Долгий путь на Бимини - Карина Шаинян

– Кто – он? – подняла бровь Реме.

Шепотом, дергая лицом и вытягивая губы в трубочку, Ти-Жак прошептал имя.

– Так вот почему ты засуетился… – Реме невольно поежилась, стянула шаль на груди, и карлик вновь расхохотался, брызгая слюной.

– Что, не знала, кому перешла дорогу? Ты станешь такой же, как мы, и он будет смеяться над тобой так же, как посмеялся над нами!

– Когда-то ты сам любил посмеяться, – заметила Реме. Карлик помрачнел.

– Любил, – кивнул он. – А ты всегда была обидчива, Беглая… Беглая! От него не сбежишь, нееет…

Глава 9

Негромко стукнула дверь в аптеку. Клаус бросился вниз, распространяя коньячный запах и теряя на ходу туфли. На последней ступеньке он задержался. С силой провел ладонью по лицу, будто стирая отчаяние и ужас, выпрямился, грозно встопорщил усы и медленно вышел навстречу дочери.

– Где ты была? – прорычал аптекарь.

Элли молча сбросила туфли и, шлепая мокрыми ногами, доковыляла до стоящего под вешалкой стула, на котором никто никогда не сидел. Смахнула с него два зонтика и отцовский берет, присела, подложив под себя ладони. Мокрые волосы липли ко лбу крысиными хвостиками, с них стекали струйки воды, заливали глаза, пробирались по щекам ко рту, и Элли то и дело моргала и машинально проводила языком по губам, избавляясь от капель. Клаус, озадаченный молчанием дочери, протер очки полой халата и снова нацепил их на нос.

– Да ты вся промокла! – воскликнул он, разом растеряв всю суровость. – Немедленно переоденься, а я пока налью тебе бренди.

Он затопал вверх по лестнице, пыхтя и отдуваясь. Помедлив, Элли поднялась и побрела следом.

– Я была у доктора Карререса, – проговорила она, остановившись у раскрытой двери кабинета.

– И не забудь надеть шерстяные носки, – крикнул Клаус через плечо. – Что?! – он резко обернулся, расплескивая коньяк, и уставился на дочь. Элли откашлялась.

– Я была у доктора Карререса, – повторила она.

– Что ты делала у него так поздно? – обалдело спросил Клаус.

– Ну па! – покраснела Элли. Аптекарь внимательно вгляделся в лицо дочери. Блестящие глаза, раскрасневшиеся, горящие щеки, мокрые волосы спутаны; губы припухли, будто искусанные. Потупившись, Клаус принялся перебирать бумаги, лежащие на столе.

– В конце концов, это твое дело, – буркнул он и смущенно прочистил горло. – Надеюсь, он… эээ… не обижал тебя?

– Что ты имеешь в виду? – хихикнула Элли и вдруг всхлипнула. Клаус с ужасом посмотрел на дочь и побагровел.

– Да как он посмел! Этот древний старик…

– Старик? Мне показалось, что он вполне в неплохой форме, – зло рассмеялась Элли, размазывая слезы.

– Элли Бриджит Нуссер! – потрясенно одернул ее Клаус. – В конце концов, ему почти триста лет, если не больше… – пробормотал он. Элли фыркнула.

– Знаю, – и, зажмурившись от собственной наглости, добавила: – Всегда мечтала переспать с кем-нибудь легендарным.

– Прекрати наконец! – Клаус грохнул кулаком по столу. Налитый для Элли стакан с бренди подпрыгнул и накренился, заливая бумаги; аптекарь подхватил его и осушил залпом, не чувствуя вкуса. – Все. Иди к себе и ложись спать. Видеть тебя не могу, ведешь себя как… как… И не смей никуда уходить завтра! Чтоб носу не высовывала!

– Домашний арест? – ехидно спросила Элли.

– Да, домашний арест! – загремел Клаус. – А с этим… чудовищным типом я поговорю.

