Рассказы на ладони - Ясунари Кавабата

было видно ни одного огонька. Оглядывая горы, гость произнёс: «Мы перестали понимать радость, которую приносит лунная ночь. Только когда никаких фонарей не было, люди по-настоящему умели радоваться луне».

Монах тоже посмотрел на горы. «Да, это так».

— Сейчас в горах часто слышен призывный рёв оленей. Брачный сезон настал.

«А как там моя самка?» — спросил он себя, спускаясь по каменным ступенькам лестницы, ведшей к храму. «Наверное, как всегда лежит на матрасе, подложив руку под голову».

В последние дни горничная стелила рано. Но он не ложился спать. Ему не хотелось завёртываться в одеяло, он растягивался прямо на матрасе, прятал ноги в длинных полах своего кимоно, лежал на локте. Эта привычка передалась и его спутнице. И вот теперь каждый вечер они растягивались — каждый на своём матрасе — в одинаковых позах и старались не смотреть друг на друга.

Выйдя из ворот храма, он подумал, что вот эта её поза и есть его судьба. Он решил, что бороться с судьбой бесполезно.

«Поднимайся-ка! Сядь прямо! Что сказал?» — закричал он ей. Потом увидел, как пляшет фонарь в его дрожащих руках. На веках был ночной холод приближающейся зимы.

[1926]

Счастливо!

Старшей сестре было двадцать лет, младшей — семнадцать. Обе работали горничными на одном и том же горном курорте, но в разных гостиницах. Обе они были очень красивы и слабы характером. Обе они редко покидали свои гостиницы и потому встречались тоже редко. Разве только на киносеансах в местном клубе.

Кино показывали приблизительно раз в два месяца. Во время буддийского праздника поминовения усопших, на Новый год, когда прекращались работы в поле, по другим большим праздникам или же во время чествования местного божества в деревню дня на три наезжали отдыхающие, и тогда кино крутили по паре дней кряду. Горничные всегда ходили смотреть кино на второй день. Поэтому-то сёстры иногда и встречались в клубе, даже если они не уславливались об этом. Однако и в клубе, быстренько перебросившись парой слов на ходу, они тут же расходились в разные стороны. Уж слишком они были похожи, уж слишком они были красивы… Зрители начинали пялиться на них, и это было неприятно. Но даже поодиночке сёстры вызывали повышенный интерес. «Лезь-ка на сцену. Пойди глазами похлопай. Эти артисты тебе в подмётки не годятся».

Ну и так далее.

Однако с началом фильма сёстры чинно усаживались рядом. Когда кино кончалось, и зажигался свет, можно было увидеть их пунцовые лица и опущенные глаза.

Клиент из гостиницы старшей сестры свёл знакомство с постоялицей из гостиницы младшей сестры. Клиент спросил: «Ты откуда родом?»

— Ниоткуда.

— Давно здесь?

— Уже месяц.

— И долго пробудешь?

— Не знаю. Курорты к западу отсюда я знаю неплохо, но, по правде говоря, в такой дыре очутилась впервые. Только уехать отсюда никак не выходит.

Затем женщина рассказала про пару десятков известных ей курортов и со смехом добавила: «Вообще-то родители у меня — бродячие артисты. Вот почему я и привыкла путешествовать».

Когда они повстречались в пятый или шестой раз, она сказала: «Может, ты свезёшь меня куда-нибудь ещё? Только отвези, мне больше ничего не надо. А наскучу тебе, так и возвращайся себе домой».

Потом женщина поделилась своей мечтой. Её родители скитались по горным курортам юга. Но сама она хотела побывать на всех курортах Японии. Её путешествия были печальны. Каждый раз ей приходилось искать мужчину, который отвёз бы её чуть дальше. Потом ждать следующего. И вот так передвигалась она всё севернее и севернее. И получалось, что каждый новый курорт означал для неё нового мужчину. «Я здесь уже больше месяца. Должно быть, ты мною недоволен. Ведь мне грустно и печально. Но мне совсем не хочется умереть в пути к самому северному курорту Хоккайдо. А ведь до него ещё далеко, А я так хотела бы добраться туда, пока ещё молода!»

Мужчина задорно ответил: «Я устрою тебе это путешествие!»

Автомобиль был подан.

Сёстры вышли провожать мужчину и женщину — там и встретились.

Автомобиль с двумя пассажирами тронулся. Женщина обернулась и замахала букетом. Она радостно закричала: «Счастливо! Счастливо! Счастливо!»

— До свидания!

— До свидания!

Тут одна из сестёр подхватила: «Счастливо!» И тогда все вокруг тоже закричали: «Счастливо! Счастливо! Счастливо!»

Из удалявшегося автомобиля донеслось: «Счастливо! Счастливо! Счастливо!»

Сёстры залились счастливым смехом. Они взялись за руки и обнялись, глаза встретились, зажглись радостью. Подняв над головой соединённые руки, они снова радостно закричали: «Счастливо! Счастливо!»

[1925]

Спасибо!

Хурма в этом году уродилась на славу. Осень в горах была прекрасна.

Портовый город на южной оконечности полуострова. Водитель автобуса — фиолетовый ворот жёлтого кителя — спустился из дешёвого буфета на втором этаже зала ожидания к большому красному автобусу с фиолетовым флажком на радиаторе.

Держа в руках кулёк со сладостями, мать девочки поднялась навстречу водителю. Уставившись в его аккуратно зашнурованные ботинки, она сказала: «Хорошо, что в вашу смену попали. Раз вы её повезёте, значит моей дочке счастье улыбнётся. В общем, что-нибудь хорошее произойдёт».

Водитель молча разглядывал девочку.

«Нельзя без конца откладывать. И зима скоро. Нехорошо в холода отсылать её в такую даль. Всё равно ей уезжать, пусть уж, думаю, едет, пока тепло. И я вместе с ней поеду».

Водитель только кивнул и направился армейским шагом к автобусу. Поправил сиденье. «Садитесь впереди, мамаша. Там не так трясёт. Дорога-то длинная».

Мать отправлялась за шесть десятков километров в городок, где была железнодорожная станция. Она собиралась продать дочь в публичный дом.

Хотя на горной дороге нещадно трясло, девочка не отрываясь смотрела в прямую спину водителя. Его жёлтый китель заменял ей весь мир. Его плечи разрезали горы надвое. Предстояло преодолеть два перевала.

Догнали конный экипаж. Он съехал на обочину.

— Спасибо!

Голос у водителя был чистый и ясный. Он склонил голову в благодарственном поклоне — вылитый дятел.

Догнали телегу с дровами. Она съехала на обочину.

— Спасибо!

Повозка.

— Спасибо!

Коляска рикши.

— Спасибо!

Лошадь.

— Спасибо!

За какие-то десять минут водитель обогнал три десятка экипажей, повозок, телег… И каждый раз он повторял: «Спасибо!» Сколько он ни гнал свой автобус, он не позволил своей спине расслабиться хотя бы на секунду. В его осанке было благородство высоченной ели — простота и природность.

Автобус выехал в начале четвёртого. Сейчас водитель уже включил фары. Встречая лошадь, он тушил их.

— Спасибо!

— Спасибо!

— Спасибо!

На всей этой длинной дороге не было водителя, который бы пользовался среди кучеров и