Книга о музыке - Юлия Александровна Бедерова

нужно сделать то, что сказано, иначе все сломается. Так и в музыке, например, Малера: ты должен сосредоточиться, все очень хорошо изучить. Казалось бы, именно в Малере ты проявляешься как интерпретатор, а не в Моцарте, которого можно играть без дирижера или с дирижером, не играет роли. Но здесь у тебя есть полная инструкция, а в музыке того же Моцарта и половины не написано, там все между строк. И тут встает вопрос, к какой стилистической школе ты себя относишь, в какую-то партию себя определил или просто любишь Моцарта и хочешь, чтобы он звучал как твоя собственная музыка. При этом ты, скажем, не дикарь, ты все-таки прочитал, например, Леопольда Моцарта, поинтересовался, как играли тогда, даже если ты необязательно правоверный аутентист, а просто вник и можешь делать по-разному. Все равно остается огромное количество вариантов отношения к произведению. Мой слуховой опыт говорит о том, что одного дирижера от другого отличить на примере симфонии Малера подчас сложнее, чем на примере симфонии Моцарта. У двух разных дирижеров она может отличаться по длине почти в два раза. Или возьмем «Страсти по Матфею» Баха, допустим, с Виллемом Менгельбергом или с Джоном Элиотом Гардинером — одно исполнение в два раза быстрее другого, без преувеличения, хотя количество нот одно и то же: у этих дирижеров разное отношение к темпам, к материалу. Но и в музыке Малера, Шостаковича, Чайковского мы можем отличить разных интерпретаторов. Даже если мы зажаты в рамки предписаний композитора, в дело вступает пастернаковский «всесильный бог деталей», и эти детали, как ни странно, очень часто улавливаются даже людьми не слишком искушенными. Они, возможно, не проанализируют, что именно не то, но будут знать: что-то не то. Либо ахнут, и всё.

Какая часть работы дирижера происходит не во время репетиций? Вы сами выбираете, что исполнять, или это обычно это институциональный заказ? Что происходит после выбора произведения и до первой репетиции? — Зависит от ситуации. Например, я сейчас работаю в Красноярском театре оперы и балета, мы можем обсудить репертуар с художественным руководителем, я могу что-то предложить, но театр есть театр: ему нужен репертуар, премьеры. Во многих оркестрах в Западной Европе или в Америке репертуар во многом определяет интендант или что-то вроде худсовета, все решается заранее, на много месяцев вперед. И даже новый главный дирижер в первый сезон после прихода в оркестр совершенно ничего не может предложить: есть программа, которую ему просто нужно взять и сделать. Ситуация, когда дирижер может делать что хочет, есть отнюдь не у всех даже выдающихся, именитых дирижеров. У меня это случается иногда: я благодарен судьбе, что есть Камерный оркестр Тарусы, который поддерживает Исмаил Тимурович Ахметов, — это фестивальный оркестр, он существует не на постоянной основе, но мы обязательно несколько раз в год играем, и с ним я многое могу делать так, как считаю нужным.

Что касается самостоятельной подготовки перед репетицией — тут как с игрой на конкурсе или даже на концерте, отличить, подготовился дирижер или нет, гораздо труднее, чем отличить, позанимался ли скрипач перед тем, как ему выходить на сцену. Но опытным музыкантам на репетиции понятно, дирижер просто так пришел или он изучил партитуру. Понимаете, жизнь складывается по-разному, иногда тебе звонят, и ты должен послезавтра дирижировать, понятно, что ты не сможешь долго сидеть и думать: «А что здесь хотел сказать этим автор».

А если время есть? Как дирижер изучает партитуру? — Это очень индивидуально. Есть дирижеры, которые разрисовывают партитуру так, что другой дирижер просто смотрит и думает: «Столько всего написано, что вообще не видно ноты!» Есть другие, они практически ничего не пишут. Есть те, кто, не зная сочинения, слушают его разочек в чьем-нибудь исполнении, и всё, дальше сами-сами-сами. А есть те, кто сорок записей послушает, пока готовится. Я сам определенные вещи пишу себе в партитуре карандашом, но если вдруг эта партитура потеряется, а у меня будет чистая, я рвать на себе волосы не буду. Записывая, я запоминаю и снова напишу за десять минут.

Что это за пометки? Темп? Динамика — тихо-громко? — Опять же, зависит от репертуара. Если мы говорим о музыке XX века и второй половины XIX, практически всегда все эти «тихо-громко» написаны, и очень недвусмысленно и подробно, где чуть потише, чуть погромче и так далее, но все равно бывает мелко или плохо видно. Мой педагог и знаменитый дирижер Геннадий Николаевич Рождественский действовал по принципу «холодно-горячо»: бывают такие карандаши — с одной стороны красный, с другой синий. Вот красным — «горячо», синим — «холодно», то есть красным — «быстро», синим — «медленно» или красным — «громко», синим — «тихо». Некоторые разрисовывают разноцветно, а я не понимаю, как на это смотреть, просто привык к другому: в двух цветах ты не запутаешься и реагируешь непосредственно.

Что касается записей, для меня переслушать все записи, какие есть на свете, абсолютно необязательно — можно перестать понимать, чего ты хочешь от этой музыки, что там написал автор. Послушать одну-единственную запись — та же самая опасность, даже больше: может казаться, что это единственный возможный вариант, хотя это не написано в нотах, просто потому что ты услышал эту запись и она тебе понравилась. Почему бы не сделать так же? Есть дирижеры, которые хотят от всех отличаться. Но не помню, кто это сказал из русских писателей XX века: «Стремление быть непохожими друг на друга, казалось мне, обезличивало их». Иногда, например, мне это стремление мешает слушать. Моя подготовка состоит в том, что я слушаю несколько записей, скорее всего априори достаточно разных. Но прежде всего это, конечно, работа с партитурой, твое собственное общение с автором. Здесь мне тоже вспоминаются уроки у Геннадия Николаевича, больше похожие на мастер-классы, повышение квалификации. Он появлялся нечасто, для юных людей, которые пришли, чтобы им поставили руки и объяснили, когда налево, когда направо, это было совершенно негодно. Те, кто это понимал, обязательно учились еще у кого-то. А для взрослых людей, чтобы действительно проникнуть в то, что такое дирижер, и зачем он нужен, и что такое работа с партитурой, это было очень полезно. Часто он сидел, дирижировал, махал руками изо всех сил, пока пианисты играли (занятия идут под фортепиано), и вдруг становилось видно, как он начинает общаться с автором, с партитурой. К сожалению, он при этом забывал про человека, который дирижирует, но все равно как бы его держал, хотя в этот момент его больше интересовал автор музыки. Он вдруг видел что-то новое в партитуре, которую он знал