Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс

Пятеро швейцарцев были опаснее нескольких десятков ополченцев, и Карла не исключала, что муж может вернуться и вступить в схватку еще и с ними. Но гвардейцы принялись сбрасывать трупы в воду, и госпитальер пожелал их командиру удачи. Послышался скрип, словно железо скользило по дереву.

Течение реки раздвигало заграждение.

Наполовину приподнятая утка вырвалась из крепления, и Гриманд, бросив алебарду, ринулся на нос лодки. Должно быть, он хотел схватить уплывающую корму и удерживать заграждение одной лишь силой воли, потому что физических сил у него уже не осталось. Пальцы Младенца схватили воздух. Карла хотела окликнуть его, когда течение стало уносить ялик от борта плашкоута.

Крюк соскользнул с борта, и багор вырвался из рук Агнес и Мари, которые, как и все остальные, были обессилены слезами. В испуге и отчаянии девочки сцепили руки. Паскаль потянулась за багром, Орланду тоже, но они опоздали, и багор упал в воду. Лодку сносило, и дети запаниковали.

Карла поняла, что они боятся потерять Матиаса.

– Паскаль, возьми причальный конец, – указала она на моток веревки под скамьей на носу.

Девушка перепрыгнула через скамью и схватила веревку.

– Бросай Гриманду, – продолжила итальянка и позвала гиганта: – Гриманд!

Король Кокейна сидел на носу плашкоута, спустив ноги в воду. Вокруг запястья у него была намотана цепь, все еще прикрепленная к лодке. Оттолкнувшись от борта, великан прыгнул в воду. В первую секунду Карла не поняла его замысла. Две части заграждения разошлись, и течение понесло ялик в образовавшийся просвет.

– Паскаль, Орланду, за весла! – скомандовала графиня.

Гриманд успел раньше их. С ревом, вобравшим всю его ярость и бушевавшую внутри боль, он подтянулся на цепи, схватил ялик за корму и держал его, сопротивляясь быстрому течению реки.

Карла ничем не могла ему помочь. Она могла сказать, чтобы Инфант отпустил их, что в его мучениях нет необходимости, но это лишило бы умирающего единственной драгоценности, которая у него осталась.

Орланду вставил весло в уключину левого борта. Паскаль села рядом с ним и взяла второе весло. Они не бросят Матиаса.

Но бросят Гриманда.

Его всё равно пришлось бы оставить. Разумеется. Но до сих пор Карла гнала от себя эту мысль. Осознание неизбежного всколыхнуло в ее душе бурю чувств, самым сильным из которых была печаль. Огромная рука короля воров находилась в нескольких дюймах от ее руки – толстые, как древко копья, пальцы стискивали борт с такой силой, словно хотели раздавить его. Вес нагруженного ялика заставил Гриманда вытянуть руки, словно на распятии. Течение медленно относило их к берегу. Он сплевывал воду, а дыры глазниц на его обожженном и деформированном лице никак не отражали его мучений. Они просто смотрели и видели все.

– Гриманд… – начала было Карла и замолчала, не зная, что сказать.

– Меня ослепили не слезы, так что не стоит их проливать, – отозвался вор.

– Гриманд! – Эстель вскочила, и Карла обняла ее, чтобы девочка не упала в воду.

– Ля Росса, моя дорогая. Будь верна своей сестре и ее матери, – попросил ее в ответ слепой великан.

– Да, – кивнула девочка.

– Дракон не может умереть, и он будет охранять тебя. Всегда.

– Как ангел?

Гриманд втянул воздух сквозь сжатые зубы.

– Черный ангел? – Эстель подняла голову. – Как у Танзера?

Матиас перегнулся через борт на носу плашкоута над Гримандом, протянул алебарду, зацепил выступ за борт ялика и подтянул его к себе. Король воров погрузился в воду, но не разжал пальцы.

– Мой Инфант, со всем уважением, но ты стоишь у меня на пути, – предупредил его рыцарь.

– Значит, обойди меня – так делали все.

Иоаннит переместил крюк по другую сторону от Карлы, и она подвинулась на скамье. Ее муж перекинул через борт ялика одну ногу, затем другую, после чего встал на скамью и бросил алебарду в реку, держась за борт плашкоута свободной рукой.

Тишину ночи разорвал звук, подобного которому никто из сидящих в лодке еще не слышал.

Карла повернулась. Остальные тоже.

Освобожденная расходящимися половинками заграждения, охваченная огнем баржа медленно поворачивалась – ее уносило течением. Казалось, она движется по ковру из мертвых тел, а из ее носа вверх бил фонтан пара. Звук был такой, словно тысячи горящих углей одновременно отдавали свой жар реке.

– Мой Инфант, мы все на борту, и все уплатили за переправу, – сказал Тангейзер своему слепому помощнику.

