Сборник Поход «Челюскина» - Коллектив авторов

Наша газета будет достоянием Арктического музея. Она будет памятником о лагере Шмидта, о сотне советских людей, организованно и мужественно боровшихся на дрейфующих льдах Чукотского моря. [172]

Зоолог В. Стаханов. В штабной палатке

Тотчас после того как не стало «Челюскина» и мы на льдине произвели перекличку, я получил распоряжение начать разбивку лагеря в тех местах, где мне укажет капитан. В качестве помощников мне были даны геолог Рыцк и геодезист Васильев. В первую очередь надо было поставить палатку для радиостанции. Временно все радиоимущество помещалось в маленькой покосившейся палатке физика Факидова. Здесь же временно разместились женщины и дети.

Когда стемнело, три большие палатки уже были поставлены. В одну из них мы перенесли радиостанцию. Кренкель, Иванюк и Иванов принялись за настройку своих аппаратов, сделав отвод от антенны в палатку. В этом небольшом брезентовом помещении, куда еще отовсюду дул ветер, нашли приют почти все научные сотрудники экспедиции и представители печати. В палатке устроились на ночлег помимо трех радистов гидрограф Хмызников, геодезист Гаккель, гидробиолог Ширшов, писатель Семенов, корреспондент Громов, художник Решетников, кинооператор Шафран и я. [173]

На утро помещение надо было перестроить так, чтобы оно стало удобным для работы радистов. Кренкель, Иванов и я принялись за это дело. Мы перетянули брезент, застелили пол фанерой и люковинами, подвернув под них боковые брезентовые крылья так, чтобы ветер не мог задувать и снег не мог проникать внутрь. Стенки палатки с наружной стороны обложили льдом и снегом для прочности всей постройки и для ее утепления. Внутри, посредине, установили маленький камелек, вывели наружу трубу — и наша обитель благоустроена.

У стенки против входа в палатку мы соорудили деревянный столик, на котором установили приемник, передатчик и аккумуляторы. Здесь же хранились и ящики с запасными частями для радиостанции, а также всякие специальные приспособления вроде волномера и пр.

Наше домашнее хозяйство было несложно: три кружки, одна ложка, вилка, моя норвежская финка, алюминиевый тазик — и все. Я сделал из фанеры маленькую полку, на которой, как мне казалось, в образцовом порядке, совсем как в кухне, разложил посуду.

Камелек топили дровами. Распиливали бревна, всплывшие на майне, где погиб «Челюскин», на маленькие чурбашки, раскалывая их потом на поленца. В палатке нужно было поддерживать среднюю ровную температуру, не разводить сырости, которая могла бы вредно отразиться на работе аккумуляторов. Надо было держать температуру несколько градусов выше нуля, чтобы дать возможность Кренкелю успешно работать и делать записи в радиожурнале.

14 февраля с утра в нашу палатку пришел О. Ю. Шмидт. Радиостанция еще не была окончательно налажена. В 4 часа 50 минут по местному времени была установлена связь с Уэлленом.

Поскольку радиостанция была одним из главных мест для связи и оперативных работ в лагере, Отто Юльевич большую часть своего времени проводил у нас. Здесь У него происходили деловые разговоры с капитаном и помощниками, сюда же он вызывал разных товарищей для бесед и инструктирования. Таким образом с первых же дней за радиорубкой по справедливости установилось название штаба лагеря Шмидта.

Шмидт поставил для себя маленькую одноместную горную палатку, которая была с ним еще на Памире во время его альпинистской экспедиции. В ней, неотепленной, он спал долгое время, пока не перешел к нам на постоянное жительство. В первую ночь с ним там был Бобров, но на следующий день он уже перешел к нам, так как в маленькой палатке Шмидта было очень тесно для двоих. [174]

Таким образом население нашей брезентовой хижины выросло и мое хозяйство увеличилось.

Через несколько дней «общее собрание жильцов» радиорубки решило произвести «капитальный» ремонт и перестроить все помещение, для того чтобы было удобнее и лучше жить: неизвестно ведь, сколько предстоит пробыть на льду.

Надо сказать, что наше жилище до этого момента имело весьма непривлекательный вид. Оно было слишком низким. Скаты потолка провисали, так что мы сидя упирались в них головой. Вместо дверей было входное отверстие, через которое приходилось почти что вползать внутрь. Когда печка сильно накалялась, становилось так жарко, что мы снимали с себя меховые рубашки и оставались в нательных фуфайках. При этом со стен падали на нас капли тающего снега и инея. Наоборот, как только печка остывала, становилось холодно, и «потолок» покрывался инеем. Всюду поддувало, несмотря на снежную завалинку.

Ночью мы не топили камелька, экономили топливо. А по утрам наша палатка изнутри представляла собою довольно своеобразное зрелище. Со скатов свисали длинные белые нити инея. На полу, поперек всей комнаты, головами к боковой стене лежали люди с заиндевелыми бородами. Подняться с места было не так просто: брезент «потолка» находился в нескольких сантиметрах от лица. От дыхания за ночь на нем вырастали целые пучки рыхлого инея. Стоило только прислониться головой к боковой стенке, и волосы примерзали к брезенту. Прибавьте к этому полумрак, утренний холод и тесноту — двинуться некуда.

Принялись за перестройку.

Палатку убрали. На ее место воздвигли с помощью наших плотников целый «сруб», сколоченный из досок, высотой в мой большой рост. На доски натянули брезент. Пол застелили толстыми люковинами, сверху еще покрыли фанерой, а потолочные скаты заделали также фанерными листами. Получился дом.

Печурку из центра перенесли в угол, к входной двери, чтобы она не мешала и более равномерно обогревала помещение.

Для Кренкеля соорудили высокий деревянный «стол», на котором были установлены все его приборы, а под ним — рабочие и запасные аккумуляторы.

Около боковой стенки мы разместили свои спальные места. Рядом с радиостолом спали Кренкель, я и Бобров, а у входной стороны — Сима Иванов. На день мешки и меховые малицы скатывались так, [175] чтобы они меньше занимали места и служили вместе с тем сиденьями. Кренкель достал себе ящичек, который заменил ему стул.

Равномерную температуру в палатке поддерживать было трудно — печка быстро остывала. В среднем температура в нашей комнате днем, когда камелек отапливался, была около 6–8° тепла; временами, когда камелек сильно накаливался, становилось очень жарко, так что мы открывали дверь наружу. Но это бывало редко — в сравнительно теплые дни. Утром, когда камелек еще не был зажжен, температура в среднем была около 13–15° холода при 20–25° мороза на открытом воздухе. Температура воздуха в палатке, естественно, колебалась от условий погоды. Наш организм привык к этим колебаниям, и мы не страдали от холода.