Стальной век: Социальная история советского общества - Вадим Дамье

Легко заметить, что «военно-коммунистическая» структура управления экономикой была заимствована у модели «военного социализма», сложив­шегося в кайзеровской Германии, с характерными для нее принудительным отраслевым трестированием и жестким государственным руководством. Не случайно «творец» немецкой хозяйственной политики, крупный промыш­ленник В.Ратенау с энтузиазмом приветствовал действия большевиков: «Все­общая экономическая анархия привела к войне. Преодолеть ее последствия и предотвратить развязывание новой можно только, если послевоенная экономика будет строиться на основе всеобщего планирования..., - заявил он в феврале 1919 г. мюнхенскому экономисту Э.Никишу. - Это идея буду­щего, и жаль, что не германский, а русский народ стал ее пионером». В то же время он призывал большевистскую «автократию» еще решительнее огосударствлять общественную жизнь и оформлять ее в виде «органиче­ских структур». В конструктивные способности масс Ратенау, как и боль­шевики, не верил. «Возврата к старому капиталистическому порядку не будет. Социальные отношения будут разрушены, но рабочий класс спосо­бен только к разрушению, созидательная работа - дело ума; только под руководством аристократии духа рабочий класс сможет создать новое об­щество», - говорил он большевику К.Радеку в ноябре 1919 г.[78]

Конечно, большевики, считавшие необходимыми куда более мас­штабные и форсированные усилия по централизации и модернизации эко­номики страны, пошли гораздо дальше, чем проводники политики немец­кого «военного социализма», которые не предполагали полностью огосу­дарствлять собственность. «Войной и разрухой все страны вынуждены идти от монополистического капитализма к государственно-монополисти­ческому капитализму. Таково объективное положение, - писал Ленин в октябре 1917 г. - Но в обстановке революции... государственно-монопо­листический капитализм непосредственно переходит в социализм»[79] (ра­зумеется, государственный социализм). Не случайно, что частным пред­принимателям, готовым сотрудничать с новой системой, в ней отводилось важное место - специалистов, техников и управленцев. Они должны были по-прежнему управлять наемными работниками, но уже... в интересах всего общества. Еще до Октября 1917 г. в статье «Удержат ли большевики государственную власть?» Ленин настаивал: «Недостаточно «убрать вон» капиталистов, надо (убрав вон негодных, безнадежных «сопротивленцев») поставить их на новую государственную службу», «заставить рабо­тать в новых организационно-государственных рамках»[80]. И в условиях «военного коммунизма» это положение нашло широкое применение. Не­малое число предпринимателей было (как, например, отец Троцкого) на­значено директорами национализированных заводов. Русский «профессор, добравшийся осенью 1919 г. из Москвы до занятого колчаковцами Омска, сообщил, что во главе многих центров и главков сидят бывшие предпри­ниматели, ответственные государственные служащие и управляющие де­лами, и неподготовленный посетитель этих центров и главков, лично зна­комый с бывшим коммерческим и промышленным миром, будет удивлен, увидев бывших владельцев крупных кожевенных фабрик, которые сидят в

Главкоже, крупных мануфактурщиков - в центральной текстильной орга­низации и т.п.», - отмечал видный британский историк Э.Карр[81].

Меньшевистский экономист С.Загорский констатировал, что рабочие и профсоюзные представители играют в назначенных сверху фабричных дирекциях и отраслевых управлениях все меньшую роль; преобладают специалисты и техники[82]. «Переход всех частных предприятий в руки го­сударства привел... к тому, что на службу советскому государству были привлечены прежние руководители этих предприятий, во многих случаях и прежние собственники. Вся административная сторона деятельности этих предприятий находится в руках многих из прежних предпринимате­лей или, во всяком случае, прежних представителей буржуазных классов. Объединение предприятий в форме принудительного государственного трестирования и синдицирования не устраняет прежних навыков, методов деятельности, психологии старых руководителей этих предприятий. Прин­ципы частного хозяйства продолжают господствовать в области промыш­ленности»[83]. Фабзавкомы были лишены каких-либо административных полномочий.

