Прошедшие войны - Канта Ибрагимов

— Камера устраивает, а тюрьма нет, — резко ответил Цанка. После этого встречи со следователями стали редкими, а потом неделю и вовсе его не трогали. Спустя месяц после ареста Ильин подал ему руку.

— Товарищ Арачаев, извините нас, оказывается убийца не Вы.

— А кто?

— Вообще-то это секрет, но Вам скажу как невинно пострадавшему… Сын Магомедалиева.

— Как? — удивился Цанка.

— А вот так… — Ильин закурил, протянул пачку Арачаеву.

— Я на первом допросе, по Вашей реакции на фотографию, понял, что не Вы убийца, и стал искать… Было ясно, что убийца ближний… После двух встрясок этот ублюдок сам во всем признался… Вы знаете, Арачаев, от общения с ним руки воняют! Честное слово! — и Ильин захохотал. — Знаете, какая-то мерзость.

— А за что он их? — спросил Цанка.

— Говорит, что отомстил отцу за мать и сестру, — Ильин затянулся папиросой. — Утверждает, что Ахмед Якубович сам убил жену и сестру, и потом поджег их… Теперь ничего не проверишь… А я думаю, что Мадлена работала на два фронта, и это ревность и плюс старые обиды… К тому же и мамочка сыграла, по-моему, провокационную роль… Ключ убийце и время встречи — дала она. Это практически доказано… Теперь у меня вопрос к Вам. Вы давно знаете семью Магомедалиевых. Почему Ахмед Якубович убил жену и дочь?

— Не знаю. Но думаю, просто из алчности, не хотел делиться богатствами с родными.

— Да-а, — горько усмехнулся Ильин, — я просматривал его досье — страшная был свинья и по-свински умер.

Они еще минут десять поговорили, и прокурор еще раз извинился и освободил Арачаева. Однако Цанка не уходил, мялся, наконец выдавил из себя:

— Скажите, пожалуйста, а кинжал могу я получить как-нибудь?

Ильин задумался, опустил голову, сунул руки в карманы. — Это в принципе невозможно, но я постараюсь, в знак извинения за мою ошибку.

— Еще один вопрос, — не уходил Цанка. — А меня могли посадить?

— И раньше ведь сажали, — усмехнулся Ильин.

— Так что ничего не изменилось?

— И никогда не изменится — СССР был, есть и будет… Вы много задаете вопросов, гражданин Арачаев, — загадочно улыбнулся прокурор.

— Тридцать лет назад все понял — просто ожидал перемен, — сделал почтительный наклон Цанка. — Извините, гражданин начальник… Прощайте.

— До свидания.

— Нет, уж не надо… На мой век достаточно.

Вечером он был дома, со слезами на глазах обнимал детей, целовал их. На следующий день поехал обратно в город, забрал у Миланы пятилетнего сына Руслана и впервые привез его в свой дом, в Дуц-Хоте.

В 1962 году у Цанка и Густан родилась еще одна дочь — Байхат. В тот же год умер от сердечного приступа Басов Альфред Михайлович. Арачаев ездил на похороны. Через год после этого он помог переехать Алле Николаевне Басовой в подмосковный городок Фрязино, где проживали ее двоюродная сестра и племянники. Больше Цанка Басову не видел, она скончалась в 1967 году.

А в 1964 году Арачаев неожиданно получил письмо от своего бывшего командира Саверского. Дважды Цанка ездил к командиру в гости, на Вологодчину, один раз Иосиф Митрофанович приезжал на Кавказ.

В 1966 году Арачаева освободили от работы в лесхозе, после этого он еще три года был председателем сельсовета Дуц-Хоте, а потом и это дело бросил и стал простым пенсионером. Однако сложа руки не сидел и дня. У него было пять-шесть буйволов, столько же коров, штук сорок баранов, одна лошадь и большая пасека. К тому же их огромный двор всегда кишел курами, индейками и гусями. Круглый год Цанка и Густан кропотливо занимались хозяйством, с надеждой и любовью растили детей.

На старости лет время полетело быстро, незаметно. Особых событий в жизни Арачаева не было. С первого дня возвращения из Казахстана он стал главным смотрителем кладбища-газавата. Дополнительно к этому ни одно общественное мероприятие в округе не проходило без его участия. Цанка пользовался непреклонным авторитетом и уважением. Земляки помнили его заботу и помощь в трудные годы выселения.

— Если бы не Арачаев — тяжело бы нам было в Казахстане. Мало бы кто вернулся из нашего села, — говорили жители Дуц-Хоте.

Каждую осень из местного колхоза и лесхоза во двор Цанка привозили сено, зерно, корма, дрова. Арачаев не любил этих подношений, но отказываться было неудобно.