– Только будь повежливее, а то он раздумает помогать тебе с операцией, – Клаус застыл, потрясенный, И Элли зло рассмеялась: – Что, думал, я не знаю? Ненавижу эту чертову ящерицу!

– Это Карререс тебе сказал?! Да он сумасшедший! Это какой-то антинаучный бред!

– Что – это? – вкрадчиво спросила Элли.

Они замерли, глядя друг на друга с испуганным возмущением. Наконец аптекарь опустил глаза, побарабанил пальцами по столу. Вытащил из ящика бутылку, налил два стакана, протянул один дочери:

– Выпей все-таки, а то простынешь…

Обхватив стакан ладонями, Элли с ногами забилась в кресло и свернулась в клубок. Они пили молча, настороженно поглядывая друг на друга и поспешно отводя глаза, едва их взгляды пересекались. Иногда Элли тихо всхлипывала, и тогда Клаус гримасничал, как от зубной боли. Тишина в кабинете становилась все гуще. Аптекарю начинало казаться, что скоро воздух станет настолько плотным, что раздавит их – или взорвется. Страшно было нарушить хрупкое перемирие неосторожным словом; еще страшнее – погружаться в это вязкое молчание.

Элли судорожно вздохнула, залпом допила бренди и безвольно уронила руки на колени.

– Знаешь, сегодня вечером заходил Гай, просил чего-нибудь тонизирующего, – принужденно заговорил Клаус. – Я дал ему сироп лимонника – как ты думаешь… Элли? – он схватил страшно побледневшую Элли за локоть, но она уже пришла в себя и раздраженно вырвала руку. – Да что с тобой?!

– Когда – вечером? – спросила она.

– Не помню, – отмахнулся Клаус. – Знаешь, он как-то…

– Папа. Постарайся вспомнить. Это очень важно.

– Довольно поздно вечером, – пожал плечами аптекарь. – И вел себя престранно. Совершенно невежливо… – Клаус вдруг всплеснул руками. – Он что, все знает? Он же лучший приятель Герберта…

– К черту твоего Герберта.

– Но, дочь, ты же хотела выйти за него замуж…

– Это ты хотел выдать меня за него.

– Что за чушь, – Клаус подбросил монету, сжал ее в кулаке и вдруг оживился: – Но, значит, тогда я не собирался пересаживать тебя в игуану!

– Да это одно и то же! – взорвалась Элли и выпрыгнула из кресла.

– Немедленно вернись! – заорал Клаус, бросаясь следом.

Споткнувшись, он едва удержался за перила и остановился, хватаясь за сердце. Каблуки Элли дробно простучали по лестнице. Грохнула дверь, жалобно зазвенели потревоженные склянки в аптеке…

Клаус грузно осел на ступеньку и спрятал лицо в ладони.

Глава 10

Город засыпал. В окнах гас свет, фонари горели через один, и ни одна машина не проезжала мимо – не говоря уже о такси. Тишину нарушал лишь монотонный шелест дождя. Герберт, прихрамывая, брел по пустой улице. Растянутая днем лодыжка болела, он промок, промерз и скрипел зубами от раздражения и усталости. Проклятые катакомбы нарушили все планы срочной работы, пришлось допоздна метаться между изуродованным котлованом и никуда теперь не годными чертежами. Теперь Герберт мечтал лишь о том, чтобы выпить чаю и упасть в кровать.

Узкие цементные ступеньки, ведущие к крыльцу, скрывались в тени козырька, и Герберт чуть не споткнулся об скорчившуюся под дверью темную фигурку. Чертыхнувшись, он отступил на тротуар. Человек на крыльце мерно раскачивался; Герберт различил жалобное поскуливание. К досаде на неожиданную помеху примешался смутный, темный страх. Инженер нагнулся и сердито тряхнул сидящего за плечо. Тот всхлипнул в последний раз и затих. Герберт дотянулся до выключателя, и тусклая лампочка залила крыльцо пыльным светом.