Проникавший в окно морской бриз мягко шевелил ее светлые волосы.

– Когда у меня впервые отошли крови, мама сказала мне, что это часть проклятия Евы, с которым ничего не поделаешь и надо просто смириться. Я спросила, что это за проклятие, и она прочла мне из Библии все, что святой Павел говорил о женщинах как о порочных, грязных, греховных существах, на которых лежит проклятие их праматери Евы, из-за чего они обречены вынашивать и рожать детей в муках.

– Никогда особо не задумывалась о святом Павле, – заметила я, и Марсали изумленно вскинула глаза.

– Но ведь о нем написано в Библии!

– Как и о многом другом, – отрезала я. – Ты слышала историю о Гедеоне и его дочери? Или о малом, который отдал свою жену на растерзание толпе разбойников, чтобы они не добрались до него? Тоже был божий человек, как и Павел. Но продолжай.

Она какое-то время изумленно взирала на меня, потом неуверенно продолжила:

– Матушка говорила, что, раз такое случилось, можно считать, что я уже подросла, скоро буду годиться в невесты и, того и гляди, выйду замуж. А потому мне следует знать, что долг женщины состоит в выполнении всех желаний мужа независимо от того, нравится ей это или нет. И выглядела она при этих словах очень печальной… Я тогда подумала: в чем бы ни заключался женский долг, он должен быть ужасен, недаром святой Павел говорил о вынашивании и рождении детей в муках…

Марсали умолкла и вздохнула. Я сидела тихо, дожидаясь продолжения. Оно последовало, но сбивчивое, словно ей было непросто подобрать нужные слова.

– Я не помню своего настоящего отца: англичане забрали его, когда мне было всего три года. Но вот когда матушка вышла замуж за Джейми, я уже была достаточно большой, чтобы обратить внимание на то, какие между ними отношения.

Девушка шлепнула себя по губам: ей было непривычно называть Джейми по имени.

– Оте… то есть Джейми, он добрый человек, во всяком случае, всегда был таким со мной и Джоан. Но я примечала: стоило отцу обнять матушку за талию и попытаться привлечь к себе, как она отстранялась.