В то же время власти, как и прежде, не скучали. Каждый год выходили все новые и новые запреты и ограничения. То нельзя было держать на подворье лошадей, то коров и баранов, и так далее. Правда, до кур, ульев и плодовых деревьев дело не доходило. Большевики перебесились и постепенно изжили сами себя. Новые поколения жителей советской страны находили массу лазеек в строгих законах и постепенно приводили в норму общественную жизнь и трудовую деятельность.

Между тем Арачаев пользовался авторитетом не только у местных жителей, но и у властей тоже. Как ветеран войны, он имел массу льгот и привилегий. И при организации любых ограничительных кампаний его двор всегда обходили. Правда, один раз вышел курьезный случай. Для инспекции в Вашандаройскую долину заехала милиция из Грозного. Они остановили в чистом поле телегу Арачаева и на основании последнего Указа Президиума Верховного Совета СССР потребовали сдать государству коня и весь инвентарь. Начался спор. Милиция стала хамить. Пошли обоюдная ругань и угрозы. Кончилось все тем, что Цанка выхватил косу и стал гонять милиционеров по чистому полю. На следующий день к Арачаеву приехали председатель райисполкома и начальник районного отделения милиции с извинениями.

В начале семидесятых годов, а точнее осенью 1973 года, во двор Арачаева пришел молодой человек из соседнего села.

— Добрый вечер, Цанка, — приветствовал он старика. — Я был на шабашке в Свердловской области. Там случайно встретил мужчину, он говорит, что вырос в детдоме, что родом он из Дуц-Хоте и фамилия его Арачаев, правда зовут его Геннадий… Знает несколько слов на чеченском… Правда, вид у него пьяницы… Вот его адрес.

— Гелани… — простонал Цанка, от наплыва чувств у него закружилась голова, и он упал в руки пришельца.

Всю последующую ночь он то молился, то плакал. На рассвете поехал в райцентр, послал по адресу срочную телеграмму, следом написал сумбурное письмо. Через пару дней не выдержал, снова послал телеграмму. И только спустя томительных двадцать дней получил короткий, сухой ответ. Сомнений не было — это был его сын Гелани, пропавший в 1944 году во время выселения в Казахстан.

С трепетом в душе Цанка помчался в Минеральные Воды и оттуда самолетом вылетел в Свердловск, предварительно послав телеграмму сыну о встрече в аэропорту. Никто его не ждал. Тогда Арачаев взял такси и поехал по адресу домой. Жил его сын где-то на краю большого города, в пятиэтажной "хрущевке". С непередаваемым волнением Цанка позвонил в квартиру. Дверь раскрылась, и на пороге показалась низенькая толстая женщина с большими бородавками на лице, в толстых очках.

— А-а-а, это Вы шлете нам беспрерывно телеграммы? — спросила она недовольным голосом. — Проходите, проходите, посмотрите на своего родимого… Вот так он Вас встречает.

Цанка разулся. В маленьком коридоре было тесно, сыро, из ванной шел сифонный (?) запах. Проход в комнаты преграждал проржавевший внизу холодильник. Из-за угла на него глядел большеглазый мальчуган.

— Проходите, проходите, — приглашала его хозяйка. — Посмотрите на это очарование.

Боком Цанка протиснулся между стеной и холодильником, вошел в маленькую комнату с низким потолком. На потрепанном диване пластом лежал длинный, худой мужчина — тяжело храпел. — И вот так каждый день, — развела руками женщина.

Арачаев подошел к голове лежащего, внимательно вгляделся в лицо.

— Гелани, — прошептал он, провел рукой по лысой голове сына и заплакал. — Бедный Гелани, сын мой несчастный! Что с тобой стало?

— Так, ну ладно, — строго сказала хозяйка дома. — Устраивать панихиды здесь не надо. Этот алкаш только утром придет в себя, а детям пора спать… Так что приходите утром, если хотите увидеть его вменяемым.

— Да, да, — встрепенулся Цанка. — А это ваш сын?.. Как зовут?

— Артур.

— Какое имя! — погладил ребенка по голове старик. — Вот тебе гостинцы с Кавказа… Ну, Вы извините меня… Тогда я утром приду… Во сколько можно?

— К восьми… А дальше он снова такой же… Ну, до свидания.

С горькими слезами вышел Цанка из подъезда. На Урале была зима. Шел снег, играла легкая метель. Кругом было темно, пустынно, только в маленьких окнах пятиэтажек тускло горел свет. Долго плутая дворами, он вышел на большую дорогу, за баснословно большие деньги поймал такси и поехал в гостиницу. В огромной гостинице свободных мест не было. Арачаев показал свое удостоверение ветерана войны.

— Ну и что, что Вы ветеран? Мест нет, — не поднимая головы, отвечала администратор гостиницы. — Что я Вас, на головы людей положу? У нас конференция.