Конан Бессмертный - Лин Картер

— Так что вам здесь надо? — все так же холодно спросил Валенсо. Он не одобрял вооруженных переворотов. — Вы пришли с моря?

— Нет, я шел через все Пустоши. Так получилось, что я вдруг перестал быть нужен королю Нумедидесу, и мне пришлось бежать из Аквилонии. И всю весну и начало лета я провел в вересковых пустошах.

— Среди пиктов? — ужаснулся Зароно. Как все зингарцы, он не понимал и боялся этого низкорослого народа, умеющего слышать, как растет трава и шевелится ветер в своей берлоге.

— Это не так трудно, как кажется, хотя мне, киммерийцу, приходилось порой несладко. Но если ты их не трогаешь и соблюдаешь простейшие правила чужака, они обычно не трогают тебя.

— Это правда, — заметил Валенсо тоном ниже. — И все же, зачем вы здесь?

Киммериец пожал плечами:

— Прах и пепел! Да просто у меня, кажется, та самая карта, о которой вы все это время спорили.

Он запустил руку в карман и извлек обрывок пергамента, испещренный непонятными линиями и крестиками.

— Моя карта! — взревел Стром. — Откуда она у тебя?!

— Случайно. Я убил твоего рулевого, у меня с ним старые счеты, — широко ухмыльнулся Конан.

— Ах ты, зингарский петух! — накинулся Стром на Зароно. — Так ты мне лгал, у тебя ее никогда и не было!

Зароно Альварес дель Торрес высокомерно вскинул брови.

— Кажется, вы обвиняете меня во лжи? Потрудитесь припомнить, мой капитан, что идея, будто бы у нас есть карта, принадлежит полностью вам.

— Ну, чтобы пресечь все ваши споры… — Быстрым движением Конан скомкал пергамент и кинул его в горящий камин. Все повскакали с мест, невозмутим остался один Зароно. Он хорошо знал своего приятеля и только улыбался в усы. Отшвырнув навалившегося на него Строма, киммериец с грохотом выложил на стол ножны с мечом.

— А ну сидеть! — рявкнул он. — Я еще не договорил. И ты сиди на месте, помесь паука и ехидны! Думаешь, я не узнал тебя? Ты — Гальборо, приятель Зингелито. Это ведь вы вдвоем три года назад послали королю Боссона сердца пяти его дочерей, когда он сказал, что не в силах заплатить тот выкуп, который вы требуете.

Валенсо в изумлении переводил взгляд с Конана на своего домоправителя.

— По какому праву… — начал было он, но осекся. Побледневшее, испуганное лицо Гальборо без слов свидетельствовало, что сказанное пришельцем — правда.

— У тебя ведь есть какой-то план, верно? — весело поинтересовался Зароно, наблюдая за всем этим с явным удовольствием.

— Нет, никакого плана у меня нет, у меня есть только вот это! — так же весело ответил Конан и продемонстрировал собравшимся свой пергамент, извлеченный им из последнего сундука. — Кром свидетель, это был конец нелегкого пути! — И, пока собравшиеся жадно изучали собственноручную запись Траникоса, он вкратце рассказал, в основном обращаясь к Зароно, о том, как его пленили пикты, как он бежал и как его гнали трое суток, пока не загнали на скалу. Умолчал он только о демоне, стерегущем камень.

— Это самый красивый алмаз, какой я когда-либо видел, — сказал он под конец. — Наверное, поэтому старый Траникос до сих пор не в силах уйти оттуда. Да, да, клянусь молниями Митры, так они и сидят там за круглым столом, словно вчера умерли. Они даже не допили бутылку, ее прикончил я. Порывшись в сундуках, я нашел, как видите, кой-какую одежонку и дня три после этой скачки только ел и спал, больше не делал ничего. Потом стал понемногу выбираться к морю, а после вчерашней бури увидел в своей бухте караку Строма. Я решил подобраться поближе к лагерю — и столкнулся нос к носу с Гоэрцием. Он явно не ждал меня увидеть, сперва даже принял за призрака. Ну, там у родничка мы и решили, кому из нас быть призраком.

— Что вы не поделили? — мрачно поинтересовался Стром.

— Одну девушку, — коротко ответил варвар и жутковато улыбнулся. — Карту я, наверное, и не заметил бы, если бы он не попытался ее съесть перед смертью. Трудновато было опознать на ней мое убежище, но я рассудил, что это и должна быть карта сокровищницы Траникоса, вряд ли их тут две. Я подобрался к лагерю и был очень обрадован тем, что где-то поблизости находится Зароно. А потом я услышал Строма, обещавшего вырезать Зароно глаза за то, что он убил его кормчего и завладел картой. И я понял, что здесь будет полезно мое присутствие. Так что, похоже, добычу придется все-таки делить на четыре части, — весело заключил он.

— Я отказываюсь от своей доли в пользу Зароно, — вставил граф. — Мне золото уже не понадобится.

— Думаю, будет справедливо заметить, что мы его еще не нашли и не перенесли в форт, — сказал Зароно. — Делить, в сущности, еще нечего. Мы доставим сокровища в форт и тогда посмотрим, кому сколько причитается. Вы согласны со мной, граф?

— Наиболее разумное предложение из всех, — кивнул Валенсо.

— А ты, Стром?

— Согласен. Поскольку вы занимаете форт, мы разобьем лагерь на берегу. Я могу хоть сейчас взять дюжину человек и отправиться за золотом.

Зароно бросил быстрый взгляд на киммерийца. Губы Конана улыбались, но в синих глазах притаилось напряженное внимание. «Он рассказал не все», — подумал зингарец и заявил как мог небрежно:

— Не думаю, что вот так сразу следует идти туда большим отрядом. Сначала надо осмотреть скалу, определить, как оттуда все вынуть… Амра сказал, что щель при входе очень узка — быть может, в нее не пройдет ни один сундук.

— Кром! — воскликнул Конан. — А ведь верно, приятель! Об этом я не подумал.

— Ну, вы можете идти вдвоем, а я шагу не сделаю без своих людей, — заявил капитан Стром.

Скосив глаза, Зароно увидел едва заметный кивок Конана и пожал плечами:

— Пожалуйста, бери хоть две дюжины.

— На том и договоримся.

— А есть ли в этом доме еще вино? Клянусь Митрой, я пил одну воду, пока скитался в лесах.

Валенсо распорядился принести еще вина и поднялся.

— Что ж, пожелаю вам удачи. У меня много дел в форте, поэтому с вами я не пойду. Но с удовольствием посмотрю на золотые безделушки и Око Змея — когда вы их принесете. — Отдав общий поклон, он вышел.

— Так тот сверкающий камень зовется Око Змея? — негромко спросил Конан у Зароно.

— Да, и, говорят, обладает большой магической силой.

— Подавись им Нергал. Самое по нему имечко.

Допив вино, мужчины ушли. Белеза встала, чтобы тоже идти, — и вдруг заметила, как Гальборо юркнул обратно в зал, плотно прикрыв за собою дубовую дверь. Воровски оглядевшись, он бросился к камину и принялся шарить в золе. Найдя брошенный Конаном кусок пергамента, теперь съежившийся и обугленный, он аккуратно разгладил его, внимательно изучил, а затем, растерев хрупкий лист меж пальцев, выскользнул из зала. Никто, кроме Белезы и Тины, его не видел.