Нужные вещи - Кинг Стивен

— Матерь Божия, — потрясенно прошептал патрульный Прайс. — Слава Богу, что это не мой город. — Отблески огня окрасили его щеки розовым и зажгли глаза лихорадочным блеском.

Норрис понимал, что надо как можно скорее найти Алана. Он решил, что лучше всего взять машину и сначала попробовать разыскать Генри Пейтона. Если там и вправду происходит что-то серьезное, то он наверняка сейчас там. Кстати, вполне вероятно, что и Алан тоже.

Он уже собирался садиться в машину, когда в свете молнии увидел две фигуры, которые показались из переулка из-за угла здания суда. Они направлялись к желтому телевизионному микроавтобусу. Насчет одного из них Норрис не был уверен, кто это, но что касается второго — упитанного и чуть кривоногого, — тут ошибки быть не могло. Это был Дэнфорд Китон.

Норрис Риджвик сделал два шага вправо и прислонился спиной к кирпичной стене. Он выхватил револьвер, поднял его, нацелив в дождливое небо, и заорал со всей мочи:

— СТОЯТЬ!

3

Полли подала машину назад, включила дворники и повернула налево. К боли в кистях присоединилось теперь и тяжелое жжение в предплечьях, куда попала та дрянь, брызнувшая из паука. Он был ядовитым, и его яд, кажется, продолжал действовать. Но сейчас у нее не было времени переживать об этом.

Когда взорвался мост, она как раз остановилась на светофоре на перекрестке Главной и Лорель. Вздрогнув от неожиданности, она завороженно уставилась на оранжевое зарево, поднимавшееся над рекой. В первый миг силуэт моста был виден очень отчетливо, черные палочки на фоне яркого света, а потом его поглотило пламя.

Полли свернула на Главную, в сторону «Нужных вещей».

4

Давным-давно Алан Пангборн серьезно увлекался любительской киносъемкой — он и не представлял себе, сколько народу утомил до слез своими дергающимися фильмами, которые он проектировал на простыню, растянутую на стене в гостиной. Его произведения были посвящены детям в пеленках, детям, неуверенно ковыляющим по комнате, Энни, купающей сыновей, дням рождений, выездам на природу. В таких любительских фильмах словно принят негласный закон: когда камера направлена на тебя, надо либо помахать рукой, либо скорчить смешную рожу, либо и то и другое вместе. Если ты так не сделаешь, то тебя могут арестовать по обвинению в безразличии второй степени, что повлечет за собой наказание до десяти лет просмотра бесконечных катушек дрожащих домашних фильмов.

Пять лет назад он переключился на видеокамеру, работать с которой было дешевле и легче… и вместо того, чтобы мучить людей 10–15-минутными шедеврами, занимавшими 3–4 катушки восьмимиллиметровой пленки, стал мучить их уже часами, даже не меняя кассеты.

Алан достал кассету из коробки. Никаких наклеек. Ладно, подумал он. Хорошо. Сам должен все выяснить, так? Он протянул руку к кнопке включения видеомагнитофона… и замер.

Лица Тодда, Шона и жены вдруг поблекли, и вместо них перед мысленным взором возникло бледное, испуганное лицо Брайана Раска, каким Алан запомнил его с их последней встречи.

Брайан, у тебя очень подавленный вид.

Да, сэр?

«Да, сэр»… Это значит, что ты и вправду подавлен?

Да, сэр… и если вы нажмете на эту кнопку, то тоже будете очень подавлены. Он хочет, чтобы вы посмотрели кассету, но мистер Гонт ничего не делает задаром. Он хочет вас отравить. Так же как он отравил всех остальных.

И все же ему нужно было ее посмотреть.

Он прикоснулся к кнопке, погладил пальцами ее мягкий квадратик. Потом поднял голову и осмотрелся. Да. Гонт где-то здесь. Рядом. Алан чувствовал его присутствие — тяжелое, угрожающее и обманчивое. Он подумал о записке, оставленной мистером Гонтом. Я знаю, как мучительно вы размышляли над последними минутами жизни своих жены и младшего сына, пытаясь разобраться в причинах…

Не делайте этого, шериф, прошептал Брайан Раск. Алан вспомнил мертвенно-бледное, страдающее лицо мальчика — мальчика, который скоро убьет себя, — над пенопластовым холодильником в багажнике велосипеда. Холодильником, полным бейсбольных карточек. Не трогайте прошлое. Так будет лучше. А он врет; и вы это знаете.

