Эхо прошлого - Диана Гэблдон

зевнул, сел, потянулся и пригладил пальцами влажные кудри. — Ты ужинала?

— Да, поела с женщинами. А ты?

Обычно Джейми в конце дня ел вместе с рабочими, но иногда его приглашал на ужин генерал Сент-Клер или кто-нибудь из капитанов ополчения.

— Хм-м… — Он лег на тюфяк и принялся наблюдать, как я наливаю воду в жестяной таз и беру щелочной обмылок.

Я разделась до нижней рубашки и принялась тщательно мыться, хотя от едкого мыла чесалась даже моя огрубевшая кожа, а его запах вышибал слезу. Я ополоснула руки и выплеснула воду из окошка, предварительно крикнув «Поберегись!», и снова налила в таз чистой воды.

— Зачем ты это делаешь? — удивился Джейми.

— У малыша миссис Уэллман, похоже, свинка. Не хотелось бы никого заразить.

— Я думал, ею болеют только маленькие дети.

— Как правило, — подтвердила я, морщась от щиплющего кожу мыла. — Но если ею заразится взрослый — особенно мужчина, — то последствия будут гораздо серьезней. Болезнь влияет на тестикулы. Если ты не хочешь, чтобы твои яйца раздулись до размера дыни…

— Тебе точно хватит мыла, саксоночка? Я могу принести еще. — Джейми взял кусок льняной ткани, служивший нам полотенцем. — Вот, a nighean, давай я вытру тебе руки.

— Минуточку. — Я расшнуровала корсет, сняла рубашку, повесила ее на крючок у двери и надела домашнее платье. Затем поплескала оставшейся водой на руки и лицо и села на тюфяк рядом с Джейми, вскрикнув от боли в хрустнувших коленях.

— Боже мой, бедные ручки, — пробормотал Джейми, нежно касаясь их полотенцем. Он промокнул воду с моего лица. — И твой бедный носик тоже обгорел на солнце.

— Лучше покажи мне свои руки.

Кожа на них огрубела, они были сплошь покрыты порезами, мозолями и волдырями, однако Джейми небрежно отмахнулся от моей заботы и с протяжным стоном лег на тюфяк.

— До сих пор болят, саксоночка? — спросил он, заметив, как я потираю колени. Они так до конца и не восстановились после наших приключений на «Питте», а постоянные подъемы и спуски по лестнице лишь усугубляли болезнь.

— Старость — не радость, — я попробовала свести все к шутке. Я осторожно согнула правую руку, и локоть отозвался болью. — Что-то сгибается уже не так хорошо, а что-то болит. Иногда мне кажется, что я вот-вот развалюсь на части.

Закрыв один глаз, Джейми посмотрел на меня.

— Я чувствую себя так с тех пор, как мне исполнилось двадцать. Ничего, со временем привыкаешь. — Он потянулся — в спине что-то приглушенно хрустнуло — и подал мне руку. — Иди ко мне, a nighean. Когда ты меня любишь, ничего не болит.

Он оказался прав.

* * *

Проснулась я спустя два часа, чтобы проверить кое-кого из пациентов, нуждавшихся в присмотре. Среди них был и капитан Стеббингс, который, к моему удивлению, упорно отказывался как умирать, так и лечиться у кого-либо, кроме меня. Лейтенанту Стэктоу и другим докторам это не нравилось, но, поскольку требование капитана Стеббингса подкреплялось пугающим присутствием Гвинейского Дика с заостренными зубами, татуировками и всем прочим, я по-прежнему оставалась его личным доктором.

У капитана поднялась температура, дышал он с присвистом, но все же спал. При звуке моих шагов Гвинейский Дик поднялся с тюфяка, словно ожившее воплощение ночного кошмара.

— Он ел что-нибудь? — тихо спросила я, осторожно трогая запястье Стеббингса. Некогда полный, капитан сильно исхудал.

— Съел чуть суп, мэм, — прошептал африканец и указал рукой на стоявшую на полу чашку, прикрытую от тараканов платком. — Как вы сказали. Я дать еще, когда он проснется пописать.

— Хорошо. — Пульс у Стеббингса был лишь слегка чаще нормального; я наклонилась к мужчине и принюхалась — гангреной не пахло. Я извлекла пулю из его груди еще два дня назад, из раны слабо сочился гной, но я полагала, что она очистится сама, без моего вмешательства. Должна очиститься, я все равно ничего не могу сделать.

В казарменном лазарете было практически темно, слабый свет исходил лишь от светильника у входа и от костров во дворе. Цвет кожи Стеббингса я не видела, однако проблеск белого, когда он приподнял веки, заметила. Увидев меня, он что-то буркнул и закрыл глаза.

— Хорошо, — повторила я и оставила его на попечение Дика.

Гвинейскому Дику предлагали вступить в Континентальную армию, но он отказался, предпочтя остаться военнопленным наряду с капитаном Стеббингсом, раненым Ормистоном и некоторыми другими моряками с «Питта».

— Я англичанин, свободный человек, — просто сказал он. — Может, немного пленник, но свободный. Моряк, но свободный человек. Американец может быть не свободным.

Может.

После лазарета я зашла к Уэллманам, проверила больного свинкой ребенка. Хотя малыш чувствовал себя не очень хорошо, его жизни ничто не угрожало. Потом я медленно пошла по освещенному луной двору, наслаждаясь ночной прохладой. Повинуясь внезапному побуждению, я влезла на люнет[79], который смотрел на узкий конец озера Шамплейн и холм Неприступный.

Оба стражника, охранявшие люнет, спали; от них разило выпивкой. Обычное дело — боевой дух в форте невысок, а спиртное доступно.

Я стояла у стены, положив руку на одну из пушек; ее металл еще хранил накопленное за день тепло. Удастся ли нам убраться отсюда раньше, чем станет слишком жарко от пальбы? Еще тридцать два дня — и ищи ветра в поле. Форт и без угрозы со стороны англичан разлагался и гнил, словно мусор в выгребной яме. Оставалось лишь надеяться, что Джейми, Йен и я выберемся отсюда, не заболев чем-нибудь серьезным и без оскорблений со стороны какого-нибудь пьяного идиота.

Заслышав тихие шаги сзади, я обернулась. За спиной у меня стоял Йен, свет костров озарял его высокую худощавую фигуру.

— Можно поговорить с тобой, тетушка?

— Конечно, — ответила я, удивленная столь официальным обращением.

— Кузина Брианна не удержалась бы и высказала все, что об этом думает, — сказал Йен, кивнув на наполовину построенный мост. — А дядя Джейми уже высказал.

— Я знаю.

Джейми последние две недели пытался убедить нового коменданта форта Артура Сент-Клера, командиров ополчения, инженеров — всех, кто его слушал, и многих, кто не хотел слушать, — в бесполезности моста. Все, кроме командования, понимали, что глупо тратить силы людей и материалы на строительство моста, который с легкостью может уничтожить артиллерия с вершины Неприступного.

Я вздохнула. Не в первый раз я наблюдала недальновидность военных и, боюсь, не в последний.

— А кроме этого о чем еще ты хотел поговорить со мной, Йен?

Он глубоко вздохнул и повернулся лицом к блестящему под луной озеру.

— Помнишь гуронов, которые были в форте недели две назад?

Две недели назад отряд гуронов пришел в форт, и Йен весь вечер провел с ними: курил, слушал рассказы. Некоторые истории были об английском