Шопинг в воздушном замке - Дарья Донцова

— Не знаю.

— Вы звонили в «Скорую»?

— Не знаю.

— Майя!

— А?

— Хотите денег?

— Очень! — алчно воскликнула пьянчужка.

— Но я так просто и копейки не дам. Попытайтесь вспомнить подробности.

— Об чем?

— О болезни Суворовой! Когда Пелагее Андреевне стало плохо, вы обратились к врачу?

— Не знаю, — заморгала Майя.

— Черт возьми, хватит прикидываться! — топнула я ногой. — Видите тысячу рублей?

— Да, — прошептала пьяница.

— Она ваша. Как только расскажете в деталях про Суворову!

Майя опустилась на траву.

— Ее Марь Иванна привела, сказала: «Ко мне бывшая невестка приехала, комната нужна, а у тебя летний домик пустует».

Я сходила к расположенной у забора поленнице, взяла небольшой чурбачок, принесла его туда, где сидела Майя, устроилась на нем и попыталась вникнуть в суть дела.

Майя любит приложиться к бутылке, она алкоголичка, регулярно уходящая в запой. Пока был жив ее сын, он держал мать в ежовых рукавицах, вел хозяйство: огород, скотина — все было на плечах работящего Димы. Дмитрий поставил в дальнем конце участка, прямо у леса, небольшой летний домик, состоявший из комнаты, веранды и крохотной кухоньки. Парень сдавал его москвичам, желавшим вырваться на лето из душной Москвы. Правда, много прибыли сарайчик принести не успел — Дмитрия забрали в армию, и он погиб при невыясненных обстоятельствах.

Лишившись единственного сына, Майя получила постоянный повод для пьянства. У местных кумушек вначале языки не поворачивались осуждать мать, потерявшую ребенка. Майю подкармливали, давали ей обноски. Но время шло, и отношение к бабе менялось. Через пару лет алкоголичку перестали жалеть.

— Жрать хочешь — сажай картошку, огурцы, капусту, — говорили соседи, когда Майя возникала на пороге с протянутой рукой. — У нас тоже жизнь не сладкая, но ведь не попрошайничаем!

В конце концов пьяница задолжала всем и окончательно опустилась. Несколько раз Майя делала попытку подняться и даже вывешивала у магазина и на станции объявление «Сдается дача, недорого». Но люди, хотевшие спокойного отдыха, мигом убегали прочь, увидев хозяйку. Никто даже не заглянул в летний домик, кстати, достаточно приличный. Сама Майя туда не ходила.

Не так давно к ней заявилась соседка Мария Ивановна, жена дальнобойщика Игоря, и сказала:

— Помнишь, сколько ты мне должна?

— Отдам, — пообещала Майя.

— С каких шишей? — засмеялась Мария Ивановна.

— Заработаю и верну, — буркнула пьяница.

— Мало надежды, — соседка трезво оценила свои шансы на получение денег. — Но ты можешь отработать долг.

— Плохо себя чувствую, голова болит, — закряхтела Майя.

— Особых усилий не понадобится, — сказала Мария Ивановна. — Я сдала свою пристройку на лето хорошим людям, они бабушку к нам привезли. Оплатили и дом, и еду, и уход. Да только мне на голову свалилась Лариса, бывшая невестка, с внуком. Вон их никак не выгнать, а в одном доме жить не можем, вторая жена Кости первую на дух не переносит. Вот я и придумала: ты пустишь бабку в летний домик, а мы тебе долг простим.

— Больно жирно получается! — возмутилась Майя. — Мне, значит, за старухой следить? И на какие шиши я ее кормить буду?

— Только жилье предоставишь, — успокоила пьяницу Мария Ивановна, — остальное наша забота.

— Тогда ладно, — согласилась Майя.

Костик, сын соседки, привел домик в порядок, притащил туда мебель, повесил занавески, наладил телеантенну. Пелагея Андреевна оказалась вполне милой старушкой, и Майя живо поняла свою выгоду. Один раз она предложила Суворовой погулять по деревне, подвела ее к магазину, посадила во дворе и, зайдя в сельпо, сказала продавщице Кате:

— Отпусти консервов в долг, у меня дом сняли, вон москвичка на лавке кукует. Она со мной через пару дней расплатится, я тебе деньги принесу.

Екатерина, несмотря на то что хорошо знала Майю, поверила пьянице. А та разжилась у местной самогонщицы бутылкой первача и ушла в загул.

Как долго длился запой, Майя сказать не могла, календаря у нее нет, на работу она не ходит, поэтому способна определить лишь время года — лето. Очнувшись, Майя стала искать денег на опохмел и первым делом отправилась к Пелагее Андреевне, но той на месте не оказалось…

— Ушла, — бормотала сейчас Майя, — и собаку свою придурковатую бросила. Никак не уходит! Вчерась я швырнула в нее топор, да не попала. Хотела прибить суку — не получилось.

