Рай с привкусом тлена - Светлана Бернадская

— Никакой дьявольщины, — заверяю я, бросая взгляд на компас, и слегка поворачиваю его корпус. — В горах Туманных островов большие залежи железной руды, они и дают погрешность. Отклонение здесь — постоянная величина и составляет девять градусов, а значит, север вон там. Где мы сейчас?

— Здесь, — шкипер тычет узловатым пальцем в место на карте. Область Туманных островов заштрихована пунктирными линиями.

— Значит, примерно в дюжине кабельтовых отсюда, левее по ходу, — беру плоский указательный камешек и передвигаю в нужное место на карте, — покажется первый выступающий над водой риф, Акулий Зуб. От него идет полукругом подводный кряж — вот так. — Выставляю более мелкими камешками цепь подводных рифов. — Мы будем идти вот здесь, вдоль изгиба, со скоростью не более половины узла, постоянно бросая лот. Дальше покажется двойной скалистый выступ — Двузубец Сирены, его обогнем справа. Фарватер там довольно широк, главное — идти четко по компасу.

Капитан и шкипер внимательно, не перебивая, слушают мои пояснения. Я продолжаю наносить на карту с помощью указательных камешков очертания островов архипелага, показываю ходы, проходные гроты и места маяков. Следующие несколько часов мы стоим на капитанском мостике в тревожном молчании и идем, следуя проложенному мною курсу: капитан у штурвала, шкипер — старательно нанося на карту известные мне коварные рифы. Оба они, в отличие от матросов, стараются не зажимать носы ладонью и не кривиться от жуткого запаха серы, в котором мы буквально тонем с момента захода в туман. За нами следует галера с сенатором на борту. Вооруженный до зубов галеон остается ожидать нашего возвращения у края туманов.

К первому маяку выходим почти в полдень. Здесь запах серы ощущается уже не так отчетливо, а сквозь завесу тумана даже проскальзывают редкие солнечные лучи. По неяркому световому пятну над нашими головами, лишь отдаленно напоминающему солнечный диск, капитан пытается сверить координаты.

— Теперь зажигайте фонари и подавайте сигнал маячнику, — говорю, затаив дыхание. — Три долгих, два коротких, один долгий, затем пауза. Повторить трижды.

Сигнальщик, поймав одобрительный кивок капитана, старательно следует моим указаниям. Через время с маяка подается ответный сигнал — нас приняли за своих!

С моей души сваливается камень. Более всего я боялся, что за время моего отсутствия на островах разбойники поменяют сигнал. Но этого, очевидно, не случилось.

Чем дальше мы продвигаемся по извилистым ходам между надводными скалами, тем сильнее рассеивается туман, позволяя видеть очертания берегов. Второй маяк виден уже яснее и получает свой сигнал — отличный от первого. И снова нас пропускают беспрепятственно.

У шкипера много работы: уверенной рукой он переносит увиденное на заштрихованную область карты. У капитана на лбу выступает испарина: он напряжен до предела.

Еще через некоторое время мы проходим в гостевую бухту, где я велю укрыть галеры со спущенными парусами в широких естественных гротах, защищая их от возможных пушечных выстрелов. Убедившись, что обе галеры стоят на якорях, на шлюпке плыву обратно — к своему господину.

— Что теперь? — по движению скул замечаю, как отчаянно он пытается сохранить лицо бесстрастным, с брезгливостью разглядывая мой слегка изменившийся наряд.

— Вы остаетесь здесь, держа мортиры наготове, а я отправляюсь на берег. Если я не вернусь к вечеру — значит, что-то пошло не так, и, возможно, меня уже нет в живых. В таком случае рекомендую отходить незамедлительно, не дожидаясь рассвета: есть большая вероятность захвата судов в темноте. Капитан ведущей галеры выведет вас назад, сейчас он копирует карту архипелага для вашего судна.

— Если ты не вернешься, — зло кривит губы красавчик, — знай: я распну твоего дружка над воротами Эстеллы сразу по возвращении домой.

По моей спине ползет неприятный холодок. Но я стараюсь держаться уверенно.

— Думаю, до этого не дойдет. А теперь не будем терять времени, я должен отчаливать.

Диего Адальяро и не думает желать мне удачи. Он провожает меня долгим, тяжелым взглядом, который я отчетливо ощущаю спиной.

Сейчас мне нельзя думать о Звере. Нельзя думать о Вель. Все, что я могу, это молиться всем известным в мире богам: пусть Одноглазый Демон окажется на месте. И пусть похищенные корабли окажутся там, где я предполагал.

Глупая, глупая, глупая. Глупая Вель.

Я мысленно корила себя уже несколько дней, кусая до крови губы и ломая в отчаянии пальцы. Из головы не шел наш последний разговор с Джаем. И почему вдруг мне вздумалось на него обижаться? Разве я имела право осуждать его за то, чем ему приходилось заниматься в рабстве? В конце концов, это не его выбор, и лишь подчинившись воле господина, он мог сохранить себе жизнь. Вся вина за неприглядные дела, какими бы они ни были, лежит на Эстелле ди Гальвез, его бывшей госпоже!

Перед мысленным взором стоял его взгляд — потерянный, полный непонимания. Что вдруг на меня нашло? Даже собственный муж обманул меня перед свадьбой, и я простила ему, а кем приходился мне Джай? Между нами и правда не существовало ничего, кроме… того злополучного уговора. Причем я свою выгоду уже получила, и скоро она зашевелится у меня под сердцем. А он?..

Долгие дни ожидания сводили меня с ума. Из-за тревоги пропал аппетит. Я обидела Джая недоверием, предположив, что он может навредить Диего… но ведь у Диего есть власть, оружие, телохранители… А что есть у Джая? Кто защитит его? «Если кто и рискует не вернуться после переговоров с пиратами, так это я», — звучали теперь в голове его горькие слова. Почему я сразу не придала им значения? А если он и вправду не вернется из плавания? Если пираты не захотят его слушать, а снова захватят в плен, перепродадут, или еще хуже, убьют?

Уколовшись иглой, я отложила на колени пяльцы с вышивкой и бездумно уставилась на растекающуюся по подушечке пальца каплю крови. Теперь любая мелочь казалась мне дурным знамением. А что, если Джай сейчас лежит, изрубленный, на берегу пиратских островов, и истекает кровью? Низ живота неприятно потянуло, и я невольно накрыла его ладонью.

— Тебя снова тошнит? — поинтересовалась Изабель, которая сидела тут же, в беседке.

— Нет, все хорошо, — я рассеянно погладила живот и облизнула кровоточащий палец.

— Укололась? — с притворным участием спросила свекровь и отложила веер. — А ведь я сколько раз просила тебя не браться за иглу. Ты ведь знаешь, это дурная примета — шить и вышивать, будучи в тягости.

— Глупые суеверия, — буркнула я в ответ — не столько ее словам, сколько собственным мыслям.

Изабель неприязненно поджала губы.

— Попомнишь мои слова, когда будешь рожать. В прежние годы женщины свято чтили обычаи и не смели