Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов - Жан Тьерио

В то же время Маргарет откровенно восхищалась достижениями Найджела в налоговой сфере, ведь в бюджете на 1987 год он сумел снизить с 60 до 40 процентов предельную ставку налогообложения физических лиц. По сему поводу Маргарет сказала в палате общин: «Это замечательный бюджет. Это — эпитафия социализма». Добавим, что Сити и Флит-стрит, а также и весь «экономический мир» безгранично восхищались этим «канцлером-чудотворцем». Возможно, истинное положение дел находится между версией Найджела и версией Мэгги. Маргарет знала, каковы главные направления движения, но не имела теоретических орудий, чтобы им противостоять, тем более что ее «экономические менторы» Кит Джозеф и Алан Уолтерс сохраняли дистанцию по отношению к политике повседневности. В чем можно быть совершенно уверенным, так это в том, что Маргарет ничего не знала о деталях ежедневной деятельности министерства финансов. Если бы она об этом знала, то, вполне вероятно, положила бы этому конец. Но она была премьер-министром и несла ответственность за всё правительство, а потому не могла переложить полностью на своего канцлера Казначейства ошибки и заблуждения монетаристской денежной политики.

Их расхождения сосредоточились на подходе к вопросу о европейской валюте, особенно на вопросе о вхождении фунта стерлингов в валютную систему Европы, систему достаточно жестких паритетов, которые по замыслу инициаторов этой системы, в частности Жака Делора, должны были привести к созданию Европейского экономического и валютного союза с единой европейской валютой. В 1985 году Маргарет Тэтчер, вопреки мнению Найджела Лоусона и Джеффри Хау, отказалась от того, чтобы фунт стерлингов вошел в эту систему, так как экономическое положение, по ее мнению, было не очень устойчивым. Если же говорить прямо, более всего она опасалась, как бы всё это не привело к созданию единой валюты, современного евро, чего она не хотела ни за что. Для нее фунт стерлингов был частью национального наследия, как королева, Вестминстер, статуя Нельсона на Трафальгарской площади… Джеффри Хау уговорил Маргарет, чтобы она не закрывала дверь полностью, она согласилась на это, объявив, что Великобритания присоединится к системе, «когда будут созданы соответствующие условия», то есть, по ее разумению, никогда. Очевидно, Найджел Лоусон хотел поторопить Маргарет и даже принудить ее к действиям, доказав ей, что твердые паритеты были вполне реальны. Для этого нужно было, чтобы фунт стерлингов «приклеился» к самой сильной валюте Европы, к немецкой марке. В 1986 году по валютному курсу за один фунт давали три марки. Найджел Лоусон тогда принял решение сделать все возможное, чтобы соотношение оставалось таким же, не позволяя рынку сыграть свою роль регулятора. Он обратился к Английскому банку с просьбой вмешиваться в процесс, покупая или продавая валюту, чтобы сохранить этот паритет. «Так, — по словам Маргарет, — курс обмена валюты стал сам по себе целью, а не просто индикатором денежной политики, одним из многих показателей, и потому вся монетаристская логика была предана забвению».

Маргарет очень ясно объяснила, какие опасности скрывались за этим забвением даже не очень надежного контроля над денежной массой, который был предусмотрен прежней среднесрочной финансовой стратегией. Сильный фунт стерлингов благоприятствовал импорту и препятствовал экспорту. Но он не давал никаких гарантий в сфере инфляции. Действительно, даже повышенных процентов ссуды недостаточно для того, чтобы сдерживать инфляцию, ибо «то, что определяет более или менее цену домов и прочего имущества, не подлежащего экспорту, это на самом деле уровень денежной массы», а совсем не курсы обмена валюты; проценты ссуды играют в этом деле тоже второстепенную роль. «Если денежная масса увеличивается слишком быстро, цены на не подлежащее экспорту имущество поднимутся соответственно <…>, что приведет экспортирующие секторы к рецессии, а денежные средства будут сосредотачиваться в недвижимости». Кроме того, чтобы финансировать эти постоянные интервенции на рынке, Английский банк продавал кому угодно краткосрочные боны Казначейства и государственные ценные бумаги. Этот массированный «прилив» капиталов увеличивал денежную массу. Маргарет из этого резюмирует, что «либо делают выбор в пользу поддержания курса обмена валюты на заданном уровне, какова бы ни была денежная политика, либо позволяют, чтобы курс обмена валюты определяли рыночные силы; невозможно одновременно контролировать валютный курс и денежную политику». Экономисты долго еще будут спорить по поводу этой теории. Здесь не место задаваться вопросом о ее верности. Но в чем можно быть совершенно уверенным, так это в том, что данный анализ был вполне справедлив и хорош для Великобритании 1987–1989 годов и что Найджел Лоусон придерживался совсем других взглядов и хотел прежде всего сохранить паритет фунта стерлингов с немецкой маркой; известно, что нарушение этого паритета привело к активизации инфляции.

Другие неудачные решения, одобренные Маргарет, также способствовали новому росту инфляции. 19 октября 1987 года вошло в историю как «черный понедельник» на Уоллстрит. Всего за один день индекс Доу-Джонса снизился на 23 процента. Повсюду ощущалась паника. Как выяснилось впоследствии, это была всего лишь механическая коррекция переоцененных, то есть завышенных ценностей, причем эта коррекция была усугублена информационным «обвалом» по поводу возможностей биржевой игры и получения сверхприбыли; в связи с этим каждый увидел, как на горизонте замаячил призрак кризиса 1929 года. Маргарет не была исключением из правил. Она видела, что страна парализована, что она погружается в рецессию, что она раздавлена неконтролируемым ростом безработицы. Нервы ее не выдержали, и потому она согласилась на два снижения на 0,5 процента ссуды. При росте в промышленности в 5 процентов, не компенсированном равным ростом производительности, эти меры привели к «перегреву», то есть к чрезвычайной экономической напряженности, а соответственно, и к росту инфляции.

В марте 1988 года положение дел еще более ухудшилось, на сей раз в сфере курсов обмена валюты. 2 и 3 марта Английский банк должен был истратить более двух миллиардов фунтов, чтобы поддержать паритет с немецкой маркой. Но это не могло продолжаться долго. Маргарет заставила Найджела позволить фунту стерлингов нормально то понижаться, то повышаться в цене. Он согласился на то, чтобы фунт стерлингов достиг уровня 3,18 немецкой марки. Возможно, это было началом проявления мудрости. Маргарет в мемуарах задается вопросом: «Не должна ли я была тогда отправить Найджела в отставку? У меня были все основания для этого. Он проводил свою политику без моего согласия и не ставя меня в известность о своих шагах <…>. Но он пользовался поддержкой рядовых депутатов-консерваторов и большинства газет, традиционно поддерживавших Консервативную партию; все они были ярыми сторонниками вхождения Англии в Европейскую валютную систему». Другими словами, по политическим причинам Маргарет вынуждена была продолжать работать с Найджелом, тем более что в то же самое время Джеффри Хау на съезде партии в Перте как бы вскользь заметил, что «Соединенное Королевство не сможет постоянно, вечно повторять, что присоединится к Европейской валютной системе в подходящий момент». Мэгги не могла одновременно поссориться с двумя «тяжеловесами» своего кабинета министров. Она будет горько об этом сожалеть: «Мне следовало примириться с мыслью об одновременной потере министра финансов и министра иностранных дел».