— Пелагея Андреевна пропала, оставив пса? — уточнила я.

— Ага, — кивнула Майя, — мне самой жрать нечего, а тут эта дрянь. Имя у нее дурацкое — Плюшка. Тьфу! Зачем пса заводить, да еще такого? Один расход. Слушай, может, поймаешь уродину?

— Зачем? — бдительно спросила я. — И потом, Плюшка никуда не убегает. Я только что ее гладила.

— Это она тебе далась, а от меня бежит, — возмутилась Майя. — Поймай, а? Я ее в ведре утоплю. Ходит по двору как у себя дома… Не люблю собак! Одни блохи от них!

Я прижала руки к груди. Много лет назад мой папа сказал маме, оперной певице:

— Солнышко, ребенка надо отвести в спортивную секцию самбо.

— Ты с ума сошел, Андрей! — возмутилась мамуля. — Еще предложи малышку в бокс отдать! У нас девочка, ты не забыл?

— Женщина должна владеть навыками рукопашного боя, — не успокаивался отец, — чтобы постоять за себя.

— Отвратительно, — заявила мама, и меня отправили в музыкальную школу.

Став взрослой, я много раз жалела, что в школьные годы не научилась кулачному бою и не умею делать бросок через бедро. Иногда очень хочется в качестве решающего аргумента долбануть собеседника по носу. Но, к сожалению, физической силой я не обладаю, поэтому приходится сдерживаться. Хотя сейчас желание сунуть Майю головой в то самое ведро с водой, в котором она собирается утопить несчастную Плюшку, всецело завладело мною. Кстати, брошенная собака обладает ярко выраженными экстрасенсорными способностями — едва Майя показалась во дворе, Плюшка словно растворилась в воздухе. Подавив гнев, я велела пьянице:

— Покажите мне летний домик.

— Деньги! — потребовала алкоголичка.

Получив тысячу рублей, хозяйка отвела меня к сарайчику, который внутри оказался вполне пригодным для обитания. На небольшой застекленной веранде стояли стол, накрытый потертой клеенкой, софа, двухконфорочная плита и длинная скамейка с тремя ведрами. Далее шла примерно десятиметровая комната, узкая, как пенал. В ней имелись кровать, тумбочка, стол с телевизором и кресло.

— А где вещи Пелагеи? — спросила я у Майи.

— Не знаю, — ответила та. — Вон календарь висит.

Я посмотрела на стену. Там, на гвоздике, болталось яркое издание, некоторые цифры были обведены кружками, рядом чернели какие-то надписи. Пелагея Андреевна, похоже, очень любила собак, она купила календарь, украшенный фотографиями щенков. Старушка не отрывала листы, она их просто переворачивала.

— Возьму численник, — сурово сказала я.

— Он денег стоит, — не упустила шанса заработать Майя.

— Верно, но не вы его покупали.

— Вернется бабка, потребует свое имущество, что ей скажу?

Пришлось достать еще одну купюру. Я помахала перед носом Майи казначейским билетом и сказала:

— Отведите меня к Марии Ивановне, тогда получите гонорар.

— Ее избу отсюда видно, — Майя ткнула пальцем в окно, — далеко ходить не надо!

Я сняла со стены календарь, свернула его трубочкой и двинулась через заросший лопухами и крапивой огород в соседний дом.

Мария Ивановна откровенно испугалась, увидев гостью. Она проводила меня в парадную комнату, нервно пригладила волосы и забубнила:

— Ничего плохого мы не сделали… бабушка не наша, не родная…

Я положила руки на стол, застеленный накрахмаленной до хруста скатертью, и завела проникновенную речь:

— Уважаемая Мария Ивановна, как я уже говорила, я являюсь представителем клиники Сейфуллина. У Суворовой инсульт, она не способна к общению, нам необходимо найти ее родственников.

— Не наша бабушка, не родная… — повторяла хозяйка с испугом, — мы никакого отношения к ней не имеем…

— Но вы ее у себя поселили?

— За деньги. У нас все дачи сдают, лето год кормит. Пенсии маленькие, у детей свои заботы, им не до стариков, — начала давить на жалость хозяйка, — вот и берем постояльцев.

— Пелагея Андреевна сама пришла? — улыбнулась я. — Из Москвы приехала, постучалась в дверь и попросила сдать ей каморку на три месяца? А потом вы ее к Майе переселили. И «Скорую» себе старуха сама вызвала? Никого не побеспокоила, тихо в клинику отправилась?

Мария Ивановна затеребила бахрому скатерти.

— Нет, — в конце концов призналась она, — не так дело было.

— А как? — тут же спросила я.

Хозяйка вновь пригладила ладонями волосы.