Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

После трех часов полета мы начали набирать высоту, чтобы перевалить через Альпы. Построиться в боевой порядок мы должны были над озером Анноне, после чего предстоял последний бросок к Милану, находившемуся в 60 милях южнее. Бомбы планировалось сбрасывать с высоты 3000 футов. Солнце все еще стояло довольно высоко, и мы даже могли видеть собственные тени, бегущие по земле. В Милане царило замешательство. Несколько зениток попытались вести огонь, но делали это как-то беспорядочно. По улицам метались автомобили. Люди бежали в убежища. Кто-то включил прожектор. Но все это было напрасно. Наши парни вели себя, как истинные джентльмены. Они бомбили только военные объекты, которые серьезно пострадали. Зато, насколько я знаю, не пострадал ни один жилой дом.

Потом мы развернулись и полетели домой. Солнце начало закатываться за гряду Альп. Это было восхитительное зрелище, которое, вероятно, я больше не увижу никогда. Неожиданно появился итальянский истребитель, который решил нас атаковать. Это был старый биплан, вооруженный двумя пулеметами. Мы имели 6 пулеметов. Джонни Уикенс, сидевший в хвостовой башне, нетерпеливо бормотал:

«Поближе, ублюдок, ну, поближе. Подойди поближе!»

Однако итальянец не выполнил его просьбу. Вскоре солнце зашло, и весь остальной путь над Францией мы проделали без малейших помех.

Позднее, в ту же ночь, «Галифаксы» снова бомбили Милан, и паника, вызванная вторым налетом, побила все рекорды, даже итальянские.

Этот дневной налет на Милан был просто великолепным. Мы нанесли по духу итальянцев сокрушительный удар, ведь они безоговорочно полагались на германского партнера, который прикрывал Италию с севера. Но потом все неожиданно остановилось. Мы снова переключились на Геную. Зачем? Почему бы не дать Патфайндерам передышку? Зачем освещать практически незащищенную цель? Или почему бы не постараться выбомбить Италию из войны? Поползли слухи, что в Италии начались какие-то беспорядки. Когда король посетил Геную, жители города на коленях умоляли его заключить мир. Почему мы все время бомбим Геную? Почему не Турин? Да, в Генуе находился итальянский флот, но Турин был гораздо более соблазнительной целью. Там гораздо меньше кирпичных домов. Зачем бомбить итальянский флот, который все равно не собирается выходить в море?

Однако 8 ноября мы получили ответ. Наши войска высадились в Северной Африке.

Вот поэтому мы должны были помешать итальянскому флоту предпринять хоть какие-то действия.

С этого дня Италия подвергалась налетам каждый раз, когда это позволяла погода. Остановить операцию могли не только британские туманы, но и густые облака на вершинах Альп, которые не позволяли перелететь через хребты. Нас собирали для инструктажа практически каждую ночь, но каждый раз прибывал метеоролог с неутешительными сведениями. На картах была отмечена высота облачного покрова над целью. Границы обледенения были помечены красным карандашом, а безопасные высоты — синим. Когда он разворачивал карту, у кого-нибудь из летчиков обязательно вырывался нервный смешок. Тогда цель вылета менялась, и мы отправлялись куда-нибудь поближе, например, в Германию. Это означало суматоху — новый инструктаж, скоропалительное совещание командиров, новые полетные карты и новую нервотрепку. Нас инструктировали еще раз… а погода еще раз все отменяла.

Несмотря на то, что лишь «Ланкастеры» нашей группы могли достать до Италии, в ноябре мы потеряли всего 2 самолета, совершив туда 1336 вылетов. Если бы в мирное время кто-нибудь создал авиакомпанию, которая отправляла бы в Италию по 3 рейса в день и за 3 года потеряла бы всего 2 самолета, эту компанию сочли бы образцом надежности.

Более того, по гражданским самолетам зенитки не стреляют, а по нам — обязательно, как бы редко мы их ни встречали. Словом, эта операция показала степень надежности британских самолетов.

К этому времени итальянцы стали очень нервными. Налеты делали свое дело. Мы, как говорится, попали в десятку. Как известно, меткость бомбометания повышается при ослаблении зенитного огня. Хотя итальянцам было передано несколько немецких зенитных батарей, стреляли они скверно. Очень часто мы сбрасывали бомбы с минимальной безопасной высоты, выбирая цели, какие хотели. Представляю, как жутко было видеть огромные «Ланкастеры», с ревом проносящиеся над самой землей и сбрасывающие бомбы одну за другой прямо в цель.

29 ноября мы с моим экипажем сбросили на Италию первую бомбу весом 8000 фунтов. Это удовольствие выпало на долю Турина, и я снял кинокамерой этот взрыв.

После возвращения домой мы с парнями с удовольствием смотрели эту пленку.

После этого вопли итальянского радио начали звучать с новой силой. Они жаловались, что мы ведем себя «нечестно», что при воздушных налетах нельзя использовать подобные вещи. Вероятно, они забыли Абиссинию и отравляющие газы.

«Чертовски приятное зрелище», — сказал Джонни Сирби, мой новый командир звена. Он занял место Дима, который был переведен в какое-то «секретное» место в Лондоне. Джонни был чуть старше среднего возраста и довольно молчалив, иногда слишком, но в остальном оказался прекрасным парнем. Он был женат и имел маленького ребенка. Раньше Джонни служил в Транспортном Командовании, но отчаянно хотел участвовать в боях. Он рвался летать как можно чаще.

«Да, итальяшки получили по самые…» — вмешался адъютант Чарльз Мартин. Ему было 45 лет, и он в прошлую войну был насажден Военной медалью. А во время этой он ухитрился совершить около 20 вылетов в хвостовой башне «Веллингтона». Почему ему за это не всыпали — я не могу понять до сих пор.

Мы сидели в ресторане отеля «Блэк Бой» в Ноттингеме. Еда была хорошей, а вино еще лучше. Теперь мы покуривали сигары, прихлебывая средненький бренди. Такие мероприятия помогали нам отвлечься от тусклой ежедневной рутины аэродромной жизни. Остальные парни — Хоппи, Билл, Брайан Оливер, мой новый стрелок, Грей Хили, Майк Лимни, его радист, американец Дон Кертин — отправились наверх в американский бар. Они шутили и смеялись с двумя барменшами, хлестали ужасное пойло под названием «106-й специальный». Я подозреваю, что для его приготовления в один стакан сливались все существующие спиртные напитки. Мы их прогнали, так как они вели себя слишком шумно. А мы хотели посидеть относительно спокойно.

«Ты знаешь, просто удивительно, насколько изменился ход войны, — сказал Чарльз. — Примерно год назад наши перспективы выглядели очень мрачно. Прошлым летом они казалась еще хуже. А теперь все выглядит не так уж плохо. Во всяком случае, мы уже совершенно не боимся проиграть».

«А я гадаю, когда все это кончится», — сказал я скорее сам себе, чем им.