Трудно быть немцем. Часть 1 - Елена Гвоздева

«Да, точно, лицо знакомое, вот только откуда …» — память Петра не давала ответ.

Худощавый мужчина стрельнул глазами, и во взгляде тоже мелькнуло узнавание.

«Значит, не показалось» — майор остановился у старика, торговавшего махоркой, прикрыл глаза, примерил мысленно форму, как учили. Петлицы со знаками различия на форменном воротнике послушно дополнили образ: Академия имени Фрунзе. Именно там его видел.

Знакомец не торопился уходить, внимательно окинул взглядом проход между прилавками, отошёл к стене с витриной магазинчика подождал, пока Пётр двинется к выходу.

«Смотрит за мной в отражении стекла. Насторожен». Майор не спешил, дал ему возможность осмотреться и принять решение.

Так и вышло. Поравнявшись с ним, Кравченко услышал:

— Закурить не найдётся?

Протянул спички.

Склонившись к огоньку, парень тихо выдохнул:

— Узнаёте? Я Костя Рябой, был слушателем, как и вы.

Так же тихо Пётр ответил:

— Точно. Ты как здесь?

— Да у тёщи живу. Служу конюхом в стройконторе.

— Ясно, а я сапожничаю понемногу.

— И всё? — в глазах Константина засветилась лукавая искорка. Рябой не сомневался, что майор не может просто так по своей прихоти стать сапожником. — Давай, встретимся вечером, подходи к семи в конюшни со стороны проулка. Там калитка будет открыта.

Пётр кивнул, прощаясь.

Бродить по городу до вечера не хотелось, но провериться не мешало. Покружив переулками и убедившись, что слежки нет, Кравченко вернулся к сестре.

***

Уже в сумерках, прихватив отремонтированную пару обуви, на случай, если остановит патруль — предъявить вместе с патентом, майор отправился к заднему двору стройконторы.

Рябой ждал. Провёл Петра Онуфриевича через неприметную дверцу в торце конюшни, рядом с калиткой.

В крайнем отсеке, не занятом лошадьми, конюхи соорудили себе уютный закуток. На ящиках и тюках с соломой лежали изношенные ватники. С прохода между стойлами сидящих и не разглядеть за высокими перегородками.

— Проходи, гость дорогой. Это наш с мужиками кабинет. Я дежурю сегодня, а сторож у главного входа сидит. Здесь нас никто не услышит.

У торцевой стены из старого кирпича потрескивала буржуйка.

Тусклые лампочки, горевшие в проходе, слабо освещали беленую стену с окошком у потолка.

Пётр нащупал в кармане, захваченные на чердаке мелкие яблоки, протянул одно Рябому, изображая смущение, спросил:

— А можно … угостить? — кивнул на соседний загон.

— Давай, — хмыкнул Константин.

«Похоже, догадался, что я проверяю: нет здесь кого то ещё. Ну и ладно».

Лошади деликатно приняли угощение, пегая благодарно ткнулась в шею бархатными губами.

Майор присел на ящики, прислонился спиной к дощатой перегородке, прислушался к себе: ощущения опасности не было. Лошади аппетитно хрустели сеном, шумно вздыхали. Тепло от буржуйки приятно согревало, мирная обстановка располагала к беседе.

Разговор этих кадровых военных, разными дорогами оказавшихся в Павлограде, был похож на прогулку по минному полю. Каждый ждал откровенности от собеседника, а сам остерегался открываться.

Первым не выдержал Константин:

— Слушай, это похоже на пляску с медведем: шаг вперёд — два назад. Пока не сможем доверять друг другу, каши не сварим, — совсем тихо добавил, — меня направили из штаба разведки фронта установить связь с подпольем…

Многое открыли они друг другу. Позже Пётр Онуфриевич понял для себя, почему смог довериться Константину, не побоялся предательства и провокаций. В какой-то момент осознал: если никому не доверять, выйти на подпольщиков никогда не сможет. Вот и положился на свою интуицию.

Информация, которой поделились с Константином в штабе разведки перед отправкой, была крайне скудной. Сказывалась сумятица постоянных отступлений. Адреса явок нужно было проверять. Майор стал для Рябого отличным проводником в незнакомом городе. В свою очередь, городские новости и слухи, стекавшиеся в стройконтору со всех объектов реконструкции, затеянной оккупантами, были весьма информативны для Петра.

***

март 1942

Сташков

Андрей Павлович Караванченко взял из рук девочки томик стихотворений. Люда Грушко приходила с парой поношенной обуви, в каблуке или подкладке голенища была спрятана шифровка, ключом к которой был томик стихов.

Николай Иванович Сташков жил в Павлограде под фамилией Мысов Василий Иванович, связывался с Андреем шифрованными записками. Цифры означали номер страницы, номер строки по порядку сверху и номер буквы в строке. Если не знать о какой книге речь, расшифровать невозможно. Чаще всего томик Лермонтова хранился у школьницы Люды, и книгу и записки девочка приносила Петру Ильичу Зуеву — соседу Андрея, а тот передавал Караванченко. Ответы отправлял по другому каналу совсем другим почерком, такие предосторожности совсем не казались лишними после провала Днепропетровских подпольщиков.

Люда Грушко звала Сташкова «дядя Вася».

Цвет бумаги, служившей обложкой, менялся. Это был условный знак — Сташков просил о явке. После той зимней встречи в лесу с командирами партизанских групп, они не виделись. С тех пор многие погибли в стычках с фашистами и облавах карателей. Устроенные в лесу схроны и землянки не спасали зимой.

Прилегающие к редким лесам сёла, оказались под пристальным вниманием карательных батальонов и полицаев. Такой лес не мог служить надежным укрытием, пришлось искать убежище Николаю Ивановичу у проверенных людей в Павлограде, иногда в Новомосковске, под видом квартиранта или родственника. Долго задерживаться нигде нельзя. Сташков был измождён и простужен, ему предстояло обойти всю область, чтобы восстановить связи подполья после череды провалов в Днепропетровске.

Чаще всего встречались у Садовниченко, вырабатывали способы диверсий на предприятиях города и железной дороге, обдумывали возможность спасения пленных из концлагеря, готовить к восстанию запасы оружия и боеприпасов.

Полицай Михаил Ларцев, тоже подпольщик, наблюдал за улицей, подстраховывая эти встречи.

Караванченко не спрашивал, где Сташков живёт — лучше не знать, но и отпускать его в таком состоянии опасно, отлежаться надо, человек с температурой не в состоянии бдительно отслеживать окружающую обстановку.

Все контакты со связными Андрей Павлович вёл через сапожную мастерскую, неприметная будочка недалеко от рынка естественно вписывалась в городской ландшафт. По месту жительства Андрея страховал надежный сосед Пётр Ильич Зуев. Дом был общий на двух хозяев. Сначала связной заходил в его квартиру и, лишь убедившись в надежности посетителя, старик Зуев звал Андрея к себе.

Новости были тревожными. В здании школы фашисты разместили 213-ю карательную дивизию СС барона фон Чаммера, там круглосуточно шли допросы захваченных во время нового карательного рейда по окрестным лесам. Большая часть партизан погибла в Орловщанском и Самарском лесах. Прятаться в жидком редколесье было негде. Пришлось остаткам отрядов раствориться среди местного населения. Уцелели единицы, те, кому было