Да. Он это знает. Это он знал.

И все же он должен был посмотреть.

Алан нажал на кнопку.

На панели сразу же загорелся маленький зеленый огонек. Видеомагнитофон работал, есть ли свет, нет ли света — это было не важно, как Алан и подозревал. Он включил телевизор, сексуально-красный «Сони», и через секунду свечение «снега» на третьем канале залило его лицо белесым цветом. Алан нажал на кнопку выброса кассеты, крышка магнитофона открылась, и оттуда выдвинулась кассетница.

Не делайте этого, снова прошептал Брайан Раск, но Алан его не слушал. Он вставил кассету, нажал на крышку и вслушался в механические щелчки головок, лизавших ленту. Потом глубоко вздохнул и нажал кнопку PLAY. Яркую белизну на экране сменила мягкая чернота, перешедшая в грифельно-серый фон, на котором замелькали цифры: 8… 7… 6… 5… 4… 3… 2… X.

Потом включился кусок дрожащей, сделанной «с руки» съемки. На переднем плане, немного не в фокусе, дорожный знак. На нем написано — 117, но Алан знал это и так. Он знал этот отрезок дороги как свои пять пальцев. Он узнал сосновую рощицу, именно туда и скатился «скаут», вписавшись капотом в самое большое дерево.

Но на деревьях на кассете не было шрамов от аварии, хотя на самом деле они были видны до сих пор, достаточно просто приехать и посмотреть (и он приезжал и смотрел; много раз). Алану стало по-настоящему страшно, когда он осознал — не по неповрежденной коре деревьев и повороту дороги, а по голосу сердца, — что эту запись сделали в тот день, когда погибли Энни и Тодд.

Сейчас он увидит, как это произошло.

Это никак невозможно, но тем не менее… Сейчас он увидит, как разобьются его жена и сын.

Выключи! — кричал Брайан. Выключи, он плохой человек и продает плохие вещи! Выключи, пока не поздно!

Но Алан не мог выключить пленку, как не мог остановить сердце одной силой мысли. Он замер, словно парализованный. Он не мог даже пошевелиться.

Камера, нелепо дергаясь, пошла влево, к дороге. Солнечный отблеск. Это был «скаут». «Скаут» приближался. К тому злополучному месту, где сидевшие внутри люди распрощаются с жизнью. «Скаут» приближался к своему концу. Скорость была небольшой; машина шла устойчиво. Не было никаких признаков того, что Энни теряет или потеряла контроль.

Алан прильнул к телевизору. Пот стекал по щекам, в висках стучала кровь. В горле пересохло.

Это все ненастоящее. Подстава. Фальшивка. Мистер Гонт все подстроил. Это не они; может, актриса и мальчик-актер играют его жену и сына, но это не они. Такого не может быть.

И все-таки это были они. Это невероятно — да. Так не бывает. Но это не менее невероятно, чем смотреть телевизор, неподключенный к розетке. Выходит, что это правда.

Нет, это ложь! — вмешался голос Брайана Раска, но теперь он звучал издалека, и было так просто его не слушать. Это ложь, шериф, ложь! ЛОЖЬ!

Теперь он уже видел номер приближающейся машины. 24912 V. Номер машины Энни.

Внезапно за «скаутом» Алан увидел еще один отблеск. Еще одна машина. На полной скорости она приближалась к машине Энни, быстро сокращая дистанцию.

Снаружи, у Оловянного моста, раздался оглушительный взрыв. Алан даже не шелохнулся, как будто и не услышал. Он был весь поглощен тем, что происходило на экране красного телевизора, где Энни и Тодд приближались к дереву, которое станет их смертью.

Нагонявшая их машина делала семьдесят, может быть, даже восемьдесят миль в час. Пока «скаут» приближался к камере, другая машина, которая не упоминалась ни в одном отчете, приближалась к «скауту». Энни, кажется, тоже ее заметила; «скаут» начал ускоряться, но слишком медленно. И слишком поздно.

Это был ярко-зеленый «додж-челленджер» с сильно задранными задними рессорами, так что его капот почти упирался в землю. Сквозь дымчатое стекло можно было с трудом разглядеть защитную раму внутри кабины. Багажник был густо украшен наклейками: HEARST, FUELLY, FRAM, QUAKER STATE… Хотя пленка была без звука, Алан почти что слышал рев выхлопных газов, рвавшихся из хромированных труб.