Путь Моргана - Колин Маккалоу

– Те, кто встал на сторону моей жены – Коннелли, Перрот и другие каторжники с «Цереры» и «Александера», – нет. Но как ни странно, ее знакомые из глостерской тюрьмы – Гест, Рисби, Хейтуэй – поддержали меня. – Он недовольно покачал головой. – Как будто это их касается! Что за нелепость! Лиззи довольна своей работой, она убирает резиденцию вице-губернатора и заботится о Малыше Джоне, но даже не пытается обольстить майора.

– Она влюблена в тебя, Ричард, и оскорблена до глубины души, – объяснил Стивен, считая, что раны уже зажили настолько, чтобы завести этот разговор.

Ричард изумленно воззрился на него.

– Чепуха! Мы никогда не питали друг к другу никаких чувств. Знаю, ты надеялся, что я полюблю ее после женитьбы, но этого не случилось.

– И все-таки она любит тебя.

Озадаченный Ричард промолчал, сделал ход, потерял пешку, но спас коня. Если Лиззи и вправду любит его, значит, ей пришлось хуже, чем он думал. Ричард вдруг вспомнил ее рассказы о плавании на «Леди Пенрин», о том, как каторжниц лишали гордости, и понял, что совершил тяжкое преступление – публично унизил свою жену. А ведь она никогда не говорила с ним о любви, не выразила свои чувства ни словом, ни взглядом… Он потерял коня.

– Как уживаются офицеры флота и пехотинцы?

– Как кошка с собакой. Хантер всегда недолюбливал майора Росса, а теперь, оказавшись в изгнании, возненавидел его. Пока они настороженно следят друг за другом, но открытого столкновения не избежать. В распоряжении Хантера осталась шлюпка с «Сириуса», поэтому он часто выходит в море и подолгу плавает вокруг злополучного острова – подозреваю, ищет способы оправдаться перед английским трибуналом. А когда он прощупает все дно вокруг острова и составит карту, он займется составлением карт всего побережья Норфолка.

– А почему Джонни постоянно сопровождает его? Разве это не вторжение в твой мир?

Пожав плечами, Стивен перестал улыбаться.

– Пожалуй, нет. Моряки привыкают беспрекословно подчиняться капитану, сопротивляться ему способны лишь бунтовщики, а Джонни не из таких. Для него Хантер – полубог.

– А еще я слышал, что лейтенант королевского флота Уильям Брэдли покинул дом, выстроенный для офицеров, и переселился поближе к дороге в Болл-Бей.

– Ты сделал этот вывод потому, что тебе пришлось пилить доски для нового дома? Да, он переехал, но об этом никто не жалеет. Странный человек этот Брэдли – он часами разговаривает сам с собой, поэтому собеседники ему не нужны. Насколько я понимаю, майор поручил ему обследовать остров. И тем самым нанес оскорбление Хантеру, который убежден, что моряку не пристало путешествовать по суше.

Проиграв партию, Ричард поднялся и зажег факел.

– Я был бы рад отыграться, но если я не уйду немедленно, то не успею вернуться домой до начала комендантского часа. Хочешь, завтра мы отправимся в горы за птицами?

– С удовольствием – ведь рыбу мы уже съели.

Стивен немного проводил друга, стараясь представить себе, как удивится Ричард, войдя в свой дом. Парус «Сириуса» уже отслужил свое в роли палатки, его разрезали на части, чтобы сшить гамаки и матрасы. Поскольку пшеница на острове приносила хорошие урожаи, а лошадей и коров в поселении не было, недостатка соломы для набивки матрасов здесь не ощущалось. Официально считалось, что парус нашел Стивен, поэтому ему разрешили взять столько парусины, сколько он пожелает, и он позаботился не только о себе, но и о Ричарде. После стирки с мылом парусина наверняка станет мягкой, из нее можно будет сшить и простыни, и удобные просторные штаны. Нескольким женщинам, умеющим держать в руках иголку, поручили сшить новые штаны для моряков и пехотинцев, а те отдали свою старую одежду каторжникам. Только теперь, когда парусу с «Сириуса» было найдено применение, колонисты поняли, насколько он был громаден.

– Не знаю, как благодарить тебя за парусину, – сказал Ричард на закате следующего дня, встретившись со Стивеном на дороге к заливу Каскад. – Если стелить одно из одеял вместо простыни, оно быстро износится. А парусина протянет несколько лет.

– Пожалуй, ты прав.

Они взобрались вверх по самой дальней тропе, которую редко выбирали ловцы птиц, и поймали по полдюжине буревестников высоко в горах, где они по-прежнему водились во множестве. Чтобы схватить птицу, было достаточно наклониться, протянуть руки, быстрым движением свернуть ей шею и сунуть тушку в мешок. Начался сезон кладки яиц, но охотники продолжали азартно ловить добычу, каждый день принося в поселение по несколько десятков тушек. Кларк вел подсчет только тем птицам, которых сдавали на правительственный склад, и их число уже перевалило за несколько тысяч.

На обратном пути Стивен и Ричард миновали обширную поляну, где уже были вырублены все деревья. Она располагалась на плоском гребне холма, который отделял ручьи, текущие на север, к заливу Каскад, от тех, что текли на восток и впадали в Болл-Бей. Южный ручей, впадающий в болото, уже получил название Филлимор. С поляны открывался вид на северные горы – возможно, для того ее и приказал расчистить майор Росс.

Наступил безоблачный вечер, на небе высыпали такие обильные и сверкающие звезды, что человеку с воображением могло показаться, будто за темной завесой неба скрывается ослепительно белая даль, а в самой завесе Бог проделал отверстия, дабы люди узрели это сияние. На фоне неба вырисовывалась мрачная тень горы, на склонах которой мелькали крохотные огоньки, стекающиеся в целые ручейки пламени, – это были факелы в руках людей, возвращающихся в поселок.

– Какая красота! – выдохнул ошеломленный Ричард. – Разве она способна кому-нибудь наскучить?

Друзья любовались горой, пока огоньки не угасли в долине, а потом двинулись дальше – вместе с десятком отдувающихся, тяжело нагруженных мешками двуногих хищников с факелами в руках.

Зима выдалась более холодной и сухой, чем в прошлом году; пшеницей и кукурузой засеяли много акров, однако ростки тянулись вверх медленно – до первого долгожданного дождя. На следующий день выглянуло солнце, и долина и склоны холмов внезапно изменили окраску с красноватой на изумрудно-зеленую.

По официальным подсчетам, было уже поймано более ста семидесяти тысяч птиц – в среднем по триста сорок птиц на человека за сто дней. На острове по-прежнему действовало военное положение; майор Росс не спешил увеличить пайки, сознавая, что тысячи буревестников, гнездящихся в горах, улетят оттуда, как только окрепнут и научатся летать подросшие птенцы. Джиму Ричардсону, который работал на лесопилке, пока не сломал ногу, а потом был назначен палачом, приходилось каждый день пороть провинившихся. Плохо сросшаяся нога не мешала ему орудовать кошкой-девятихвосткой, в целом ему нравился такой необычный труд. А ненависть, которую испытывали к нему почти все колонисты, как свободные, так и каторжники, ничуть не смущала Джима.