Социал-демократические оппоненты большевиков обоснованно от­вергли притязания режима «военного коммунизма» на какой бы то ни было социалистический характер. Современный государственный капи­тализм, подчеркивал, например, А.А.Богданов, - это возникшая под воз­действием милитаризма и заимствующая армейские распределительные методы «организация общества и по происхождению, и по объективному смыслу вполне подобная организации, возникающей в осажденных горо­дах. Ее исходный пункт и основа развиваемых им форм - военный потре­бительский коммунизм; ее движущая сила - прогрессивное разрушение общественного хозяйства; ее организационный метод - нормировка, огра­ничение, осуществляемое авторитарно-принудительным путем». Такая политика не имеет с социализмом ничего общего: «Социализм есть преж­де всего новый тип сотрудничества - товарищеская организация произ­водства; военный коммунизм есть прежде всего особая форма общест­венного потребления - авторитарно-регулируемая организация массового паразитизма и потребления. Смешивать не следует»[84].

С.Загорский констатировал, что «все коммунистические реформы имеют исключительно бумажное существование. Отмена частной недвижи­мой и отчасти движимой собственности не препятствует тому, что не только предметы домашнего употребления, но и городские дома служат объектом частной торговли. Несмотря на муниципализацию городской недвижимо­сти, дома и городские участки продаются и покупаются в советской рес­публике так же, как и при прежнем частно-капиталистическом строе... Промышленные и торговые предприятия национализированы советской властью, но акции акционерных компаний служат предметом широкого биржевого оборота»[85].

Подавив последние элементы рабочего самоуправления, большевист­ская власть перешла к наступлению на экономические завоевания наемных работников. 9 июня 1918 г. Совнарком постановил допустимость сверх­урочных работ в металлической промышленности в Москве, затем на многих предприятиях (в железнодорожных мастерских, на военном про­изводстве и др.) был фактически отменен 8-часовой рабочий день и введен 10-12-часовой. В 1919 г. почти повсеместно завершился переход от поча­совой оплаты труда к сдельной. Чтобы принудить «несознательных» рабо­чих трудиться более интенсивно, широко применялась система штрафов и премий. Администрацию особенно возмущало то, что работники нередко уносили с предприятий домой полуфабрикаты и изделия, чтобы хоть как-то сводить концы с концами в те голодные годы. «Диктатура пролетариата» перешла к открытым репрессиям против пролетариата. «Для предотвра­щения расхищения фабрикатов и задержания лиц, похитивших их, рабо­чие подвергаются обыску специально поставленными на то лицами, - ука­зывалось, к примеру, в «Правилах внутреннего распорядка для рабочих и служащих при Ярославской прядильно-ткацкой фабрике». - При обыске рабочие должны соблюдать порядок и не производить шума. Виновные подвергаются взысканию по табели, как нарушившие внутренний распо­рядок фабрики». На той же фабрике в 1920 г. применялись следующие меры наказаний: за 1 день прогула - строгий выговор, а при повторении - лишение продовольствия на срок до 1 недели и больше; за прогул от 2 до 4 дней - сверхурочная (иногда бесплатная) работа по 2 часа в течение не­скольких дней; посылка на принудительные работы; увольнение; «заклю­чение в концлагерь». Эту ситуацию можно считать типичной. В мае 1920 г. правительство приняло декрет, официально вводивший наказания в виде лишения зарплаты и части заработанных премий и принудительных отработок. Рабочие, отсутствовавшие свыше 3 дней в месяц, осуждались судом за «саботаж»[86]. Более серьезные и коллективные акты протеста, к примеру, забастовки, подавлялись с помощью локаута.

Режим приступил к принудительному закреплению многих рабочих и служащих на предприятиях и учреждениях. В ноябре 1918 г. милитариза­ция труда была введена на железнодорожном транспорте, затем распро­странилась и на другие отрасли хозяйства. В марте 1919 г. Совет обороны объявил о мобилизации работников морского и речного флота, занятых на ремонте судов и доставке топлива, а также всех рабочих Подмосковного угольного бассейна. В мае того же года были мобилизованы все почтово­телеграфные работники, в июне - прикреплены к своим предприятиям заготовители топлива. В 1920 г. на военное положение были переведены работники лесной, угольной, торфяной, нефтяной промышленности, ряда бумажных и картонных фабрик, целлюлозных и древомассных заводов, водного транспорта. В начале 1920 г. были образованы специальные «Тру­довые армии». Самовольное оставление работы мобилизованными прирав­нивалось к дезертирству и каралось по законам военного времени (вплоть до расстрела).