Собрание сочинений в 9 тт. Том 10 (дополнительный) - Уильям Фолкнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толстый заключенный стоял, быстро и непрестанно подмигивая высокому. — Да, сэр, — сказал он. — Самое страшное — это лишняя десятка. Еще десять лет без женщин, совсем без женщин, а ведь парню надо… — Он непрестанно и быстро подмигивал, наблюдая за высоким. Тот не шелохнулся, он сидел скорчившись между двумя койками, мрачный и чистый, сигара в его чистой, недрожащей руке горела ровно и сильно, дым поднимался вверх, обволакивая угрюмое, лишенное всякого намека на юмор и спокойное лицо. — Еще десять лет…
— Женщины!.. — сказал высокий заключенный.
Перевод Г. Крылов
Послесловие
«Гром и музыка прозы беззвучны»: о романе У. Фолкнера «Дикие пальмы»
Среди обширного наследия Уильяма Фолкнера роман «Дикие пальмы» (1939) примечателен по двум причинам. Во-первых, это один из редких случаев, когда Фолкнер покинул пределы созданного его воображением округа Йокнапатофа. За исключением ранних романов «Солдатская награда» (1926) и «Москиты» (1927), еще только в двух фолкнеровских книгах действие происходит вне Йокнапатофы: в явно неудачном романе о летчиках «Пилон» (1935) и в «Притче» (1954), самом масштабном произведении позднего Фолкнера. И во-вторых, «Дикие пальмы» отличаются, пожалуй, самым оригинальным построением из всех далеко не простых романов Фолкнера.
Чередование двух совершенно самостоятельных историй на первый взгляд кажется ненужным изыском, только затрудняющим процесс чтения. Даже у читателя, знакомого с экспериментами Фолкнера в области романной формы, неизбежно возникает вопрос: зачем автору понадобилось то и дело прерывать повествование о трагической любви рассказом о злоключениях безымянного каторжника?
В общем виде на этот вопрос ответил сам писатель в одном из интервью: «В основе (романа) история Шарлотты Риттенмейер и Гарри Уилбурна, которые пожертвовали всем ради любви, а потом потеряли эту любовь. Пока я не начал писать книгу, я и не представлял себе, что получатся две разные истории. Но когда я дошел до конца нынешней первой части «Диких пальм», я вдруг осознал, что чего-то не хватает, что нужно как-то подчеркнуть ее, заставить звучать по-другому, то есть необходимо что-то вроде музыкального контрапункта».
По словам Фолкнера, составившие роман истории писались именно в той последовательности, в какой они были напечатаны в первом издании романа. Он так и писал эту книгу: «Сначала главу из «Диких пальм», потом — из истории с наводнением, затем снова главу из «Диких пальм» и вновь — прибегая к контрапункту — главу из повести о реке».
Как бы то ни было, очевидно, что при чередовании двух самостоятельных повествований возникает некий новый смысл, который прочитывается только при последовательном сопоставлении обеих историй. Внимательный читатель, несомненно, заметит контрастные параллели, аналогии и переклички между сюжетами и образами чередующихся историй.
Саму идею контрапункта применительно к прозе Фолкнер, по всей вероятности, позаимствовал у английского писателя Олдоса Хаксли, который блестяще использовал и первым сформулировал «теорию» литературного контрапункта в своем романе «Контрапункт» (1928).
По Хаксли, «музыкализация литературы» возможна «в большом масштабе, в структуре». Каким образом писатель может достичь этого в романе? «Резкие переходы, — пишет Хаксли, — не представляют особой трудности. Требуется только достаточное число персонажей и параллельные контрапунктирующие сюжеты. В то время как Джонс убивает жену, Смит катает по парку детскую коляску. Эти темы чередуются. Модуляции и вариации интереснее, но они и труднее. Романист модулирует, отвергая ситуации и характеры. Он показывает нескольких людей — по-разному влюбляющихся, умирающих или молящихся — непохожих людей, решающих одинаковые проблемы. Или, наоборот, похожих людей, стоящих перед непохожими проблемами».
Близость принципов литературного контрапункта, предложенных Олдосом Хаксли, приемам, которые использует Фолкнер в «Диких пальмах», очевидна. Однако американский писатель идет несколько дальше. Во-первых, построив роман только на двух сюжетно-тематических линиях, Фолкнер полностью убрал какую бы то ни было внешнюю связь между ними. И во-вторых, сократив до минимума число основных действующих лиц, Фолкнер «модулирует» основные аспекты темы, изображая героев и ситуации, которые в чем-то сходны, а в чем-то прямо противоположны.
Каковы же основные темы романа, как они решаются Фолкнером в процессе сопоставления и противопоставления двух сюжетов и на чем, собственно, основывается художественное единство этого произведения? Отвечая на эти вопросы, уместно привести один интересный факт из предыстории «Диких пальм», который, на наш взгляд, помогает лучше понять намерения автора. Дело в том, что первоначально Фолкнер хотел использовать для названия романа начало пятого стиха 137-го псалма: «Если я забуду тебя, Иерусалим». Однако по настоянию своего издателя Роберта Хааса Фолкнер изменил это название, хотя и полагал, что оно более точно соответствует содержанию книги. Оно «возникло само по себе, — писал Фолкнер Р. Хаасу, — как название для главы, в которой Шарлотта умирает и где Уилбурн говорит: «Между страданием и ничем я выбираю страдание», что является темой всей книги; при этом история каторжника только контрапунктно заостряет эту тему…» Фолкнер и раньше неоднократно использовал цитаты для названий своих романов (например, «Шум и ярость», «Когда настал мой смертный час», «Авессалом, Авессалом!»), ассоциативно связывая темы и образы романа с контекстом, откуда была взята цитата. Подобным образом содержанием 137-го псалма, в котором говорится о вавилонском плене евреев, задаются основные темы и мотивы романа «Дикие пальмы». Прежде всего это тема свободы и связанная с ней проблема выбора. Эта тема в своих противоположных аспектах раскрывается в двух повествованиях — как бегство в поисках свободы и как бегство от свободы. Гарри и Шарлотта, полагая, что могут обрести свободу только в любви, бегут от респектабельного общества, пленниками которого себя считают. И напротив, очутившись во время наводнения на свободе, каторжник предпочитает вернуться в тюрьму. Но по сути дела, каждый из героев становится пленником бурного потока: для каторжника это реальный поток разлившейся реки, а для Гарри
