Держись от меня подальше - Рида Сукре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судьба театра была неоднозначной, и в какое-то время он был преобразован в кинотеатр, но вновь восстановил статус концертного зала, и именно там каждый май проводили ежегодное джазовое шоу «Великая ночь в Гарлеме».
Это была слепая догадка, но я схватилась за неё, как утопающий за соломинку.
— Твоё выражение лица либо сигнализирует о том, что ты поняла, где он может быть, либо о том, что ты осознала всю нелогичность ваших отношений, — оценил Фео, и услышав мою догадку, утвердительно кивнул, словно давая своё согласие.
Я не стала ни долго думать, ни менять одежду, и поспешила ловить такси. В это ранее время ещё не было пробок: ньюйоркцы любят работать, но спать любят ещё больше.
Местонахождение театра было мне прекрасно знакомо, моя музыкальная школа находилась в районе, граничащим с Гарлемом, где иногда я прохаживалась после занятий, и оттуда было рукой подать до него.
Какой раз уже порадовавшись в душе, что мы не живём в молодом в плане возраста проживающего населения, но при этом одном из старейших районов Трайбека, который находился в центре острова. Я слышала, там есть даже детский сад для собак. Здесь жили знаменитые миллениалы, к которым причислял себя Фил, но позволить себе жить в роскошном кондоминиуме мы не могли. А жить не в пентхаусе мой друг считал ниже своего достоинства.
Но добираться до школы оттуда было не очень удобно, слишком далеко он был расположен. И как подруге звезды, пользоваться метро мне не позволялось, по утрам меня часто подвозил водитель Фео, а вечером я возвращалась на самом популярном транспорте города — такси.
А из Верхнего Ист-Сайда — благодать, я даже не успела придумать, что скажу ему, когда найду, а меня уже высаживали напротив «Аполло-холл».
Многие иностранцы и по сей день полагали, что этот район не самый лучший выбор для прогулок, но это раньше он считался одним из самых преступных, после реконструкции здесь всё изменилось и настала эпоха, когда Нью-Йорк называли одним из самых безопасных городов США.
Гарлем разительно отличался от Среднего Манхэттена. Здесь вместо небоскрёбов стояли в основном невысокие дома, и архитектурный стиль преобладал европейский: соблюдая английские и голландские традиции. И он не был сильно загружен транспортом, что меня, любителя пеших прогулок, радовало.
Жёлтая мигающая в тёмное время суток красными буквами вывеска выглядела обычно, если не знать истории. И можно было спокойно пройти мимо. Артёма я не видела, крутясь вокруг своей оси как юла.
Мелькнула мысль, что он внутри, но в это раннее время театр был закрыт. Снег повалил крупными хлопьями. Хотя февраль и считался здесь холодным сезоном, снега никто не ждал. Он ложился на плечи и волосы, укутывая белым пуховым одеялом. Накинувшая на выходе тёплое пальто, я совсем не чувствовала холода, и заставила себя остановиться, осознавшая бесполезность попыток найти Тёму в мегаполисе, потерянную как иголка в стоге сена, в глазах стали накапливаться слёзы.
Как же это обидно. Нечестно. И… заслуженно.
Люди обходили меня стороной, застывшую живой скульптурой человеческой тупости, ругающую себя и Артёма за твердолобость. Выходить из тяжёлых отношений в конце прошлого лета было непросто. Я чувствовала себя опустошённой Дементорами. Покалеченной, будто на меня приземлился космический корабль. Я была зла на саму себя и на него. Все вокруг говорили, что дальше будет лучше. Естественно, я этого не чувствовала и понимала, что спасёт меня только реинкарнация. До этого не дошло, меня вернул к жизни личный экзорцист Фил.
Но в начале года я наступила на те же грабли. И вот снова стою у разбитого корыта по собственной вине. И было неважно, кто виноват. Важно, что мы оба бежим друг от друга. Я чувствовала себя такой бессильной.
Неожиданно на мои глаза легли тёплые ладони, а затылок прижался к груди.
— Долго ждала? — спросил мне на ухо самый родной голос на свете.
— Очень, — ответила я чувственно, уставшая притворяться и жить чужой жизнью.
Когда, если не сейчас? Секунду назад я хоронила отношения, но рано.
Я развернулась прямиком в его широкие объятья, и смотрела снизу-вверх, боясь моргнуть, смахнув это видение.
— Давай я тебя согрею, — он накрыл своими ладонями мои уши. — Это мои наушники. Они стоят миллион.
— У меня нет таких денег, — лишь слабо улыбнулась я, не отказываясь от драгоценных теплушек. И взамен подарила ему такие же из своих рук.
— Darling I still love you…[15] — пропел он.
Снег всё падал и падал, а мы стояли, не в силах оторвать взгляда друг от друга, не в силах разорвать объятий. В его глазах разлилось согретое моим солнцем море, счастливые пингвины плавали по поверхности, наслаждаясь и резвясь как дети. Была ли я одним из этих пингвинов, или же впадиной, где море разливалось, но точно знала, что своему морю я больше не позволю замёрзнуть.
Случайные прохожие хлопали Шера по плечу и поздравляли нас с Днём Всех Влюблённых, американцы всегда вели себя просто, как два цента.
— Лена, мне не важно, от кого у тебя ребёнок, если ты меня любишь, — кажется, он получил моё сообщение, и следом ввёл меня ещё больше в ступор: — то я буду ему отцом.
— Ты сумасшедший, — мои руки сползли ему на шею, похолодевшие пальцы замерли, а глаза часто моргали, и садящиеся на реснички снежинки разлетались, продолжая своё кружение.
— Я тебя люблю, — сказал он проникновенно и взял мои руки в свои, грея, прижал их к груди. — Я должен был сказать это первым. И давно. Прости меня, я такой тормоз.
— Это были слухи. Про меня и Фила, про ребёнка, — сказала я считая, что он должен знать, а недоразумению следовало быть развеянным.
— Правда? — он подарил мне улыбку, снова сгребая в медвежьих объятиях, и я объяснила ему как родились идиотские слухи. — Боже, я реально дурак.
— А я не умнее.
На это он сказал, что я очень умная и красивая, и самая лучшая, и рассказал, что кое-что для меня подготовил, чтобы заслужить моё прощение.
Божечки, я сделала всё неправильно, нарушила каждое слово из предсказания леди Га: я обманула его, говоря что мы не пара и окуная в своё безразличие, я предала его, выбрав музыку, я изменила, увязавшись за Филом. И Тёма простил мне каждую ошибку. Он доказал даже больше, чем я заслуживала.
Взяв за руку, Тёма повёл меня в театр, о котором я так много от него слышала. Изнутри он был в бордовых тонах, и в