Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо

опасаясь за мою жизнь, а отправил на передовую. Ты научил бы меня вести себя благоразумно, но не быть трусом. Ты обучил бы меня ближнему бою. Ты бы не отдавал мне самоубийственных приказов, но и не делал бы поблажек; ты относился бы ко мне как к остальным начальникам. Ты был бы требователен, заставляя сражаться так, как сам бился с лузитанами в Испании, где одержал победу, достойную триумфа, который у тебя украли. Будь я твоим сыном, отец, ты бы не пытался уберечь меня от смертельного риска, а научил бы бороться со страхом, преодолевать его и быть расчетливым, не безумствуя, но оставаясь стойким и храбрым. Вот как ты вел бы себя, будь я твоим сыном.

Цезарь кивнул.

– Пусть так, – согласился он, – но при чем тут просьба Помпея? При чем тут брак, которого он требует в обмен на свои посулы? Ты не мой сын, но ты моя дочь. Ты несешь околесицу. Клянусь Юпитером, я изумлен. Я всегда считал тебя сдержанной и благоразумной…

Тут Юлия встала. В первый и единственный раз в жизни перебив отца, она разразилась длинной тирадой, которую ошеломленному Цезарю тоже пришлось выслушать:

– Я твоя дочь, и неужели ты думаешь, что я не сожалела об этом все эти годы? Я страдала из-за того, что я дочь, а не сын. Неужели ты думаешь, что я не замечала твоего разочарования, всеобщего разочарования, не слышала осторожных замечаний в этом самом атриуме? И я говорю не только о злословии Помпеи, но и о перешептываниях гостей, родственников, друзей: «Как жаль, что у Цезаря дочь, а не сын-наследник, который будет его поддерживать»; «Да, она хороша собой, верна отцу и его делу, но при этом всего лишь женщина». Неужели ты полагаешь, что я не возненавидела себя за то, что не могу оказать тебе поддержки, в которой ты так нуждаешься? Ведь ты противостоишь сонму тех, кто враждебен делу популяров, нашему с тобой делу, твоему и моему. Но, поскольку я дочь, а не сын, ты держишь меня подальше от опасности, защищаешь меня. Мне уже за двадцать, большинство римских женщин выходят замуж намного раньше. Но ты упорно отодвигаешь мою помолвку, нарушая обычаи. Знаю, ты поступаешь так из любви ко мне. И я тебе за это благодарна, отец, бесконечно благодарна. – Она набрала в легкие побольше воздуха и перешла к сути: – Отец, мой брак с Помпеем даст тебе все, что тебе нужно. Все.

Цезарь тоже вскочил, снова придя в бешенство. Против него восстала собственная дочь, и это переполнило чашу его терпения.

– Мне не нужно выдавать тебя замуж за всемогущего Помпея! И не важно, что именно Помпей может мне предложить! – Внезапно он понизил голос, словно умоляя дочь вникнуть в его слова: – Клянусь Геркулесом, я хочу, чтобы ты вышла замуж за того, кто любит тебя, Юлия, хорошо к тебе относится и с кем ты будешь в безопасности. Квинт Сервилий, возможно, в тебя не влюблен, но он хороший человек и будет обращаться с тобой бережно.

До того они кричали друг на друга, но от этих его слов, мягких и нежных, Юлия прослезилась:

– Ты действительно допускаешь, отец, что Помпей осмелится обидеть меня, твою дочь? Думаешь, хоть кто-нибудь в Риме не знает, что я твоя самая большая любовь в этом мире? И если кто уронит хоть один волосок с моей головы, он покойник? Отчего, по-твоему, Помпей хочет брака со мной? Я знаю, он не любит меня – только себя. Он женился по расчету на Антистии, на Эмилии и на Муции Терции. Первая спасла его от суда, а две другие достались ему по велению Суллы. Помпей хочет жениться на мне потому, что боится тебя, ему нужен, как ты удачно выразился, заложник, чтобы держать тебя в узде. А заложника нельзя убивать или наказывать: это может обернуться большой бедой. Вот почему он хочет жениться на мне. Он понимает, что ты, если получишь легионы, не направишь их против него лишь в одном случае: если я выйду за него и рожу ему детей. Помпею нужна клятва на крови. И тебе тоже, отец. Я и есть та самая клятва.

Она умолкла.

Цезарь стоял напротив дочери, тяжело дыша. Он попытался ее успокоить. Затем повернулся и сел на краешек ложа.

– Долгие годы я ненавидела себя за то, что родилась девочкой, – не отступала Юлия, – но сегодня тебе нужна именно дочь, ведь никакой сын не даст тебе то, что дам я: полную и безоговорочную поддержку Помпея, которая откроет тебе путь к военному империю, к начальствованию над легионами на пять лет. Ни один сын не смог бы дать своему отцу столько всего разом. – Она встала на колени и взяла отца за руки; на глазах у нее снова выступили слезы. – Я плачу потому, что счастлива, ибо наконец-то вижу пользу в том, что я твоя дочь, а не сын, и могу дать все, что тебе нужно для твоего главного дела, для дела популяров, для защиты прав народа, для того, во что ты всегда верил. Ты отправишься в великий поход, выплатишь все долги и, сделавшись могущественным, как Помпей или Красс, изменишь законы на благо римского народа. Тебе нужна не только власть, отец, но также независимость в денежных делах и военная сила: только ее уважает Сенат. И я могу тебе это обеспечить. Я – ключ, который откроет для тебя все двери.

Она умолкла и сглотнула, все еще стоя на коленях перед отцом и не выпуская его рук, а затем продолжила со всей убежденностью и любовью, на которые была способна:

– Это моя война, отец. Будь я твоим сыном, ты не выдал бы меня замуж за Квинта Сервилия, что равносильно оставлению в тылу, а отправил на передовую, где сражаешься сам и будешь сражаться всегда. Сражаться расчетливо, хитро и храбро. Отец, не отлучай меня от борьбы, которая мне под силу: брак с Помпеем – моя война, мое поле битвы. Не держи меня в тылу, не заставляй стыдиться того, что я ничем не могу тебе помочь. Брось меня в битву против оптиматов, в нашу общую битву. Ты женился на матери ради дела популяров. Разве я не должна вести себя так же?

– Но Помпей… – Цезарь не мог оторвать взгляда от слез, бежавших по ее щекам. – Помпей жесток, он самовлюбленный дикарь. Это хуже любой войны. Я не могу позволить…

– Можешь и должен, отец, и ты это знаешь, – решительно возразила Юлия, крепче сжимая