– Тогда идите. И будь готов услышать мой смех! – крикнул тот в ответ.

Госпитальер отпустил борт, и ялик отнесло на расстояние вытянутых рук Гриманда. Эстель вскрикнула, схватила Ампаро и прижалась к груди Карлы.

Инфант Кокейна держал ялик, оскалив зубы и подняв пустые глазницы к звездам.

Матиас прошел к передней гребной банке и положил оружие на дно. Махнув Орланду и Паскаль, чтобы они передали ему вторую пару весел, он сел и вставил их в уключины. Потом рыцарь наклонился вперед, положил лопасти весел на воду плашмя и улыбнулся жене из-за заслонявших ее юных, печальных лиц. Он ждал команды. Карла взяла румпель и кивнула. Иоаннит погрузил весла в воду и принялся грести.

Почувствовав движение, Гриманд отпустил борт и перевернул ладонь, так что его пальцы скользнули по пальцам Карлы. Ялик устремился вперед, и огромная рука упала в воду. Графиня посмотрела на Ампаро. Малышка по-прежнему не спала и по-прежнему не обращала внимания на окружающий мир.

Повернувшись, Карла увидела, как подбородок Гриманда опустился на грудь. Голова его исчезла под водой. Над поверхностью оставалась лишь рука с растопыренными пальцами: обмотанная вокруг запястья цепь намертво соединила ее с разорванным заграждением.

Матиас продолжал равномерно грести, и ялик набрал скорость. Они миновали баржу, которая, кружась и изрыгая клубы дыма, приближалась к берегу. Шпиль Сент-Шапель, башни Нотр-Дама, Сен-Жак и Лувр – их силуэты чернели на фоне звездного неба, становясь все меньше и меньше. Карла увидела факелы на высокой стене.

Они покидали Париж.

Итальянка отвернулась.

Эстель же продолжала смотреть назад.

– Он пошевелился. Глядите, Карла! – воскликнула она. – Он не умер.

Графиня оглянулась на обмотанную цепью руку. Возможно, это была иллюзия, порожденная игрой лунного света, дыма и воды, но ей показалось, что пальцы Инфанта сжались в кулак.

– Видишь, Эстель? – окликнул девочку мальтийский рыцарь. – Гриманд тебя не обманывал.

Ля Росса вытерла лицо рукавом и повернулась к нему:

– Драконы похожи на ангелов. Они могут летать под водой так же легко, как в небе.

Глава 44

Безымянные переулки

Гуго ждал в переулке возле конюшни, пока не услышал крики. Минут через пять всё стихло, и он стал пробираться к мосту Нотр-Дам по самым густым теням, какие только мог найти.

Рядом с ним трусила лысая собака.

– Прошлой ночью я говорил тебе не ходить с ними, а ты не послушался, да? Не мог оторваться от стаи. Видишь, к чему это привело? – ворчал на дворняжку мальчик.

Но пес, казалось, был доволен результатом своих приключений.

Нужно будет придумать ему кличку, когда появится время, решил Гуго. Мальчишки Тангейзера назвали его Люцифером. А как еще назвать лысого пса?

На мосту никого не было, кроме какой-то маленькой девочки.

Девочка его не интересовала, и Гуго даже не знал ее имени. Она выглядела потерянной – не потому, что не знала, где находится, а потому, что была совершенно одна.

Сострадание до добра не доводит. Гуго всегда это знал, а сегодняшний день стал еще одним тому подтверждением. И завтрашний станет. Странно… А вот Карла никогда этого не узнает. Наверное, она считает его законченным негодяем, укравшим ее виолу, но Гуго почему-то чувствовал себя в долгу перед ней.

Он подошел к девочке. Та повернулась, и выяснилось, что она ему знакома.

– Как тебя зовут? – спросил мальчик. – Я Гуго.

– Антуанетта, – ответила малышка. – А где Карла?

– Уплыла по реке. Туда, куда собиралась.

– Почему она оставила меня в соборе?

«Может, ты им не нужна», – хотел сказать Гуго, и это, скорее всего, было правдой.

– Не знаю. Наверное, просто забыла, – ответил он вслух.

– Ты видел меня в соборе.

– Да, но я тут ни при чем, правда?

Девочка признала справедливость его слов. Но она все еще была растеряна и, возможно, обижена.

– Танзер сказал, что это самое безопасное место в городе. Что тебе лучше в соборе, чем с ними, и если бы ты видела их, то не стала бы спорить, – добавил мальчик.

Такое объяснение, похоже, несколько утешило Антуанетту.

– Кто такой Танзер? – заинтересовалась она.

Гуго растерялся – он не знал, с чего начать рассказ об этом страшном рыцаре. Возможно, Матиаса следовало приковать к тележке с дерьмом и дать в руки лопату, потому что он сумасшедший, но мальчик не стал этого говорить.

– Он просто человек, – ответил он наконец.