Бесконечность I. Катастрофы разума - Андрей Волков

— Ах да, конечно, — сказал гость, — но мне кажется, что если бы всё было так, как вы говорите, у вас бы не было причины менять маршрут наших кортежей в последний момент.

Ответить Президенту было нечем.

— Не надо вдаваться в казуистику, — пришел её на помощь Соколовский, — у всех есть свои протесты. Во Франции — забастовки фермеров, в Испании — баски. Саамы в Швеции. На местах у всех хватает забот.

Фуэнтес кивнул.

— Безусловно, — сказал он, — но мы в Европе печемся о защите прав человека. Считаем это высшей ценностью. Следствием жестких реакций может стать коррупция, а именно её роста мы боимся больше всего на свете. В том числе и в контексте транспортных коридоров.

Соколовский величественно улыбнулся. В его улыбке было что-то покровительственное.

— Если позволите, я не соглашусь с вами, мы тоже боимся коррупции и анархии, но с этими прискорбными явлениями может справиться только сильная централизованная власть. Безусловно, это не означает, что я поддерживаю некие тоталитарные идеи нашего прошлого, но централизация власти стирает ненужные бюрократические лестницы и лишает соблазна. В противном случае каждый может улучить момент и нанести удар.

Его эскапада, должно быть, показалась слишком уж обвинительной, поскольку Соколовский загладил его самоироничной улыбкой.

— Впрочем, не стоит принимать мои слова за призыв к действию, — сказал он, — я всего лишь военный, поэтому мыслю активными категориями. К тому же я понимаю, что представителям демократических свободных государств не пристало отвечать жестокостью на жестокость и подавлять своих граждан. Думаю, вы не будете отрицать, что иногда и демократия нуждается в некоторой силовой подпитке, чтобы иметь возможность донести её до угнетаемых масс. Клин иногда нужно выбивать клином, не так ли? В любом случае это означает, что наши политические взгляды не так уж несхожи. Однако ещё раз повторюсь, что это всего лишь взгляд военного. Прошу меня извинить, мне нужно сделать один звонок. У моей племянницы именины.

* * *

Вряд ли кто-то, даже из находившихся там сейчас, мог бы вспомнить действительный вид центральной площади, что на понти́йском диалекте именовали Торгом. Еще совсем недавно бывший гордостью республиканской столицы парадный ансамбль величественных зданий сейчас походил на выжженную каменную пустыню, которую старательно пытались обходить редкие прохожие, воротившие нос от тошнотворного запаха, царящего на площади, и дыма от разожжённых людьми на площади костров.

Сотни голов, тесня и толкая друг друга под хохот и улюлюканье, выкрикивали лозунги, стараясь забраться на колонну так высоко, чтобы только именно их было видно. Огненные языки пламени от факелов, которыми протестующие освещали площадь, от их конвульсивных движений колыхались в разные стороны, заставляя разлетаться огненные искры. Где-то гудел бас попа, окроплявшего протестующих ладаном, резкий запах которого сливался с остальными запахами в единое тошнотворное облако. То тут, то там слышался звук сварки и скрежет точильных брусков.

Чуть впереди, не подходя близко к площади, топтались бойцы спецназа «Сокол», они тоже не понимали, для чего здесь находятся. Стояли в ожидании приказа и молча смотрели на пылающие костры, лишь изредка поднимая вверх щиты, чтобы огненные искры не прожгли казенную форму. Огромная полусфера прозрачной стены балкона пентхауса гостиницы «Oriental'», располагавшегося пятнадцатью этажами выше того зала, где проходила конференция, открывала прекрасный вид на площадь. В центре балкона, вокруг которого развивалось действо, сложив руки на груди, стояла женская фигура. Она разглядывала площадь и видела, что всё идет хорошо. Более того, великолепно. Даже слабая дрожь пола под ногами, когда время от времени неподалёку взрывались петарды, казалась аплодисментами. Она задумалась. Как все-таки легко управлять толпой, этим необразованным и некультурным быдлом. Только щелкни, дай им надежду на то, что они хотят, и они пойдут за тобой, даже если ты ведёшь их в ад. Как это унизительно давать им, этим собравшимся на площади, шанс понять истину. Они никогда её не поймут. Ибо только избранным это доступно.

Приглушённо зажужжал мобильник. Его звук разрушил идиллическое созерцание.

— С днем ангела, милая! — сказал голос в трубке. — Ты получила мой подарок?

— Это то, о чём я всегда мечтала, — без эмоций ответила Охотница, — личная аккредитация в президентский пул. С крыши убрали снайперов?

— Да, солнышко, — произнес голос, — всё в полном порядке. Позвони мне, когда закончится вечеринка.

Охотница отключила телефон. Она стояла и ждала последние несколько минут до кульминации. Её фигура была столь черной и столь непроницаемой, что выкачивала свет из всего пространства балкона пентхауса. Охотница ждала, что ей это было несвойственно, но сейчас она терпеливо ждала, ради разнообразия.

* * *

Анастасия разлепила глаза и попыталась определить, где находится. Получилось у неё это довольно плохо. Единственное, что она поняла, что помещение, где она очнулась, было похоже на гостиную какой-то квартиры. Но какой и как она здесь оказалась, девушка не помнила. Всё тело как будто окоченело, и она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Анастасия с силой дёрнула правой рукой и с удивлением обнаружила, что пошевелить рукой она не может потому, что оба её запястья пристегнуты к батарее, к счастью, холодной. Осознание этого факта потянуло за собой цепь ещё более неприятных воспоминаний. Она вспомнила, что они со Светланой поднимались в квартиру, где их должен был ждать Томас Чилуэлл, а вот дальше она не помнила ничего. Может быть, она даже находилась в этой же квартире, но сколько времени в ней провела, оставалось загадкой.

Превозмогая боль от сковывающих запястья наручников, Анастасия попыталась сесть. Прислонившись к стене, девушка стала озираться по сторонам.

Комната представляла собой большой пентхаус с длинными широкими панорамными стеклами, сквозь которые не проникал ни один звук. В центре комнаты имелась чугунная винтовая лестница, которая вела куда-то наверх. В углах стен замерли декоративные рыцарские доспехи. В комнате было очень тихо, казалось, что Анастасию кто-то здесь оставил, и она совсем одна.

Но это было не так. В этой комнате был ещё один человек — девушка, от вида которой у Анастасии похолодело внутри.

КОНЕЦ ДЕСЯТОЙ ГЛАВЫ

Глава XI. Охотница

Эта странная девочка просто обожала раздваивать себя, становясь двумя девочками одновременно.

Льюис Кэрролл

Перед ней стояла Шурочка.

— Ты? — ахнула Анастасия.

— Я, — спокойно сказала Шурочка, её лицо, обычно живое, сейчас совсем не двигалось, а застыло словно каменная маска. Это её выражение лица больше удивило Анастасию, чем тот факт, что её подруга была жива.

— Изобразить смерть не сложно, — сказала Шурочка, — правда, сложнее, чем убивать!